Элизабет Джордж - Ради Елены

Линли оглянулся на дом и опять посмотрел на дорогу:

— Пошли.

Они зашагали туда, откуда только что приехали на машине, но не прошли и пяти ярдов, как наткнулись на старика с собакой. Тот поднял трость и чуть не ткнул Линли в грудь.

— Вторник, — сказал он, — вы, молодые люди, были здесь во вторник. Я все помню. Я Норман Дейвис. У меня пока что отличное зрение.

— О боже, — пробормотала Хейверс. Навострив уши, пес с благосклонным выражением на морде сел у ног хозяина.

— Мы с мистером Джефрисом… — старик кивнул на пса, который вежливо поклонился, услышав свое имя, — гуляем уже час, у мистера Джефриса небольшие сложности с отправлением естественных потребностей в силу его преклонного возраста, и мы оба вас видели, согласитесь, мистер Джефрис. Я сразу сказал, что эти молодые люди уже бывали здесь. И оказался прав, не так ли? У меня прекрасная память.

— Где тропинка в Кембридж? — без обиняков спросил Линли.

Старик почесал в затылке. Колли почесал за ухом.

— Тропинка, говорите? Неужели вы отправитесь гулять в такой туман? Я знаю, о чем вы подумали: раз мы с мистером Джефрисом вышли на прогулку, то почему бы и вам не прогуляться? Но мы-то вышли за естественной надобностью. А так нас калачом на улицу не выманишь.

Старик показал тростью на маленький дом с соломенной крышей через дорогу:

— Когда нам не нужно выходить за естественной надобностью на улицу, мы сидим у нашего окна. Не то чтобы шпионим, обратите внимание, мы просто поглядываем то и дело на главную улицу. Не правда ли, мистер Джефрис?

Собака часто и тяжело задышала, соглашаясь. У Линли зачесались руки, так захотелось схватить ему старика за отвороты пальто.

— Тропинка в Кембридж, — повторил он. Мистер Дейвис качнулся на каблуках.

— Ну точно как Сара, да? В Кембридж она раньше ходила только пешком. Сегодня, говорит, я уже совершила свой моцион, когда мы останавливались с мистером Джефрисом у ее дома и звали погулять. А я ей отвечаю, мол, Сара, если вы так любите Кембридж, то должны там жить, чтобы не гулять на такие расстояния. А она мне, мол, собираюсь, мистер Дейвис. Совсем скоро уеду.

Мистер Дейвис усмехнулся и снова затянул свой монолог, копнув тростью в земле.

— Два или три раза в неделю она отправлялась через поле и никогда не брала с собой свою собаку, чего я, по правде говоря, никогда не понимал. Так вот, этот Флэйм — так зовут ее собаку — по-моему, мало гуляет. Поэтому мы с мистером Джефрисом…

— Где эта чертова тропинка? — зарычала Хейверс.

Старик вздрогнул и показал на дорогу:

— Вон там, где главная улица переходит в проспект.

Линли и Хейверс немедленно кинулись в указанном направлении и услышали вслед:

— Вы хоть бы поблагодарили меня, молодые люди. Все думают, что…

Голос его утонул в тумане, да и самого старика уже не было видно, когда Линли и Хейверс свернули на узкую улицу, вдоль которой тянулись густые изгороди и которую только в деревне могли назвать проспектом. У последнего дома в ста метрах от старой школы, на ржавых петлях под косым углом висела узенькая деревянная калитка, сплошь покрытая зеленым мхом и уткнувшаяся концом в грязь. Могучий развесистый дуб раскинул над ней свои ветви, наполовину закрыв металлическую табличку, прибитую рядом на столбе. Пегиеходная тропинка, — гласила табличка. — До Кембриджа 1,5 мили.

За калиткой начиналось пастбище, покрытое щедрой растительностью, склонившейся от обильной влаги к земле. Вскоре штаны и ботинки у обоих насквозь промокли от быстрого хода по тропинке, которая тянулась вдоль изгородей и заборов, обозначавших границы частной собственности на главной улице деревни.

— Неужели вы думаете, что она отправилась в Кембридж в такой туман? — спросила Хейверс, не останавливаясь. — А потом прибежала обратно? И не заблудилась?

— Она знала дорогу, — ответил Линли, — тем более что тропинка отчетливо видна. Тропинка скорее огибает поля, а не пересекает их. Если окрестности знакомы, то здесь даже ночью не заблудишься.

— И в утреннем тумане, — закончила Хейверс его мысль.

Задний двор старой школы был окружен забором из колючей проволоки. Заросший сад был запущен, рядом виднелась такая же заросшая лужайка. К черному ходу поднимались три ступеньки. На верхней стоял дворовой пес Сары Гордон, бил лапами в дверь и протяжно, с тревогой выл.

— Как только он нас увидит, поднимет лай, — сказала Хейверс.

— Все зависит от его носа и от его памяти, — ответил Линли.

Он тихо присвистнул. Пес насторожился. Линли снова свистнул. Пес два раза гавкнул…

— Черт, — сказала Хейверс.

…и сбежал по ступенькам. Рысью пустился через лужайку к забору, подняв одно ухо и свесив другое на морду.

— Привет, Флэйм, — сказал Линли и протянул руку. Флэйм обнюхал ее, посмотрел и завилял хвостом. — Он пропустит нас.

Линли пролез между проволочинами во двор. Флэйм радостно подскочил, приветствуя человека. Грязными лапами он уперся Линли в грудь. Линли подхватил пса, сгреб его в охапку и поднял над забором, пока Флэйм вылизывал ему лицо и извивался от счастья. Линли передал пса Хейверс и снял с себя шарф.

— Привяжите это на ошейник, чтобы получился поводок.

— Но я…

— Мы должны избавиться от пса, сержант. Он очень рад поздороваться с нами, но вряд ли будет спокойно сидеть на крыльце, если мы захотим войти в дом.

Хейверс пыталась справиться с вырывающимся животным, которое вылизывало все, что попадалось под язык. Линли перекинул шарф через кожаный ошейник Флэйма и отдал концы Хейверс, которая успела поставить собаку на землю.

— Отведите его к Сент-Джеймсу.

— А как же вы?

Хейверс посмотрела на дом и поняла намерения Линли, которые совсем ей не понравились.

— Вы не пойдете туда один, инспектор. Об этом и речи быть не может. Вы же сказали, что он вооружен. И в таком случае…

— Сержант, сейчас же уходите отсюда.

Пока Хейверс придумывала ответ, Линли уже быстро пересек лужайку, пригнувшись к земле. В дальних окнах горел свет, по всей видимости в мастерской Сары Гордон. Остальные же были затянуты туманом.

Дверь была не заперта. Ее холодная, мокрая и скользкая ручка бесшумно повернулась в руке, впустив его в черный коридор, за которым виднелась кухня с длинными тенями от шкафов и столов на белом линолеуме.

Послышалось мяуканье, и через мгновение из темной гостиной, как заправский грабитель, тихонько выскользнул Силк. Кот остановился, увидев Линли, внимательно изучил его немигающим взглядом, прыгнул на стол и замер там, как статуэтка кошки, обернувшей лапы хвостом. Оба не спускали друг с друга глаз, пока Линли крался к двери в гостиную.

В гостиной, как и на кухне, никого не было; от опущенных штор падали тени, бледный дневной свет пробивался сквозь ткань и через прорез между ними. В камине догорал огонь, с тихим шипением превращая дерево в пепел. Рядом на полу лежало небольшое полено, словно Сара Гордон собиралась кинуть его к остальным, когда Энтони Уивер помешал ей это сделать.

Линли снял пальто и прошел через гостиную. Он оказался в коридоре, который вел в заднюю часть дома. Впереди Линли увидел прикрытую дверь мастерской, откуда струился свет и падал на белый дубовый пол прозрачным треугольником.

Сначала Линли услышал их голоса. Говорила Сара Гордон. Ее голос был измученным. Она очень устала.

— Нет, Тони, все было не так.

— Тогда как, черт тебя подери? — Голос Уивера, наоборот, был хриплым.

— Ты что, все забыл? Ты никогда не просил меня вернуть ключ.

— О боже.

— Да. Когда между нами все было кончено, я думала, ты забыл, что я могу прийти в твои комнаты. Но потом я решила, что ты, наверное, сменил замки, ведь это намного проще, чем просить меня отдать ключ и напрашиваться на еще одну сцену. А потом, — вялый смешок, явно над собой, — я вдруг решила, что ты просто ждешь, когда кафедра достанется тебе, а потом позвонишь и попросишь встретиться. А для этого мне понадобится ключ, правда?

— С чего ты решила, что наш разрыв — ну хорошо, мой разрыв с тобой — имеет хотя бы отдаленное отношение к кафедре?

— С того, что уж меня-то ты не обманешь, Тони. Я знаю главную причину. И не важно, сколько ты врал себе и окружающим. Главное для тебя — это кафедра. Она, и только она. Ты использовал Елену как предлог, который казался тебе более благородным, чем академический карьеризм. Красивее порвать со мной из-за дочери, чем из страха быть уличенным в измене второй жене накануне голосования.

— Все случилось только из-за Елены. Елены. Ты сама это знаешь.

— Тони! Не надо. Прошу тебя. Только не сейчас.

— Ты никогда не пыталась вникнуть в наши с ней отношения. Она уже почти простила меня, Сара. Она почти смирилась с Джастин. У нас начало что-то складываться. Мы втроем стали семьей. Ей нужна была семья.

— Это тебе нужна была семья. Чтобы лучше выглядеть в глазах общественности.