Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс

— А вот мой муж просто обожает суп, — рассеянно заметила Кэролайн.

— Мой тоже. Но нельзя же иметь всё.

Вошла служанка, и Амброзина отправила ее за чаем.

— Знаете, миссис Питт, — продолжала она, — ваши наблюдения о человеческом любопытстве как нельзя более уместны. В последнее время у меня появилось нехорошее ощущение, что кто-то проявляет ко мне явный интерес — не добрый интерес, а такой, знаете ли, пристальный, даже злонамеренный.

Шарлотта замерла и почувствовала, как рядом напряглась Кэролайн.

— Весьма огорчительно, — отозвалась она через секунду. — И кто это может быть? У вас есть какие-то догадки?

— Ни малейшей. И это самое неприятное. Всего лишь повторяющееся раз за разом ощущение.

Дверь открылась, и вошедшая с чаем служанка принесла по меньшей мере полдюжины разного вида пирожных и пирожков, в том числе и со взбитыми сливками.

— Спасибо, — сказала Амброзина, с особенным удовлетворением взирая на фруктовые тарталетки. — Возможно, это всего лишь мое воображение, — продолжила она, когда служанка снова исчезла. — Не думаю, что кто-то мог бы проявить ко мне подобный интерес.

Кэролайн открыла было рот, но, подумав, промолчала.

— Вы совершенно правы. — Шарлотта поспешила заполнить тишину, не сводя глаз с чайного столика. — У вас весьма искусная кухарка. Ей-богу, я бы, доведись мне жить с такой женщиной, наверно, ни в одно свое платье не влезла бы.

Амброзина оглядела все еще стройную фигуру молодой женщины.

— Надеюсь, это не означает, что вы больше не придете ко мне?

Шарлотта улыбнулась.

— Напротив, это значит, что у меня теперь не одна, а целых две причины прийти. — Она приняла из рук хозяйки чай и огромный бисквит с кремом. Никто даже и не подумал соблюсти вежливое правило вначале взять хлеб с маслом.

Прошло не более пяти минут, как они приступили к чаю, когда дверь вновь открылась и в комнату вошел седовласый мужчина средних лет. Шарлотта сразу же узнала довольно суровое, с коротким носом лицо с фотографий. Мужчина даже одет был в тот же, что и на снимках, сюртук с жестким воротником и черным галстуком. Должно быть, Лоуэлл Чаррингтон, решила Шарлотта.

Представления подтвердили ее правоту.

— Бутербродов нет? — Он критически оглядел тарелки.

— Не знала, что ты к нам присоединишься, — ответила Амброзина. — Могу позвонить кухарке, если хочешь.

— Уж будь добра! Не думаю, что тебе полезно столько крема, моя дорогая. И мы не должны заставлять наших гостей потакать твоим несколько эксцентричным вкусам.

— О, мы и сами не менее эксцентричны, — отозвалась Шарлотта, не подумав и повинуясь инстинктивному желанию встать на сторону хозяйки, тем более что хлеба ей хватало и дома. — Я так рада, что могу насладиться этими вкусностями в чудесной компании.

Амброзина наградила ее довольной и несколько удивленной улыбкой.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, миссис Питт, что вы напоминаете мне нашу дочь Отилию. Она получала удовольствие от многих вещей и не стеснялась говорить об этом.

Шарлотта не знала, стоит ли дать понять, что она знает о смерти девушки, или это будет выглядеть чрезмерной фамильярностью. От затруднения ее спас Лоуэлл.

— Наша дочь умерла, миссис Питт. Уверен, вы поймете, если я скажу, что нам мучительно тяжело обсуждать это.

Предупреждение, поскольку гостья не сказала ни слова, прозвучало неуместно, и Шарлотта подумала, что хозяин, похоже, не отличается учтивостью, но ради Амброзины сдержалась.

— Конечно. Я и сама редко говорю о тех, кого потеряла, по той же причине.

К ее удовлетворению, он несколько смутился, поскольку, очевидно, не предполагал, что у нее могут быть свои чувства на эту тему.

— Безусловно, — поспешил согласиться мистер Чаррингтон. — Безусловно!

Шарлотта намеренно взяла еще одно пирожное с кремом и некоторое время следила лишь за тем, чтобы не уронить крем на платье.

Беседа, утратив живость и непринужденность, сделалась вежливо-унылой. Они обсудили погоду, светские новости и возможность — или, по мнению Лоуэлла, невозможность — того, что в Африке могут быть затерянные сокровища, вроде тех, что мистер Райдер Хаггард описал в своем романе «Копи царя Соломона», опубликованном в прошлом году.

— Чушь, — твердо заявил он. — Опасное воображение. Этому парню следовало бы посвятить свое время более достойной цели. Нелепейший способ для взрослого мужчины зарабатывать на жизнь, сочиняя небылицы, дабы вводить в заблуждение впечатлительных женщин и девиц, которые имеют глупость воспринимать его всерьез. Чрезмерное возбуждение умов вредно для их здоровья… и морали!

— А я считаю, это превосходный способ заработка, — сказал, входя в комнату, молодой человек лет двадцати девяти — тридцати. Он взял последнее пирожное, проглотил его, едва ли не целиком, и ослепительно улыбнулся Шарлотте, затем Кэролайн. Поднял чайник проверить, осталось ли там еще что. — Вреда никому, а развлечение тысячам. Привносит немного красок в жизнь тех, у кого даже нет стоящей мечты. А без мечты что за жизнь?

— Отродясь не слыхивал подобной чепухи! — возмутился Лоуэлл. — Пособники разгоряченного воображения и алчности. Если желаешь чаю, Иниго, бога ради, позвони служанке и попроси принести, а не размахивай чайником. Слуги для того и существуют. Ты ведь не был представлен миссис Питт?

Иниго взглянул на Шарлотту.

— Разумеется, нет. Если бы был, то уж, верно, не забыл бы. Здравствуйте, миссис Питт. Не буду спрашивать, как поживаете. Вы явно в добром здравии… и состоянии духа.

— Так и есть. — Шарлотта старалась держаться с достоинством, чего, без сомнения, желала, если и не ожидала, Кэролайн. — И если вы не согласитесь, что то же самое можно сказать и о вас, мне трудно будет вам поверить, — добавила она.

— О! — Он с явным удовольствием вскинул брови. — Женщина с собственным мнением. Вам бы понравилась моя сестра Тили. У нее всегда было свое мнение, порой довольно необычное, следует заметить, но она всегда знала, что думает, и обычно прямо говорила об этом.

— Иниго! — Лоуэлл даже побагровел. — Твоя сестра умерла. Будь добр не забывать об этом и не говори о ней в такой непочтительной и чересчур фамильярной манере! — Он развернулся. — Я прошу прощения, миссис Питт. Такая бестактность, должно быть, смущает вас. — Его тону недоставало убежденности. На его взгляд, Шарлотта была ничуть не лучше их сына.

— Напротив. — Шарлотта поудобнее устроилась на своем месте. — Мне очень легко понять того, кто так живо помнит и с такой бесконечной любовью думает о тех, кого он любил. Мы все переживаем свои потери по-разному, как для нас легче, и позволяем то же утешение другим.

Лоуэлл побледнел, но прежде чем он успел ответить, Кэролайн поднялась, поставив свою чашку с блюдцем на стол.

— Все было очень мило, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, — но нам нужно нанести еще несколько визитов вежливости. Полагаю, вы нас извините? Моя дорогая Амброзина, надеюсь, мы скоро снова увидимся. Доброго дня, мистер Чаррингтон, Иниго.

Лоуэлл поднялся с кресла и поклонился.

— Доброго дня, миссис Эллисон, миссис Питт. Приятно было познакомиться с вами.

Иниго открыл перед ними дверь и вышел следом в холл.

— Простите, если расстроил вас, миссис Питт, — сказал он, слегка нахмурившись. — Я этого совсем не хотел.

— Вы ничуть меня не расстроили, — ответила Шарлотта. — И, судя по тому, что я услышала, думаю, ваша сестра и в самом деле очень понравилась бы мне. И, разумеется, такого приятного человека, как ваша мама, я уже давно не встречала.

— Приятного? — удивился он. — Большинство считает иначе.

— Полагаю, это дело вкуса, но, уверяю вас, мне она ужасно нравится.

Иниго широко улыбнулся. Все следы беспокойства стерлись с его лица. Он с видимой благодарностью пожал ей руку.

Лакей помогал Кэролайн надеть пальто. Она застегнулась, и Шарлотта приняла свое. Спустя минуту они уже были на улице, на резком мартовском ветру.

Мужчина в проехавшем мимо ландо приветственно приподнял шляпу. Шарлотта успела заметить темную голову с густыми вьющимися волосами и темными внимательными глазами. Экипаж укатил, успев пробудить воспоминание столь острое, что по коже побежали мурашки. Мужчина в карете — Поль Аларик, француз, живший на Парагон-уок всего в нескольких сотнях ярдов от Эмили и возбудивший много страстей в то лето убийств. Бедняжка Селена была так одержима им, что чуть с ума не сошла…

Вопреки здравому смыслу Шарлотту тоже привлекали его холодный ум, шарм, казавшийся почти непроизвольным, и даже само то, что никто почти ничего о нем не знал — ни о его семье, ни о прошлом, ни к какой социальной категории его отнести. Даже Эмили со всей ее добродетелью и пылом не осталась совсем уж равнодушной.