Мэри Райнхарт - Стена

За исключением нескольких консерваторов, дачники разъехались. Дом на холме над Сансетом опустел, но миссис Пойндекстер по-прежнему изредка заглядывает к нам.

— Я всегда подозревала эту Дин, — заявляет она со своей неизменной проницательностью. — Это должна была быть либо она, либо ее муж. А все остальные хотели убить Джульетту на протяжении нескольких лет, но не сделали этого. А он мне нравился.

Я заметно окрепла. Скоро новый врач позволит мне вернуться в Нью-Йорк. Он очень образованный, то и дело протыкает мне пальцы иголкой и наносит каплю крови на предметное стекло. Потом отвозит его в лабораторию в доме старого доктора. Что он видит под микроскопом? Интересно узнать. Мгновения, когда кровь холодела от ужаса или застывала в жилах от испуга? Вряд ли. Он ведь истый материалист.

Заканчивая эти строки, я слышу, как в саду Майк готовится к зиме. Нагружает тачку листьями и сваливает их на кучу мульчи за сараем, чтобы они там, перегнив, превратились в удобрение. А внизу Уильям убирает серебро. Он с нетерпением ожидает зимы и моей свадьбы. То и дело появляется с каким-нибудь предложением.

— Я тут подумал, мисс. Насчет приема гостей. Может, мы лучше…

Он снова помолодел — таким я его не видела много лет. И Лиззи помолодела. И Мэгги тоже— она все прикидывает, как мне одеться, и уже представляет меня идущей к алтарю в белом атласном платье и под вуалью. Я ведь ее дитя. Ее маленькая девочка, которая теперь выросла и стала невестой. Как же мало мы знаем о них, об этих верных и преданных людях, которые служат нам целую жизнь.

Вчера я взяла машину и решила прокатиться. Заехала на кладбище и посмотрела на эти три печальные могилы: Джульетты, Хелен Джордан и доктора. Каждую неделю на всех трех появляются свежие цветы— как я понимаю, заказ остается в силе. Проехала я и мимо поля для гольфа и, как обычно, увидела там Фреда Мартина— нахлобучив на голову свою старенькую кепочку и засунув руки в карманы куртки, он дает урок.

— Ну и посмотри, что ты вытворяешь на сей раз? — восклицает он. — Удивляюсь, как это ты не запулил этот мячик ко мне в дом и не зашиб ребенка!

Ребенка своего он обожает до безумия.

Время от времени заезжает шериф— посмотреть, как я тут живу-поживаю. Он заглядывал всего день или два назад.

— Кажется, это уже входит у меня в привычку, — засмеялся он. — Теперь я должен выяснить, кто украл галоши кухарки миссис Пойндекстер из легкового автомобиля, пока та была в кино. Что ж, наверное, такова жизнь.

Тут он увидел мою рукопись и окинул ее внимательным взглядом.

— Если это письмо к вашему жениху, — заметил он, — то оно явно слишком длинно.

— Это моя попытка рассказать обо всем, что произошло здесь этим летом, — призналась я ему. — В конце концов, люди должны знать. Насчет Аллена и обо всем прочем.

Поначалу он встревожился. Потом улыбнулся.

— Напишите и о Булларде, — посоветовал он. — Его скоро снимут с должности, и назад для него дороги нет. Жаль, что вы не видели его физиономию в то утро, когда я зашел к нему и велел отпустить Пейджа и Мартина. Она напомнила яйцо-пашот.

Я пошла проводить его, и, уходя, он подмигнул мне, кивнув в сторону бывшего карантинного отсека наверху.

— Если уж вы описываете эту историю, — сказал он, — то назовите ее лучше «Стена». Одно время мне она напоминала именно стену, об которую я бился головой. И, черт побери, часть доказательств все время находилась за этой непроницаемой стеной.

Когда он уехал, послышался свисток почтальона, и я едва смогла дождаться, когда возьму в руки свое ежедневное письмо. Я отнесла его на веранду и там прочла. В заливе резвились дельфины, а чайки терпеливо рыбачили у кромки отлива. Выглянуло солнышко, и залив казался спокойным и безмятежным. На берегу какой-то мальчик бросал камешки в воду, и я вспомнила, что Джульетта делала то же самое и наблюдала, как от них расходятся маленькие круги. «Совсем как в жизни, — сказала тогда она. — Эти чертовы круги все расходятся и расходятся».

Но это не так, подумалось мне. До какого-то предела они расходятся, а затем исчезают, и вода снова успокаивается.

Стоя там, я распечатала и прочитала адресованное мне письмо.

«Милая моя…» — начиналось оно.