Смертельный номер - Кристианна Брэнд

тяжело, я развлекала себя этой маленькой надеждой. На ее вопрос я не могла ответить «нет!»… В общем, в конце концов она решила обзавестись новой прислугой. Но мне дала замечательные рекомендации, и я должна быть ей за это благодарна: раньше я таких не получала.

— Так, значит, с вами поступали несправедливо и раньше, милая мисс Трапп?

— Я работала гувернанткой и компаньонкой целых тридцать лет, — просто ответила мисс Трапп.

— И поэтому вы решили немного разориться и отдохнуть, прежде чем снова приняться за работу?

— Это леди Бейл предложила мне, — с чувством ответила мисс Трапп. — Видите, миссис Родд, как она была по-настоящему добра! Она подарила мне чек, чек на очень крупную сумму, и сказала, что мне стоит ненадолго поехать отдохнуть за границу, а вещи я могу оставить у нее, на Парк-лейн, пока не подыщу себе новое место. И предложила мне взять свою сумку из крокодиловой кожи — у меня ведь вещей очень немного. Теперь сумка ей не нужна, она для леди Бейл стала слишком тяжелой. Так что, видите, она до конца была очень добра и внимательна. Просто слишком богата, чтобы разобраться, кому можно доверять.

Сердце этой светлости, подумала Хелен, несомненно дрогнуло, когда настала минута прощания с таким открытым, терпеливым и откровенным существом. Безусловно, если мисс Трапп могла терпеть все странности характера этой леди, то она превосходная прислуга. Хелен припомнила, как мисс Трапп автоматически вошла в роль сиделки, когда Ванда Лейн почувствовала недомогание после второго прыжка: бесстрастно, но твердо настаивала на том, чтобы та легла и отдохнула, выпила аспирина или бренди, и все прочее — настоящая компаньонка богатой старой женщины, к тому же очень возможно, ипохондрически занудной. Хелен осторожно спросила:

— Мисс Трапп, а материальная помощь мистеру Фернандо…

— Ему нужна была некоторая финансовая поддержка. Я ведь вам говорила, что отдала ему… все, что у меня есть. А вы просто не поняли, что это совсем не так много. — Мисс Трапп мягко улыбнулась и доверчиво добавила, что этого как раз оказалось достаточно.

Остальные пятеро «экскурсантов поневоле» уныло брели по тропинкам, уложенным плиткой, и мозаичным лестницам к высокой башне.

Идея мисс Трапп насчет того, чтобы запутать полицейских обвинениями друг против друга, с треском провалилась. Когда Кокрилл, Лео, Лувейн и Фернандо — незадолго до экскурсии во дворец — высказали эту идею в полиции, начальник полиции просто заявил, что получил указания от принца довести дело миссис Родд до логического конца. Ни о ком больше он слышать не желал, и нестыковки в версиях его не интересовали.

Напрасно Кокрилл и Лео молотили в отчаянии кулаками, так что стаканы с гостеприимно разлитой «агуардьенте» запрыгали на его огромном грязном письменном столе; напрасно спорили, убеждали, угрожали, умоляли. Сеньора Родд убила сеньориту Лейн, повторил начальник полиции, развел руками и приподнял плечи до самого края шляпы, выражая все свое сочувствие и сожаление, — увы, ему даны указания забрать сеньору в тюрьму, как только дело будет закрыто. Оно будет закончено на закате этого дня, ибо так распорядился принц. К закату подоспеют свидетели, своими глазами видевшие, как сеньора прокралась на балкон, а потом обратно — с окровавленным ножом… Нет-нет, не с ножом, а просто с пятнами крови на платье. Ну, хорошо, значит, на купальнике, — он учтет, что сеньора была не в платье, а в купальнике. Начальник полиции со всей искренностью поблагодарил их за то, что они обратили его внимание на эту деталь, и сделал очередную пометку в своей записной книжке. А теперь ему нужно спешить к набережной: там небольшое недоразумение с антиконтрабандной группой из Интерпола, и если он лично не восстановит справедливость, может пострадать одно из его собственных судов. Измученные провалом, отчаявшиеся Кокрилл со своими спутниками вышли из здания тюрьмы. Невероятно, нестерпимо, несокрушимо, неразумно — но, как уже говорил Кокрилл, они находились во власти безумцев и больше ничего не в состоянии были сделать.

Увлекшись поисками уже никого не интересовавших доводов, они обнаружили, что незаметно очутились на самом верху башни дворца. Обрамленные мозаикой из лазурита и золота, высокие сводчатые окна выходили на залитые солнцем сады. Это была вершина гигантского храма, сотворенного природой и вознесшегося из моря, вершина острова Сан-Хуан. Здесь, на скамейках из мрамора и мозаики, они присели отдохнуть — измотанные, но продолжавшие пререкаться, сожалея о крахе их миссии и не замечая окружавшей красоты, так диссонировавшей с их настроением.

Лувейн предположила, что инспектор Кокрилл мог, сам того не подозревая, уснуть ненадолго над книжкой в тот злосчастный день и не заметить, как Фернандо доплыл до берега со своего плота…

— Все вновь прибывшие туристы говорят, что вы не оплатили счета за ту группу, с которой были в Сиене, — постаралась она как-то мотивировать свое обвинение против гида.

— Произошла ошибка, — с достоинством ответил Фернандо. — Теперь все улажено.

— С помощью денег мисс Трапп, — ядовито заметил Сесил.

— Мы с мисс Трапп поженимся. — Лицо Фернандо вспыхнуло так, что краска проступила сквозь густой загар, а карие глаза за желтыми очками заблестели оскорбленной гордостью.

— Понятно. На ее деньги, — напирал Сесил.

— К тому времени ее деньги уже закончатся. — Фернандо крепко сжал переплетенные руки, лежавшие на коленях, и опустил взгляд на «рубины» и «алмазы» своих массивных золотых колец. — Вы считаете меня… э-э… авантюристом. Что ж, возможно, это так. Но уверяю вас: мисс Трапп не из тех, кто идет на сделки. Если она что-то отдает своему другу, то отдает и не требует возврата. Мисс Трапп отдаст мне все, что у нее есть — а это не так уж и много, но поможет мне расплатиться, — примет мою благодарность, не попросит ни о чем больше и не изменит себе. — Теплые большие карие глаза посмотрели в упор в злобные маленькие серые глазки Сесила. — Я женюсь на мисс Трапп, потому что она добрая и верная, потому что в будущем она убережет меня от того, что вам угодно - да я и не возражаю — называть авантюризмом. Я женюсь на ней теперь, когда у нее не осталось ни пенни. Да, у нее не осталось ни пенни по моей милости. Но я предлагаю ей не просто что-то взамен, не просто благодарность. Я дарю ей свое сердце. — Он приложил руку к груди, и было в его жесте что-то на удивление трогательное и