Владимир Безымянный - Тени в лабиринте

– На Ринго Стара тридцати пяти лет, – не задумываясь, ответил Серов.

– Я так хорошо сохранился? Спасибо за комплимент. Но мы до сих пор не познакомились. Меня зовут Александр Яковлевич, я майор уголовного розыска, хочу с тобой посоветоваться.

– Я заинтересовал уголовный розыск? – пробормотал Серов. И вдруг испугался, что этот странный майор услышит хлесткое биение сердца.

– Почему заинтересовал, ты знаешь и сам. Так ведь? Я не Шерлок Холмс, но ход своих мыслей могу пояснить. Вызывают, скажем, тебя по повестке. Ты являешься точно в назначенное время, но вынужден с полчаса прождать в коридоре, пока тобой поинтересуются. Потом ты заходишь в кабинет и следователь сухо предлагает присаживаться. После чего, оторвавшись от неотложных бумаг, он впивается в тебя из-под очков не сулящим ничего хорошего гипнотическим взглядом и казенным голосом говорит: «А теперь рассказывай все, не стесняйся. Твой дружок у нас на заметке и далеко не уйдет, так что нет смысла мутить воду». Следователь пытается взять тебя в оборот, говорит про убийство так, будто этот вопрос для него – открытая книга, а тебе пора примерять наручники.

– Вы преувеличиваете, – резко возразил Серов. – Я не имею никаких претензий к вашему следователю. Говорил он со мной нормально, на понт – не брал, но добавить к сказанному в милиции мне нечего.

– Возможно, и так, хотя не будем забывать, что ты озлоблен на правоохранительные органы. Я ознакомился с твоим делом, и мне показалось, что твое правонарушение не совсем обычное, да и сам ты не обычный правонарушитель. Ты остро реагируешь на несправедливость. Вот есть, к слову, совершенно незнакомый тебе человек, полный сил и энергии. И его ни с того, ни с сего убивает шаровая молния – объект непонятный и непредсказуемый. Ты спас бы этого человека, если бы это было в твоих силах?

– Как?

– В смысле – каким образом? Это неважно.

– Нет – какой ценой? – уточнил Серов.

– Не подвергая себя чрезмерной опасности. Просто нужно решиться.

– Ну, знаете, это неинтересно. Проза жизни.

– И это тоже проза жизни? – Голиков извлек из нагрудного кармана несколько фотографий Моисеева и показал Дмитрию. – Да не бледней ты так, тебе никто не собирается «шить» дело.

– Чего вы от меня хотите? – затравленно спросил Серов, делая ударение на собственной персоне. – Этого, – он кивнул на снимки, – уже не спасти. И шаровая молния здесь ни при чем.

– Дима, не забывай, пистолет находится в руках преступника, – майор незаметно перевел разговор на интересующую его тему. – Скажи, разве ты чисто по-человечески абсолютно равнодушен к тому, что в любую минуту кто-то может превратиться в мишень?

– Ах, чисто по-человечески! А по-человечески, когда тебя постоянно втаптывают в грязь? – У Дмитрия невольно вырвалось это полупризнание, но, подспудно почувствовав доверие к своему собеседнику с чуть грустной улыбкой и усталыми умными глазами, насквозь проникающими в самые дальние закоулки души, он уже не мог остановиться. – Когда знаешь, что дорога в институт заказана и есть отличный выбор между временной работой по погрузке-выгрузке вагонов в ночную смену и подметанию дворов. Есть, правда, еще завод. Только подойдет иной раз кто-нибудь из начальства, когда вкалываешь, да посмотрит на тебя эдаким прищуренным взглядом: что, мол, уркаган, ничего больше не натворил? И хочется ответить, как в книжках не пишут, да нельзя. Потому что выгонят, а деваться некуда.

Голиков молчал. Он решил дать Серову выговориться, принципиально не желая ловить его на слове. Реакция Дмитрия на последний вопрос утвердила майора в мысли, что если еще не «горячо», то уже, во всяком случае, «теплее».

Через сквер пробежала, подбрасывая задними лапами светло-пегая русская борзая, звонко пролаяла на сидящих на скамейке и, сочтя свою миссию выполненной, потрусила обратно к хозяйке – девушке лет семнадцати в ярко-синем спортивном костюме.

– Самое противное, – продолжал Серов, – никто тебя не выслушает, твое мнение всем до лампочки. Да что я распинаюсь тут перед вами…

– Да-а, – неопределенно протянул Голиков, – не выслушают, не похвалят, не погладят… Тебе не стыдно? Нужно иметь перед собой четко поставленную задачу, Цель в жизни, мечту, в конце концов. Ты мечтаешь о чем-нибудь?

– Сейчас у меня одна мечта: собрать манатки и бежать из этого проклятого города куда глаза глядят.

– Так почему бы тебе действительно не уехать, скажем, на БАМ? Там разворачивается грандиозное строительство.

Серов досадливо мотнул опущенной головой.

– Мать, – коротко ответил он. – Оставить не на кого, а у нее сердце.

– Ясно, – сказал майор. – А Тюкульмин, он тоже очень хотел уехать? Или ты давно его не видел?

После непродолжительного раздумья Дмитрий утвердительно кивнул:

– Давно.

– Порвал, наверное, с ним всякие отношения, хотя на суде грудью стоял за друга.

– Какой он мне теперь друг?

– А зачем ты несколько дней назад заходил к нему домой? – Голиков решил сыграть ва-банк.

Серов оторопел.

– Вот оно что. А я-то думал… – Голикову показалось, что Дмитрий в одно мгновенье отгородился непроницаемой стеной отчуждения, подобно моллюску, плотно смыкающему створки раковины в минуту опасности. – Я знать ничего не знаю, ни к кому не ходил и впутываться в чужие дела не собираюсь. Надеюсь, ко мне больше нет вопросов, гражданин начальник?

– Прекрати! Я беседую с тобой неофициально, если хочешь, можешь повернуться и уйти, – произнес майор, кляня себя за поспешность, а Дмитрия – за ложное понимание чувства товарищества. – Или ты вообразил, что угрозыску больше нечем заниматься, кроме как следить, у кого бывает в гостях Дмитрий Серов. Вчера вечером наш сотрудник побывал дома у Тюкульмина и выяснил у его матери, что Анатолий около двух недель назад вдруг куда-то уехал. Вера Семеновна была очень взволнована этим обстоятельством. Она нам, кстати, и сообщила, что на днях к ней заходил какой-то Дима и справлялся о Толике. Между прочим, по заявлению Веры Семеновны Анатолий Тюкульмин объявлен в розыск. Как ты сам понимаешь, дело принимает серьезный оборот. – Голиков искоса взглянул на призадумавшегося Серова. – Вот в связи с этим у меня есть к тебе большая просьба. Может быть, ты догадываешься, куда поехал Толик, или подскажешь нам, с кем он мог поделиться своими планами. Вреда этим ты Тюкульмину не нанесешь, а расследованию окажешь огромную помощь. Сразу оговорюсь: если ответ на этот вопрос несовместим с твоими представлениями о рыцарской чести, что ж, можешь не отвечать.

– Но я действительно даже не представляю себе, куда подевался Толик, – видно было, что Серов говорит искренне. – Знаете, – заколебавшись, продолжил Дима, – у Толика была девушка, Рита Белова, по прозвищу Княжна Мэри. Она работает продавщицей в центральном универмаге. Я, конечно, не уверен, но, может быть, он ей что-нибудь сказал.

– Красивая кличка. Это что, по Лермонтову: Белова – Бэла – Княжна Мэри?

Дмитрий впервые за время разговора улыбнулся.

– А где находятся княжеские хоромы, ты знаешь?

– Да. Хотите записать адрес?

– Говори, я запомню.

– Улица Солнечная, 34.

Прощаясь, Голиков сказал:

– Я надеюсь, ты не выбросил наш номер телефона. Если что-нибудь понадобится, обязательно позвони.

– Ладно, – вяло пообещал Серов.

Ветер налетал порывами, бросая в воздух увядающую листву и нагоняя друг на друга белоснежные перистые облака.

«Неплохой парень этот Серов, – рассуждал Голиков, возвращаясь домой размеренным прогулочным шагом, – сейчас не часто встретишь такого – неустроенного внутри и покрытого хрупкой оболочкой напускного равнодушия снаружи. Разговор с ним, безусловно, дал положительный результат. Главное – одержана моральная победа: Дима кое-что рассказал. В нем сейчас происходит внутренняя борьба, подвергаются переоценке многие, казавшиеся незыблемыми, ценности. Важно и то обстоятельство, что ему, видимо, небезразлична судьба скрывшегося Тюкульмина (а в том, что тот скрылся, сомнений не остается). Второй пистолет существует, и Серов, скорее всего, передал его Толику. Неспроста же этого веснушчатого парня с непомерно рано пробивающейся сединой мучают угрызения совести».

Голикову вспомнилась собственная жизнь – детство в рабочей семье, редкие радости, частые недоедания. Потом война, разруха. Родители и старшая сестра Варя погибли, сам он остался с бабушкой. В 1947 году окончил семилетку, какое-то время не мог найти себе места, год проработал слесарем в котельной. Затем – .армия, служба в погранвойсках на западной границе. Когда срок службы подошел к концу, остался на сверхсрочную. В 1959 году вернулся в родной Верхнеозерск, куда его неоднократно приглашали на работу в органы МВД. Спустя семь лет Голиков стал начальником отдела уголовного розыска города…

В арке мелькнула знакомая приземистая фигура.