Виталий Гладкий - Седой

Молчаливый незнакомец ушел. А Костя еще долго стоял на опустевшем перроне, вглядываясь в темень, где растаял последний огонек поезда, умчавшего в неизвестность Сашу Каурова – друга, ставшего ему старшим братом.

Глава 11. ПРАКТИКАНТ СНЕГИРЕВ

Мишка Снегирев, невысокий коренастый паренек, конопатый и шустрый, в своем кургузом пиджачке смахивал на школьника. И уж вовсе он не был похож на студента юрфака, будущую «звезду» криминалистики, как его прозывали, посмеиваясь, сокурсники. Правда, по адресу Мишки Снегирева институтские острословы проезжались довольно редко и уж вовсе не в дни сессии.

Когда в коридорах института бушевали экзаменационные страсти и ошалевшие от бессонницы и неимоверных доз кофе студенты торопливо глотали таблетки успокоительного перед тем, как протянуть дрожащую руку за билетом, когда заядлые преферансисты, привыкшие к ночным бдениям за бесконечными «пульками», без устали строчили «шпоры» разнообразных калибров – от «бомб» величиной с тетрадный листок до «блошек» размером со спичечный коробок (на них институтские умельцы ухитрялись вместить весь «Уголовно-процессуальный кодекс»), Мишка Снегирев блаженствовал.

Это была пора его триумфа.

Помахивая видавшим виды «дипломатом», куда помещалось ровно десять бутылок крепленого вина, он расхаживал в скромном институтском сквере, с невозмутимым видом поглощая в неимоверных количествах свой любимый пломбир, услужливо предлагаемый ему будущими несчастными служителями Фемиды в виде гонорара за консультации по правовым вопросам.

Разъяснив менторским тоном очередному коллеге какой-нибудь каверзный вопросик, Мишка фамильярно хлопал его по плечу – мол, держись, не унывай, сессия – явление преходящее, и обращал свой взор к следующему горемыке, который от нетерпения мычал над ухом, с ужасом поглядывая на стремительно, как ему казалось, вращающиеся стрелки наручных часов. Оказавшись в роли практиканта, Снегирев неожиданно сам попал в незавидное положение почемучки.

Уже на исходе второй недели практики Мишка с ужасом признался самому себе, что его блестящая теоретическая подготовка – нуль без палочки. На самом деле все оказалось не так, как он себе мыслил, и как описывался в книгах труд оперативного работника.

Ворох разнообразных дел, обильно и каждодневно пополнявшийся неустанными трудами местной братвы, вовсе не способствовал неторопливым глубокомысленным рассуждениям у камина с трубкой в руках в стиле Шерлока Холмса. Весь взмыленный, словно загнанная лошадь, Мишка метался по городу с поручениями Тесленко целый день, а иногда и до глубокой ночи. Когда он приползал в общежитие, ноги уже отказывались ему служить.

Однажды, совсем отчаявшись, Снегирев решил сдаться на милость руководства управления и признать себя профнепригодным к розыскной работе.

Но тут ему неожиданно привалило счастье в виде дела об убийстве Валета, а затем и Щуки. Не зная причин такого необычайного доверия и не чувствуя подвоха, Мишка воспрянул духом. Энергия и цепкость, которые он проявил, расследуя порученное дело, вызвали нечто похожее на уважение даже у непосредственного Мишкиного начальника, капитана Тесленко.

Появление Снегирева в качестве практиканта тот поначалу воспринял, как приступ зубной боли.

«Черт бы их всех побрал, этих начальников!..» – не стесняясь Мишкиного присутствия, бубнил Тесленко, читая направление в угрозыск с визой Храмова: «Кап. Тесл.! Наставник». Подпись. Дата.

«Хорош гусь… – брюзжал капитан, скептически оглядывая неказистую фигуру практиканта. – Геракл.

В засушенном виде…»

«Уж лучше Спиноза», – невозмутимо ответил Снегирев, к тому времени все еще пребывавший в блаженном неведении относительно специфики работы уголовного розыска и находившийся под впечатлением последней сессии, где он блистал, как олимпийский бог.

«Философ, значит, – с ударением на последнем слоге определил Тесленко и хитро сощурился. – Ну-ну…»

Значение этого «ну-ну» Снегирев осознал довольно скоро…

Сегодня Тесленко был мрачнее грозовой тучи. Буркнув что-то в ответ на Мишкино приветствие, он сел за стол и принялся бесцельно перекладывать с места на место ворох бумаг.

Мишка скромно помалкивал, хотя его так и распирало желание побыстрее доложить результаты своих архивных изысканий.

Наконец капитан перевел взгляд на розовое от возбуждения лицо практиканта.

– Ну? – недовольно буркнул он.

– Тут я маленько в архиве покопался… – начал с важным видом Мишка, небрежно листая пухлую папку с выцветшей надписью.

– У тебя что, других забот мало?

– Хватает, – солидно подтвердил Снегирев. – Но, я думаю, вам следует посмотреть вот на это…

Он передал папку Тесленко.

– Ах, ты еще и думаешь, – съехидничал капитан. – Приятно слышать, – добавил: – Философ…

Тесленко прочитал первые страницы дела, которое подсунул ему практикант:

– «Убийство главного инженера хлебозавода Зарубина и его жены…» Послушай, на кой ляд мне эта археология?

– И еще одно дело, – невозмутимо положил на стол капитана вторую папку Снегирев. – Тоже заслуживает самого пристального внимания.

– Объясни, – решительно отодвинув папки в сторону, сказал Тесленко. – Если можно, покороче.

– Ладно, – согласился Снегирев. – Дело в том, что эти два преступления имеют один «почерк».

– Ювелир Сорокин… – Тесленко заглянул во вторую папку. – «Вооруженный грабеж. Убиты: ювелир, его жена и домработница…» Ну и что?

– Как – что? – загорячился Мишка. – Вы посмотрите, посмотрите внимательно! В квартирах

Зарубиных и ювелира были найдены окурки. Вот фотографии. Окурки были оставлены бандитами.

Доказано. Но главное, на что почему-то не обратили тогда внимание, – прикус на фильтре во всех случаях аналогичен! Я сравнил.

– Криминалист… – В голосе капитана звучал сарказм. – Ты закончил?

– Нет! – Разгоряченный Снегирев ткнул пальцем в одну из фотографий из дела ювелира Сорокина. – Сейф в квартире ювелира был вскрыт точно таким же образом, как и в магазине! Вот!

– Послушай, Михал Иваныч, тебе какое дело поручено расследовать?

Вежливое обращение капитана не сулило Мишке ничего хорошего.

– Занимаешься Валетом и Щукой, так и занимайся. Не лезь в чужой огород. Усек?

– Я и не лезу…

Мишка покраснел от обиды, как вареный рак.

– И, кстати, я еще не закончил. В квартире Зарубиных экспертам удалось «срисовать» отпечатки пальцев.

Очень неважные, и по тем временам практически непригодные для идентификации. Я попросил экспертов проверить на нашей новой аппаратуре, и вот что из этого вышло…

Снегирев, не глядя на своего начальника, положил перед ним листок бумаги.

– Заключение экспертов… – Тесленко прочитал и неожиданно почувствовал, как его захлестнула горячая волна. – Валет и Кривой?!

– Так точно, товарищ капитан, – официально ответил Снегирев, хмуро глядя мимо Тесленко.

– Миша, извини, я был не прав.

Тесленко протянул Снегиреву свою широченную ладонь.

– Ладно, не дуйся, – сказал он миролюбиво. – Держи пять.

Мишка, какой-то миг для вида поколебавшись, крепко пожал руку капитана.

– Да, брат, это, я тебе доложу, бомба. – Тесленко пристально посмотрел на Снегирева. – Это все?

– Почти.

– Что еще ты откопал?

– Есть у меня одна версия… – Снегирев заколебался. – Не знаю, насколько она правдоподобна…

– Ну-ну, – подбодрил его Тесленко.

– Бандиты при грабеже квартиры Зарубиных допустили промах. Так уж вышло, что остался свидетель, малолетний сын Зарубиных. Он был ранен.

– Его опрашивали?

– Да. То есть, не совсем так… Мальчик был в шоке, его долго лечили. Следователь, по настоянию врачей, не рискнул детализировать обстановку грабежа до полного выздоровления мальчика. Сына Зарубиных не стали расспрашивать о грабителях, чтобы не травмировать мальчика.

– А потом?

– Потом дело просто сдали в архив. «Висяк»…

– Бывает… – поморщился Тесленко, вздыхая. – Чтобы не портить отчетность последующих кварталов… Где теперь этот мальчик?

– Я наводил справки. Исчез. Он ушел из семьи, приютившей его после смерти родителей. И как в воду канул.

– Нескладно получается… Нужно его разыскать. Во что бы то ни стало.

Тесленко ненадолго задумался, а затем сказал:

– Ну, ладно, выкладывай свою версию…

Глава 12. КОСТЯ

У «вертушек» заводской проходной, в просторном вестибюле, толпились рабочие. Костя, подивившись про себя столь необычному в это время скоплению народа, протянул пропуск хмурому охраннику.

– Костя, погодь! – окликнул его знакомый голос.

Костя обернулся и увидел пушистые седеющие усы дяди Миши, его усталые, поблекшие от старости глаза.