Комната с загадкой - Валерий Георгиевич Шарапов

предпочитает, чтобы пятки были в тепле и ниоткуда не дуло. Не тот возраст у него, чтобы вновь по развалинам да подвалам шариться. Однако теперь он чувствовал редкое воодушевление и прилив сил, как будто полны карманы у него столяров-плотников и прочего строительного люда и жилье можно творить из ничего.

– А будем жить мы с тобой прямо на берегу! – И для убедительности начал руками и ногами показывать разного рода заманчивые фигуры: – Представь себе: вот тут – он провел черту чуть подальше собственного ботинка – у нас море.

– И рыба, – потребовала Светка.

Он одобрил:

– Обязательно. Косяками.

– И крабы.

– И они тоже. Смешные, боком ползают. Я тебе самого толстого поймаю.

– Давай дальше.

– Там, сзади, – он указал большим пальцем за плечо, – сплошные скалы, белые, сосны высоченные, а под ними ягод-грибов видимо-невидимо.

– Идет.

Яшка продолжал, ощущая прилив вдохновения:

– Вот тут, – провел он рукой чуть поодаль от костра, где земля показалась пожирнее, – раскопаем огород, насадим картошки и луку.

– Морковки надо обязательно, – вставила девчонка.

– Это зачем?

– Сладкая. И репки.

– Нет, она не пойдет, она не любит, когда тепло. Посадим редиски?

– Идет.

– Вот, а как поспеет, будем так же костерок жечь, только на берегу, картошку печь.

– Так, а жить-то где?

– Шалаш построим. И будет все исключительно хорошо: тепло, пятки в прибое можно греть, и небо синее, а на нем ни облачка.

– И ночью тоже?

– Нет, ночью – как черный бархат. И кругом – ни души!

Светка, подумав, заметила:

– Так хлеба надо и молока. Без молока ни на какой огород сил не хватит. Так что не выйдет, чтобы совсем никого.

Яшка, поразмыслив, предложил завести козу. Светка рассудительно заметила, что с этим животным хлопот полон рот.

– Тогда буду ходить для тебя за молоком, каждое утро, – пообещал Анчутка.

– Это ты загнул, – помолчав, произнесла она, – тебя спозаранку из пушки не разбудить.

– Зачем ты так, – урезонил Яшка, – я ж на работу исправно поднимаюсь.

– Так это потому, что ты неподалеку работаешь, рано не надо, – пояснила она, – а если не надо будет – то не станешь. Тебе же все подавай, чтобы само с неба падало.

Анчутка всерьез обиделся и открыл рот, чтобы сказать гадость, но сообразил, что надо сначала подумать.

А тут, как нельзя кстати, «кино» подоспело. С одной стороны и с другой приближались, сверкая фонарями и золотыми окошками, новенькие электрички. Прямо напротив ребят они сошлись, приветственно перекликнулись – и умчались прочь сказочными скакунами, аж искры сыпались из-под колес. Еще что-то темное продолговатое отвалилось от сияющего поезда, как-то сперва подлетело, точно продолжая стремительное движение, потом, будто спохватившись, отвесно обрушилось на склон, а далее, словно слизняк, поползло под откос.

– Упало, – бездумно повторила Светка. Присмотрелась, вдруг взвизгнула и тотчас зажала рот рукой.

На насыпи распластался человек – головой вперед, ногами к рельсам.

Глава 4

Как всегда после того, как пролетают составы, настала мертвая тишина. Все застыло. Однако на этот раз нарушили покой не вопли лягушек и звон ручья, а неведомый прохожий, который топал со стороны дороги на станцию, беззаботно посвистывая и чертыхаясь, случись на что-то натолкнуться.

Ивняк расступился, и выяснилось, что пришла знакомая личность: Колька Пожарский, точно тощий медведь, вывалился на «дачную» поляну и первым делом ворчливо похвалил Светку.

– Знатно вопишь, как сирена в тумане. Так бы и не пошел вас здесь искать. Отлично замаскировались. С чего тут ор?..

Анчутка молча указал на причину, а Колька сразу и не понял, что это за мешок на насыпи лежит.

– Ох ты, мать честная! Это как же…

Лежал человек так, что живой не сдюжил лежать и пяти минут: верхняя часть тела – прямо, привольно, точно нежась на пляже, а ноги перевернуты и изогнуты, как у куклы на веревочке.

Постояли молча, соображая и таращась. Потом Пожарский спохватился, решив, что надо что-то делать. И, примостившись на гравии, принялся осматривать человека.

Дородный, плотный, в хорошем костюме, волосы редкие длиннее, чем принято… Надо же, мода, что ли, такая пошла? Лежит вниз лицом, оно, должно быть, разбито о камни, кровь текла. Колька, решившись, дотронулся до толстой шеи, там, где воротник отходил от кожи – теплой, но уже по-особенному начинающей холодеть. Ничего не прощупывалось там. Под пальцы попалась какая-то бечевка, потянув ее, Колька вытащил небольшой серебряный крест.

– Ишь ты.

Анчутка, помявшись, подобрался поближе. Без особой охоты, но стоять в стороне и при Светке ему было стыдно.

– Ну как?

– Никак. Мертвый. Он из поезда выпал, так?

– Да, выпал.

Светка, переминаясь с ноги на ногу, благоразумно находясь в кильватере, пискнула:

– За доктором сбегать?

А Анчутка предложил:

– Перевернем, что ли? Посмотрим.

– Что смотреть? Не надо. Еще эту вот, – Николай кивнул на Светку, – откачивать придется. А смотреть там нечего, небось не лицо – каша. И мильтоны вопить будут.

– Будут, – согласился Яшка и зачем-то спросил: – А ты что тут забыл?

Колька вздохнул:

– Два билета в кино пропадают. Хотел вам подарить, да вот не судьба.

– Кина теперь достанет…

– Ладно, хорош болтать. Бегите к будке, вызывайте «ноль-два».

Светка промямлила, что «Оно, конечно, в кино бы хорошо», но, спохватившись, задергала Яшку за рукав:

– Бежим, бежим, скорее! – точно от ее торопливости что-то могло измениться.

Анчутка, сделав пару шагов, остановился и спросил:

– Ты тут останешься?

– А куда ж мне? Покараулю.

– Чтоб не сбежал?

– Аллюр три креста! – прервал друга Пожарский. – Нашел время острить. А желаешь – сам сиди, сторожи.

Яшка, который мертвецов не жаловал, немедленно открестился:

– Э, нет, это не надо, а то мало ли.

– По шее, – посулил Колька, и эти двое с якоря снялись и наконец умчались, куда сказано.

Оставшись один, Пожарский повздыхал и первым делом раздул поярче костер – и от земли, и от ручья шел холод.

Быстро все-таки и бестолково истекают свободные часы.

Покуривая, вороша в огне палочкой, он то и дело поглядывал на темную фигуру на насыпи.

Видел он в своей жизни трупы, и много, в том числе почти на этом самом месте. Они были разные, и такие тоже – изломанные, свернутые и стиснутые, как белье, которое выжимают. Но одно дело, когда война, и совсем иное – когда мир вокруг, прекрасный, весенний.

Колька думал не об этом, странно было не то, что в спокойное время люди продолжают умирать, а то, что необычно лежал этот покойник.

«Руки по швам вытянуты. Как это? Положим, сам решился выпрыгнуть – все равно поневоле клешни выкинешь вперед».

Для проверки он сам представил, каково