"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 1-30 - Татьяна Юрьевна Степанова

Московские коллеги работали споро и дружно. Колосов чувствовал себя лишним. Но не уезжал. Не мог — словно гири на ногах, не сдвинешь.

Слушал, как неспешно журчали их голоса. По-видимому, убийца — знакомый погибшего: хитроумные и многочисленные запоры на двери не взломаны, аккуратно открыты самим хозяином. На столе бутылка коньяка — рюмок вот только нет. Не успели откушать или убийца забрал рюмки с собой, чтобы пальчики не оставлять.

Выстрелы с близкого расстояния. Соседи шума не слышали, нет? Однако три выстрела! Значит, либо спят крепко в выходной день, либо использовался глушитель. Да, скорее всего, глушитель. Марка оружия-Гири на колосовских ногах росли, росли, скоро ему уже казалось, что это не гири даже, а ядра Царь-пушки, прикованные к нему железными кандалами. Приехал Ковалев, приехали ребята из «убойного».

Шеф, говорят, звонил уже, ругался.

— И Панкратов звонил, — сообщил Ковалев тихо. — В курсе. Как узнает только! По каким таким каналам? Тебя требует совещаться.

Никита кивнул. Перед ним была ПУСТОТА. Такая пустая-пустая, как дырка от бублика. Провал. Полный. Надо начинать все заново. Только вот с чего? Все концы, завязанные на Арсеньеве, кто-то столь предусмотрительно обрубил.

Он брел к машине. Невидимые гири глухо бились о тротуар. Только он слышал эти удары, они совпадали с ударами его сердца. Разбитое сердце начальника отдела убийств. Разбитое вдрызг. Гири...

Ему вспомнилась Катина квартира на Фрунзенской. Балконная дверь за зеленой шторой и этот вот спортивный инвентарь... Ему ведь кто-то помогал все это время. Совался не в свое дело. Катя помогала... Катя... Что-то она игнорирует его. Информацию получила, любопытство насытила, и адье. Женская память коротка. Но ведь она тоже в курсе. Она кое-что знает по этому делу, о чем-то она ведь думает! Она...

Колосов повернул ключ зажигания нарочито энергично, чуть не сломал бородку. Вот так, дожили! Как христарадник с протянутой рукой — подкиньте кретину, подкиньте идейку! Но ведь надо же начинать все заново.

Он ехал к Панкратову с тем же чувством, с каким, наверное, Емельян Пугачев ехал на Болото на собственную казнь. Только у Пугачева была персональная клетка и ее дружно волокли битюги. А здесь.., здесь даже по сторонам нельзя было глазеть напоследок: автомобильное движение на том же самом Болоте при въезде на Каменный мост, несмотря на выходной, было ве-есьма интенсивным!

Глава 40

ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ САЛОМЕИ

Суббота началась бурно не только для Колосова. В десять утра, когда он звонил в квартиру Арсеньева, Катя названивала Мещерскому по телефону. Вчера вечером после посещения Холодного переулка она двинула прямо на Яузскую набережную.

Приятели по-прежнему обретались там: сидели в креслах и били грустные баклуши. Их реакция на Катино «Я у НЕГО только что была!» напоминала реакцию гоголевских персонажей на знаменитое: «К нам едет ревизор!»

— Ну зачем, зачем ты это сделала?! — скрежетал зубами Кравченко. — Я же просил тебя русским языком. Я САМ. Я...

— Он какой, Кать? — тихо спросил Мещерский. Она секунду подумала.

— Он.., он как сломанное дерево. Помнишь, у нас на даче клен на развилке? Сук еще грозой отломило. Так и он. Пополам переломленный.

— Клен ты мой опавший, клен позеленелый. — Кравченко закурил сигарету, затянулся. Катя воззрилась на него с недоумением: он же никогда не курил!

Мещерский сел рядом с Вадимом, спросил:

— Сравнение точное?

— Черт! Черт вас возьми с вашими аллегориями! Я его видел на сцене — в костюме, морда вся намазана, балахон шикарный, в золоте весь. — Глаза Кравченко сузились от злости. — Царек весь из себя в на воротах. Обо всем рассуждал, мораль читал. Сукин сын!

— А второй, этот Данила?

— Он там ноль, понял? Он просто робот, марионетка — швыряет свое копье в цель заданную. Убивает не он, Сереженька, убивает этот сукин сын, этот Игорюша. Ты ж его голоса не слышал: «Убить эту женщину!» Нет, это не театр, это...

— А остальные? Эта Иродиада, например? — не унимался Мещерский.

— Она только тень своего Ирода. Умная тень, во всем СОЛИДАРНАЯ тень. Любовница, наверное, ею подстилка.

— А Саломеи? Кравченко умолк.

— Считай, что я их не видел. Только грим, понимаешь? Лиц я их не видел, только одинаково раскрашенные маски. Они... Парень здорово играет, танцует — мертвого проймет. Он профессионально занимался балетом, это сразу видно. А вот девушка...

— Поедем, ну, поедем туда! Я звоню своим в тур-клуб. К черту РУОП, пусть. Заберем оттуда девушку. — Мещерский тянул Кравченко чуть ли не за рукав. — Он же убьет ее. Теперь, когда Катя так необдуманно поступила...

— Я необдуманно поступила? — вспылила та. — Да вы сами бездельники! Сидите тут, палец о палец не ударили и меня еще...

— Тихо. — Кравченко обнял ее. — Тихо, Катюша. Когда старейшины держат совет, малыши сопят в две дырочки. Нет, Сереж, ОН ее не убьет просто так. Я или ничего не понимаю, или он убивает.., не просто девчонок, нет, каждый раз он убивает именно Саломею, принцессу. Для него очень много значит эта пьеса. Это по всему видно: по их поведению, Залу Мистерий, музыке, декорациям — словом, всему этому дому. Он живет словно наполовину там и наполовину здесь. По логике вещей, он.., он должен попробовать еще раз.

— Что попробовать? — спросила Катя. Но вместо ответа Кравченко спросил сам:

— Помнишь, мы смотрели видеозапись спектакля из Эльсинора, ну, там «Гамлета» еще английская труппа какая-то играла? Ты еще говорила, там прием интересный использовали?

— Когда зрители сами становятся участниками театрального действа?

— Во-во, участниками. Не просто наблюдателями, а СОУЧАСТНИКАМИ. Так и здесь. — Кравченко поднялся. — Это для него, по-моему, самое важное. Первейший кайф его в ЭТОМ.

— Да в чем? — рассердилась Катя.

— В НАС.

Этот разговор был в пятницу, а в субботу утром Катя снова звонила Мещерскому. Тот ответил, что они с Вадькой после того, как отвезли Катю домой, немного подежурили у дома Верховцева.

— Тихо там, как в гробу. Мы и уехали.

— Надо было всю ночь стеречь!

— Валя сказал, что это уже не важно.

— А ты больше Вадю слушай! — негодовала Катя. — Он умом повредился после этой пьесы. Верховцев, он же мог.., ну, сделать что-то! Я не знаю что, но МОГ! (И она в своих туманных предположениях была абсолютно права: Верховцев как раз ездил к Арсеньсву, только судьба хранила его до поры до времени.) — А где наш деятель «Я САМ»?

— В офис уехал. Ты дома сегодня.