Найо Марш - Смерть после бала

Она все говорила и говорила тем же особым, приглушенным голосом, но Аллейн, после упоминания о Трой, с большим усилием заставлял себя прислушиваться к ее словам. Когда она закончила, он предложил ей рассказать все, что ее заинтересует, о ходе расследования, но выяснил, что она просто не хочет ничего знать об обстоятельствах смерти своего брата. Что касалось самого убийства, Милдред, подобно страусу, предпочитала прятать голову в песок, и у Аллейна сложилось впечатление, что подсознательно она даже надеялась, что убийца не будет пойман. Она хотела забыть обо всем этом, и Аллейн подумал, как это было умно и мило с ее стороны, что она нашла в себе силы тепло встречать его в доме в качестве друга, игнорируя при этом тот факт, что он полицейский.

Прошло еще несколько минут, и, не зная, о чем еще говорить с Милдред, Аллейн попрощался с ней, пообещав, что приедет на похороны к одиннадцати и сделает все, что от него требуется.

Выйдя в холл, в дверях он столкнулся с Трой. Он услышал свой голос:

— Привет, вы как раз вовремя. Вы должны спасти мне жизнь.

— Что вы имеете в виду?

— Уже около пяти. За последние пятьдесят восемь часов я спал всего шесть. Для нас, закаленных полицейских, это пустяки, но почему-то мне вдруг стало очень жаль себя. Выпьете со мной чаю, или чего-нибудь покрепче, или того и другого? Ради Бога, соглашайтесь!

Ему самому показалось, что его голос звучит отвратительно фальшиво и развязно. Словно он неожиданно заговорил в манере уверенного в себе волокиты, не чувствуя, однако, его уверенности. Он был поражен, когда Трой ответила:

— Очень хорошо, куда мы пойдем?

— Я подумал, — сказал Аллейн, который ни о чем подобном и не думал до этой минуты, — что мы могли бы выпить чаю у меня. Конечно, если вы ничего не имеете против того, чтобы отправиться ко мне на квартиру.

— Я не дебютантка, — ответила Трой, — и мне не нужно беспокоиться о своей репутации. Пусть будет ваша квартира.

— Прекрасно, — сказал Аллейн. — Я на машине. Я только предупрежу моего слугу и сообщу в Ярд, где меня искать. Как вы думаете, могу я воспользоваться телефоном?

— Уверена, что никто не станет возражать.

Он поспешно направился к телефону и через минуту вернулся.

— Василий ужасно разволновался, — сообщил он. — Дама у нас в гостях! Пойдемте.

По дороге домой Аллейн был так переполнен восторженным изумлением от того, что оказался наедине с Трой, что впал в состояние немого экстаза, от которого очнулся лишь тогда, когда машина остановилась возле его дома. Он не стал извиняться за свое молчание: он чувствовал в Трой такое спокойствие, которое говорило о том, что ей это не было неприятно, и, когда они оказались внутри, он пришел в восторг, едва она сказала:

— Как здесь спокойно и безмятежно. — Она стянула с головы шапочку и села на низенький стул возле камина.

— Зажечь камин? — спросил Аллейн. — Ну же, скажите «да». День сегодня действительно не слишком теплый.

— Да, давайте зажжем, — согласилась Трой.

— Может быть, вы сами сделаете это, пока я распоряжусь насчет чая?

Он вышел из комнаты, чтобы дать Василию какие-то невнятные указания, а когда вернулся, Трой сидела с непокрытой головой возле камина, и эта картина была до странности знакомой.

— Вы все еще здесь, — сказал Аллейн с облегчением.

— Очень милая комната.

Он поставил на пол рядом с ней шкатулку с сигаретами и достал свою трубку. Трой повернулась и увидела на дальней стене комнаты свою собственную картину.

— О да, — сказал Аллейн. — Она здесь.

— Как она к вам попала?

— Я попросил одного человека купить ее для меня.

— Но почему?

— Не знаю, почему я пустился на такие хитрости, может быть, потому, что мне безумно хотелось иметь эту картину не только из эстетических побуждений, и я боялся, что вы сразу догадаетесь об этом, если я сам куплю ее.

— Я полагаю, что действительно почувствовала бы себя неловко.

— Да. — Аллейн немного помолчал, а потом сказал: — Вы помните, как я увидел вас в тот день, когда вы рисовали и чертыхались про себя? Как раз в этот момент из Сувы выходил корабль. И эти мрачные холмы и нахмурившееся небо у вас за спиной…

— Мы тогда поссорились, не так ли?

— Да.

Лицо Трой порозовело.

— В самом деле, почти не было случая, чтобы мы встретились и не поссорились, — сказал Аллейн. — Как вы думаете, почему?

— У меня всегда срабатывал инстинкт самосохранения.

— Да? Я очень долго думал, что просто не нравлюсь вам.

— Это не так. Просто вам удавалось задеть меня за живое.

— Если бы не то проклятое дело, все могло бы быть по-другому, — сказал Аллейн. — Какая жалость, что в жизни мы не можем вести себя, как персонажи бульварных романов. Ведь условия были просто идеальными, согласитесь. Убийство в вашем доме. Основания подозревать вас достаточно серьезные, чтобы придать драматическую окраску происходящему, но не настолько серьезные, чтобы безусловно считать вас причастной к убийству. Я, мрачный сыщик, находящий время, однако, чтобы примерить на себя роль героя-любовника. По законам жанра вы должны были против своей воли влюбиться в меня. А вместо этого вы испытываете этакую брезгливую неприязнь. Если бы вы попытались написать абстрактный портрет моей скромной особы, я бы на нем весь состоял из протоколов полицейских допросов, при этом глазом я приклеился бы к замочной скважине, а в руках держал бы охапку чужих писем. На заднем плане высилось бы здание морга, а по периметру вся эта милая картинка была бы украшена гирляндами из наручников и веревок палача. Я не прав?

— Глупости, — сказала Трой.

— Может быть. Да. Это всего лишь мужское тщеславие, которое пытается придумать самые необычайные объяснения самому простому явлению. Просто случилось так, что вы меня не любите. Да и какого дьявола вы должны меня любить?

— Просто случилось так, что вы меня не понимаете, — парировала Трой. — И какого дьявола вы должны меня понимать?

Она взяла сигарету и подняла к нему лицо, чтобы он дал ей прикурить. Прядь коротких темных волос упала ей на лоб. Аллейн поднес спичку к сигарете, потом бросил ее в камин и дотронулся пальцами до этой пряди.

— Ужасная женщина, — отрывисто сказал он. — Я так рад, что вы пришли навестить меня.

— Послушайте, — сказала Трой более дружелюбно, — я всегда испытывала страх перед этим. Любовь и все такое прочее.

— Вы имеете в виду физическую сторону любви?

— Да, но не только. Вообще все это. Полный отказ от внутренней независимости. Не только физическую, но и духовную близость.

— «Мой ум — мое царство».

— Я чувствую, что тогда это уже будет не так, — сказала Трой.

— Меня больше ужасает, что это все равно останется именно так. Вам не кажется, что у самых близких людей непременно бывают моменты, когда они оба чувствуют себя очень разъединенными, очень одинокими? Это наверняка так, в противном случае почему нас так поражает, когда изредка мы можем прочесть мысли друг друга?

Трой посмотрела на него с какой-то застенчивой решимостью, и сердце перевернулось у него в груди.

— А вы можете читать мои мысли? — спросила она.

— Не слишком отчетливо, Трой. Я не смею хотеть этого.

— Я иногда могу прочесть ваши. Это одна из тех вещей, которые заставляют срабатывать мой инстинкт самосохранения.

— Если бы вы могли прочесть их сейчас, — сказал Аллейн, — у вас были бы все основания испугаться.

Вошел Василий с чаем. Аллейну было достаточно одного взгляда, чтобы догадаться, что Василий успел сбегать в свой любимый магазин деликатесов за углом, чтобы купить икру. Он сделал целую горку намасленных тостов, нарезал уйму лимонов и заварил чай в огромном чайнике эпохи Стюартов, принадлежащем леди Аллейн, который ее сын одолжил у нее лишь затем, чтобы показать одному коллекционеру. Василий даже нашел время, чтобы переодеться в свой лучший костюм. На его лице сияла вызывающая чувство неловкости многозначительная улыбка. Он что-то шептал себе под нос, расставляя эти неслыханные яства на низеньком столике рядом с Трой.

— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал Василий. — Нужно что-нибудь еще, сэр? Может быть, мне…

— Нет, нет, — поспешно сказал Аллейн, — все просто замечательно. Этого вполне достаточно.

— Икра! — воскликнула Трой. — Ой, какая прелесть! Это просто райское угощение!

Василий довольно рассмеялся, потом извинился и с поклоном удалился, закрыв за собой дверь с заговорщическим видом субретки из французской комедии.

— Вы совершенно покорили старого дуралея, — сказал Аллейн.

— Кто он такой?

— Он русский, достался мне в наследство от одного из дел, которые я вел. Его чуть было не арестовали. Неужели вы вправду можете есть икру и пить чай по-русски[44]? Хотя он принес немного молока.