Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

светлыми редкими волосками. — А вот ты и Сережка как будто только вчера из «альма матер…»

— Слушай, Стив, какими судьбами? Что тебя забросило в Москву?

— Так Майка правильно сказала — шпионю… отшутился он. — У вас тут говорят так лихо строят капитализм, что пора бы и поучиться.

— По линии гуманитарной помощи… — поспешила с объяснениями Скоробогатова. — А вообще-то он писатель и путешественник, вроде тебя…

— Писатель! — восторженно пророкотал Валерий. — Вот это здорово! Слушай, я тут накропал сочиненьице про годы в Африке — там все: и про этих обезьян, которых приходилось учить высшей математике, и про львов с зебрами… Думаю, что представляет огромный интерес для вашего читателя…

— Прочитать надо… — уклончиво ответил Стив. — У нас, сам наверное знаешь, все определяет издатель. Хочешь, могу посодействовать…

— А что ты привез в Москву? — не отставал Валерий.

— Лекарства…

— Это замечательно, — опять обрадовался былой однокашник, — слушай. — Он принялся рыться в бумажнике. — Вика, — крикнул он жене, — где этот чертов рецепт, что прописали Сашке?… Господи, да куда же он запропастился! Ага, вот, нашел… Панадолиум!

— Панадол, — поправила его супруга, снова возникая на пороге комнаты с огромным блюдом в руках на нем было что-то зажаренное, похожее на крупную курицу, обложенное картофелем и яблоками. — Да садитесь же вы к столу. Валерка, ты совсем не ухаживаешь за гостями. Разливай, для чего рюмки поставлены!

— Я посмотрю, — коротко ответил Стив.

Ну вот и отлично. Это индейка — специально для тебя приготовили…

— У нас такую принято подавать в день Благодарения, — пояснил Стив.

— А может, у нас сегодня именно такой день, — прищурив глаз, захохотал Валерий. — Эх, ребята! Сколько же лет прошло… Дети уже выросли… Тебе водки или сухого?

— А кваса нет? — спросил Стив. — Знаешь, я иногда, когда очень жарко, вспоминаю ваши бочки, что стоят на каждом углу…

Стояли, — поправил его Валерий. — Теперь ни бочек, ни квасу… — а наши фанта и колы — все не то — химия…

Ничего, обойдешься без квасу — не в Калифорнии. Водочки, водочки! За встречу, за дружбу…

Они выпили, закусили и наконец наступил тот момент, когда первая суета встречи узнавания закончилась и можно было приступать к сути, ради которой они и пришли.

— Слушай, Валера, — начала Майя, — ты помнишь такого парня на два курса младше… Роберт Вильсон?

— Роберт? — переспросил Валерий. — Вильсон? Это тот, что учился как проклятый да с Катькой Гурковой на коньках кататься в Парк культуры бегал? Отчего не помню — преотлично…

— Понимаешь, — продолжила Майя, — они со Стивом не поддерживают отношений. Живут, вроде, в одной стране, а адреса друг друга не знают. Может, он кому из наших письмо когда написал? Или открытку?

Хм, — хозяин квартиры поправил очки на носу и задумчиво, этак изучающе посмотрел на Эпстайна. — Чего ж это у вас в Штатах так хреново работают адресные бюро?

— Нет у нас таких, — поддевая на вилку маринованный гриб, сказал Стив. — У нас нет прописки, и каждый волен жить там, где ему хочется…

— Это что, ты пропагандой занимаешься?.. — смешливо наморщил лоб Валерий. — Ты это брось! Права человека и все такое — проходили…

— Да нет, — подумав, что его не поняли, пояснил Стив. — Права человека тут ни при чем… Мы об этом просто не думаем. Представь себе, что некий бизнесмен может себе позволить купить дом лучше, чем у него был… С бассейном, с садом, в хорошем районе. Или наоборот, средства не позволяют жить в тех же условиях, что раньше. Вот и переезд наметился… Или по состоянию здоровья — «вреден Север для меня…», как говорил Пушкин, — и уехал в Южную Каролину. Попробуй разыщи… Если бы он был крупным политиком или бизнесменом, да еще замешанным в крупном политическом скандальчике, — о нем бы трубили все без исключения газеты и журналы, от «Нью-Йорк таймс» до «Плейбоя».

Кому он может написать? Ну и вопросики у тебя… Я бы подумал, что в первую очередь тебе… Но раз этого не произошло, то… надо позвонить Катьке Гурковой! Ей бы он точно написал — ну, в день рождения, например. «Хэппи дэй! Хэппи дэй!» Слушай, Виктория! — позвал он жену, опять исчезнувшую на кухне. — Не помнишь, где моя старая записная книжка? Не та, что последняя, а предпредпоследняя — в красной обложке…

— В серванте, наверное… — долетел в комнату голос жены.

Хозяин квартиры встал, выдвинул ящик серванта и принялся рыться в нем. В руки попала зеленая коробочка — он с гордостью извлек из нее медаль на разноцветной планке и помахал в воздухе:

— Это мне черные подарили за дружбу с народом, — он расхохотался. — Лучше бы «шарпом» одарили… А наши обошлись только благодарностями… Где же эта книжка? — Он рылся в ящике. — Ах, вот она… Так, так… А,Б,В,Г… Га… Ге… Григорьев… Гуркова Катерина Петровна! Есть телефон, пишите… — он продиктовал номер. — Еще посмотрим, кто подходит…

Он дотошно перерыл всю книжку и продиктовал еще два или три телефона бывших однокурсников и однокашников, с кем, по его мнению, мог общаться в те стародавние времена юный американец по имени Роберт Вильсон.

И застолье продолжилось своим чередом… Лишь поздно вечером, наговорившись и навспоминавшись вдоволь, Майя и Стив вышли из дома. От крыльца подъезда им вслед долго махал рукой гостеприимный хозяин, а его супруга, отодвинув занавеску окна, добродушно улыбалась с четвертого этажа.

— Приезжай еще… Будем рады!

— Хорошо… Как-нибудь! — отвечал Стив, ведя под руку Майю Семеновну Скоробогатову.

И ни он, ни она еще не знали, что это их последний вечер вместе.

ГЛАВА 23. МОСКВА. ДОМ НА ТВЕРСКОЙ

Солнце попало в окно квартиры Вашко и если бы могло удивляться, сделало бы это непременно. Она походила на огромный склад. Все комнаты от пола до потолка были заставлены огромными цветными коробками с иностранными наклейками. В них были лекарства. Еще ночью Кириченко, Мышкин и другие солдаты, разгрузив армейский грузовик, попрощались и уехали восвояси. А Вашко и Курт до самого утра полоскались в ванной, брились, пили чай.

Когда Вашко продрал глаза, часы показывали начало десятого. Расталкивая спящего на раскладушке обложенного со всех сторон коробками Курта, он пристально разглядывал его заспанное лицо.

— Эй, камрад! Подъем!

— Гутен морген, — приветствовал его водитель, удивленно озираясь. — Добрый утро…

Добрый-то добрый, а вот с глазом у тебя не полный порядок, — пробурчал Вашко недовольно. — Ишь какой синячище, глаз заплыл совсем…

Это есть ничего… — бодро вскочил на ноги Курт и начал натягивать на себя одежду. — Сейчас будем доставать из коробки «плюмбум примочка»…

— Свинцовая, она, знаешь, тоже не сразу действует…

— Делать надо дело… — многозначительно