Роковая ошибка - Найо Марш

всего семеро посетителей, когда Аллейн вошел в него без четверти девять: влюбленная парочка за угловым столиком и пятеро одетых по-городскому мужчин, игравших в покер.

Аллейн респектабельно взял бокал портвейна, уселся с ним на банкетку за самым дальним столом и развернул вечернюю газету. Отдаленный гул голосов, доносившийся от двух барных стоек, свидетельствовал о популярности «Железного герцога». Без пяти девять появилась сестра Джексон. Аллейн пришел в легкий шок, впервые увидев медсестру без служебной формы. Она была в облегающем синем платье с довольно смелым вырезом, щегольски заломленном бархатном берете и привлекающих внимание своей белизной перчатках. Ее макияж был ярче обычного, особенно на глазах. Аллейн заметил, что она плакала.

– Как мы с вами пунктуальны, – сказал он, развернув для нее стул спинкой к залу. Она села, не взглянув на Аллейна и сделав движение плечами, которое при иных обстоятельствах можно было бы счесть провокационным. Он спросил, что бы она хотела выпить, и после некоторых колебаний и капризничания с ее стороны, предложил бренди.

– Ну… благодарю, – согласилась сестра Джексон в конце концов. Он заказал двойную порцию. Когда принесли напиток, она неожиданно быстро сделала хороший глоток, содрогнулась и объяснила, что пребывает в страшном напряжении. Это была первая фраза, состоявшая более чем из трех слов, какую она произнесла с момента прихода.

– Очень симпатичный паб, – заметил Аллейн. – Вы часто здесь бываете?

– Нет. Я тут впервые. Они… мы… все ходят в «Корону» на Сливовой. Потому-то я и предложила это место. Чтобы уж наверняка никого не встретить.

– Что бы вы ни собирались мне сообщить, я рад, что вы решили поделиться этим со мной.

– Мне очень трудно начать.

– Не волнуйтесь. Просто попробуйте. Вы сказали что-то насчет шантажа, не так ли? Давайте с этого и начнем.

Она до неловкости долго смотрела на Аллейна, потом вдруг открыла сумку, вынула из нее сложенный листок бумаги и протянула ему через стол, после чего сделала еще один щедрый глоток бренди.

Аллейн развернул листок, прикасаясь к нему лишь ногтем и ручкой.

– Вы, случайно, не были в перчатках, когда получили его? – поинтересовался он.

– Случайно была. Я как раз собиралась уходить. Он лежал на стойке регистрации.

– А где конверт?

– Не знаю. То есть знаю. Думаю, что знаю. На полу у меня в машине. Я вскрыла его, когда села за руль.

Теперь развернутый листок лежал на столе. Это было то, что в полиции называют анонимными письмами, содержащими угрозу: длинный узкий листок желтоватой низкосортной бумаги, вероятно оторванный от домашнего блокнота для записей. Текст был составлен из отдельных букв, вырезанных из газеты и приклеенных двумя неровными строками: «Отправьте по почте 500 фунтов пятерками С. Моррису, 11, Порт-лейн, Саутгемптон, иначе сообщу полиции о вашем визите в комнату 20. Без шуток».

Аллейн взглянул на сестру Джексон, та неотрывно смотрела на него, как загипнотизированный кролик.

– Когда это пришло?

– Вчера утром.

– В «Ренклод»?

– Да.

– Конверт надписан таким же способом?

– Да. Моя фамилия вырезана полностью, в одно слово. Я узнала – оно взято из рекламы в местной газетенке магазина тканей Джексона, так же как и название «Отель “Ренклод”», оно тоже вырезано целиком из рекламы.

– Вы не выполнили требование, конечно?

– Нет. Я не знала, что делать. Я… со мной ничего подобного никогда не случалось… я… я жутко расстроилась.

– Вы ни с кем не советовались по этому поводу?

Она покачала головой.

– С доктором Шраммом, например?

Он мог бы поклясться, что на короткий миг ее пышная плоть вздрогнула, и в глазах промелькнул мстительный огонек. Она промочила горло и прошептала:

– Ну, уж нет, спасибо!

– Это единственное послание, которое вы получили?

– Было еще кое-что. Гораздо хуже. Вчера вечером. В начале девятого. Меня вызвали из столовой!

– Что это было? Телефонный звонок?

– Так вы знали!

– Я догадался. Продолжайте, пожалуйста.

– Когда официант сообщил мне, я сразу поняла. Не знаю почему, но поняла. Я сняла трубку в одной из телефонных кабинок в холле. Мне кажется, он прижимал что-то к губам. Голос был приглушенным и каким-то искаженным. Он спросил: «Вы получили сообщение?» Я не могла произнести ни слова, и он продолжил: «Получили, иначе что-нибудь ответили бы. Вы выполнили инструкцию?» Я… не знала, что сказать, поэтому ответила: «Я выполню». Тогда он сказал: «Да уж, лучше вам это сделать». Он говорил что-то еще, я не помню точно, что-то насчет единственного предупреждения, кажется. Это все, – сказала сестра Джексон и допила свой бренди. Стакан дрожал у нее в руке, обтянутой перчаткой, и она неловко поставила его на стол.

– Не возражаете, если я заберу это? И окажите мне любезность, сложите листок и вложите его сюда. – Он достал из кармана конверт и опустил его на стол рядом с листком.

Помедлив немного, она дрожащими руками сделала то, о чем он просил. Взяв конверт, он сунул его в нагрудный карман.

– Что он со мной сделает? – спросила сестра Джексон.

– Вполне вероятно – ничего существенного. Полиция может что-то узнать от шантажиста, но вы же это предвидели, не так ли?

– Я не понимаю.

– Сестра Джексон, вы не думаете, что лучше вам самой рассказать мне о вашем визите в комнату номер двадцать?

Она хотела что-то вымолвить, но у нее пропал голос, хотя губы и двигались. Она приложила к ним палец, потом посмотрела на оставшееся на перчатке пятно помады.

– Ну же, – поторопил ее Аллейн.

– Вы не понимаете.

– Так постарайтесь меня просветить.

– Я не могу.

– Тогда зачем вы хотели со мной встретиться? Наверняка затем, чтобы предвосхитить то, что он может нам рассказать. Чтобы опередить его.

– Я не сделала ничего плохого. Я дипломированная медсестра.

– Разумеется. Итак, когда вы туда пришли?

Она сосредоточила взгляд на паре за дальним столиком, выпрямилась и выдала свой «отчет» серией бессвязных фраз, смысл которых сводился к следующему.

Это случилось около девяти часов вечера в день смерти миссис Фостер (вместо слова «смерть» сестра Джексон употребила «уход»). Она шла по коридору, направляясь к себе, и услышала громкий звук телевизора, доносившийся из двадцатой комнаты. Играла поп-песня. Она знала, что миссис Фостер не любила подобную музыку, и подумала, что та, должно быть, заснула, а шум может мешать постояльцам из других номеров. Поэтому она постучала, а потом вошла.

Здесь сестра Джексон сделала паузу. По движению ее губ и шеи можно было догадаться, что она сглотнула, а когда заговорила вновь, голос зазвучал выше, но ничуть не громче, чем прежде.

– Пациентка, я имею в виду миссис Фостер, лежала в кровати, как я и предполагала, то есть спала.