Круиз вдовы - Сесил Дей-Льюис

покраснеть за злополучного переводчика. Рецензия была подписана инициалами «И. Э.». Неудивительно, что Джереми Стрит ощетинился при одном упоминании фамилии Эмброуз и изъял журнал из читальни. И если Ианта Эмброуз обходилась с трудами своих учеников в той же уничижительной манере, то было столь же неудивительно, что Фейт Трубоди побледнела, увидев ее па борту.

Услышав вскрик, Найджел поднял взгляд. Клер взяла со стола хлеб и едва не сломала о него зубы.

— Что это? — осведомилась она, бросив хлеб на стол.— Пемза?

— Греческий хлеб. Греки — крутые ребята. Лучше попробуй булочку.

— Ты их уже съел.

— В самом деле. Ладно, не важно. Лучше послушай.— Найджел негромко прочитал два последних абзаца рецензии «И. Э.»:

«К любому переводчику мы вправе предъявлять два минимальных требования: доскональное знание языка оригинала и рафинированное чувство языка перевода. Если бы мистер Стрит всего лишь продемонстрировал свое невежество в области современного прочтения текста, над которым он работал, то это было бы достаточно прискорбно. Но когда к невежеству добавлена небрежность, когда оплошности в синтаксисе, нелепые догадки и просто школьные ошибки делают перевод неудобочитаемым, когда к оригиналу подходят с недопустимыми вольностями, то даже самых сильных протестов становится мало. Что до обращения мистера Стрита с родным языком, то мы можем охарактеризовать его только как пренебрежительное. Версия, сочетающая избитые коллоквиализмы с самой безвкусной романтизированной фразеологией, подменяющая величие вульгарностью, трагедию — истерией и в результате превращающая Медею в провинциальную правонарушительницу, может нравиться необразованной публике, но принижает достоинства оригинала. В своем предисловии мистер Стрит разыгрывает целый спектакль относительно своей неприязни к «педантичности» ученых. -Но Еврипид, очевидно, предпочел бы смирительную рубашку учености той отравленной рубашке, в которую облачил его мистер Стрит.

Мы имели возможность и ранее критиковать мистера Стрита в этом журнале. Одно дело — популяризировать классиков, другое — их извращать. Сегодняшние стандарты перевода — низкие во всех отношениях. И когда столь влиятельное лицо, как мистер Стрит, проделывает такую неряшливую и низкопробную работу, как его «Медея», то эти стандарты падают до невообразимого уровня. Мы можем только повторить слова Блейка{19} о сэре Джошуа Рейнолдсе{20} — «этого человека наняли унижать искусство».

— Весьма любезно,— заметила Клер после благоговейной паузы.— Она, кажется, не слишком его жалует, по так ли?

— До этого она подтверждает свои критические замечания указаниями на главу и стих.

— Ну, если бы кто-нибудь отозвался таким образом о моей работе, я бы его убила.

II

К восьми утра «Менелай» стал на якорь у Делоса, где ждали каики, чтобы перевезти пассажиров на берег. Вокруг царила атмосфера возбужденного ожидания; пассажиры расслабились и уже не обменивались формальными представлениями, прежде чем заговорить с незнакомыми людьми. Только французский контингент держался обособленной группой на прогулочной палубе. Найджел и Клер, стоящие у сходней, должны были сойти первыми.

— Доброе утро!— воскликнул мистер Бентинк-Джоунс, проталкиваясь к ним.— Нам повезло с погодой. Здесь часто бывает слишком большое волнение, мешающее высадке.

Матрос вручил каждому пассажиру карточку высадки, и вскоре они плыли к причалу в переполненном каике.

— Что это? «Комитет встречающих»?

Фигурки на причале, вскоре превратившиеся в мужчин, женщин и детей, демонстрировали свои товары — яркие шарфы, орехи, брелоки, рубашки из грубой ткани и сумки для покупок. Солнце свирепо поджаривало лишенный деревьев остров; вода у причала выглядела прохладной и темно-зеленой. Найджел заметил, как епископ Солуэйский купил и надел рубашку в бирюзово-белую горизонтальную полоску, придавшую ему пиратский облик.

Пройдя сквозь строй островных торговцев, пассажиры двинулись в направлении двух городов — греческого и римского, остатки каменных кладок которых покрывали всю землю в пределах видимости. На камнях грелись ящерицы, скрывавшиеся в щелях, когда шаги звучали слишком близко. Под ногами поскрипывала бурая выгоревшая трава, и было трудно поверить, что весной весь остров усеян цветами.

Никки вскочил на мраморную плиту и сделал жест уличного регулировщика. Когда подошли все оставшиеся, Никки объявил в мегафон, что сейчас состоятся две краткие лекции. Прославленный британский ученый, мистер Джереми Стрит, расскажет о мифологическом ^значении Делоса, а затем профессор Джордж Гринбаум из Йельского университета поговорит об археологических аспектах. После этого партия разделится на маленькие группы, которые будут водить по острову греческие гиды.

Путешественники разместились поудобнее, стараясь оказаться в тени сломанных колонн. Джереми Стрит, без шляпы, в синих парусиновых брюках и голубой рубашке, стоял на плите, ожидая, пока все угомонятся. Он отмахнулся от мегафона, предложенного Никки.

Каковы бы ни были его недостатки как ученого и переводчика, сразу же стало ясно, что Джереми Стрит — отличный лектор. Его голос четко доносился даже до самых отдаленных от него слушателей. Он говорил без бумажки, без запутанных отступлений, без тени смущения. Его тех- пика вызывала восхищение, думал Найджел, подобно дикции первоклассного певца, ибо это было мастерство, не привлекавшее к себе внимания.

— Мы находимся на священном острове,— начал Стрит,— легендарной родине Аполлона и Артемиды. Легенда представляет собой попытку человека, еще не знакомого с наукой, объяснить мир, умилостивить таинственные силы природы. Чем являлось это многостороннее божество — Аполлон — для тех, кто создали его вследствие своих страхов, нужд и желаний?

Под звуки завораживающего мелодичного голоса Найджел окинул взглядом аудиторию. Все были захвачены лекцией. Только Ианта Эмброуз, прислонившаяся спиной к холму, вносила диссонирующую нотку. С презрительным и недовольным выражением лица она пощипывала рукой сухую траву. Возможно, это было результатом недавнего прочтения ее статьи о стритовском переводе «Медеи», но Найджел видел на лице Ианты нечто большее, чем обычный скептицизм,— ревность, едва скрытую презрительной миной, а может быть, и безжалостную враждебность. Ему внезапно показалось, что она собирается устроить сцену и наброситься на лектора.

Однако на сей раз Ианта Эмброуз сдержала кипевшее в ней пламя. Джереми Стрит закончил лекцию, был вознагражден бурными аплодисментами и уступил место американскому профессору. Во время лекции последнего Найджел заметил, как Джереми Стрит присел на кусок кладки возле светловолосой Фейт Трубоди, смотревшей на него с выражением робкого обожания. Когда публика разбилась на мелкие группы, Стрит сопровождал Фейт и ее отца к Залу Быков. Мистер Бентинк-Джоунс, вначале присоединившийся к другой группе, отделился от нее и последовал за Трубоди и Стритом, оживленно болтая.

— Бедняге не нравится оставаться в стороне,— заметила Клер.— Ну, я собираюсь сосредоточиться на львах.

По ее тону Найджел понял, что она хочет побыть одна. Поэтому они договорились встретиться в полдень у кафе возле музея и направились в разные стороны. Найджел