Убийства в стиле Джуди и Панча - Джон Диксон Карр

бежать из страны. Вот почему ему нужны были две тысячи фунтов, и он решил продать информацию о Л. Ошибочно полагать, что все деньги Уиллоби были найдены непосредственно у Уиллоби. Большая часть их, вероятно, хранилась на вилле Хогенауэра».

Стоун сделал паузу и перевернул лист. Затем откашлялся и бросил взгляд на Г. М., прежде чем продолжить:

– «Однако Бауэрс не знал, чем занимался Хогенауэр. Он считал Хогенауэра полусумасшедшим. А также полагал, что несколько купюр, которые он нашел в доме, были настоящими деньгами. Затем Бауэрс наткнулся на пачку банкнот по сто фунтов стерлингов, одна из них впоследствии была найдена в газете. Сумма составляла тысячу фунтов или даже больше, этого было достаточно, чтобы соблазнить и более крепкого человека. Бауэрс убил Хогенауэра, чтобы получить эти деньги. И это подтверждается тем фактом, что здесь – перед нами – Бауэрс устроил истерику, когда ему сказали, что банкнота в сто фунтов была поддельной. Именно для прикрытия он солгал о крупном банковском счете Хогенауэра и о том, что слышал голос Антрима в доме».

Это все, – произнес Стоун, помахав листком. – Здесь начинается новое предложение, но оно обрывается.

– У меня не было времени закончить, – сказал я, обращаясь к Г. М. – Я могу добавить, что Бауэрс был здесь, в холле этого дома, и слышал, как Антрим прописывал Хогенауэру бромид. Он мог ночью вернуться сюда на взятой напрокат машине и проникнуть в дом.

– Ого! – сказал Г. М. – Спокойно. Мы не можем выходить за рамки того, что написано на этих листках. Следующую записку.

У Стоуна был вид человека, открывшего посылку с выигрышем. Он взял второй бланк и показал его всем.

– Этот листок, – объявил он, – написан женским почерком, поэтому я полагаю, что автор записки – мисс Чейн. Вверху, жирным шрифтом, написано имя: Элизабет Антрим.

«Это дело не имеет никакого отношения к фальшивым деньгам. Убила она. Эта женщина жила скучной жизнью со скучным провинциальным врачом в скучном месте, и она не из тех, кто станет терпеть скуку. Она дочь своего отца. На прошлой неделе она узнала, что ее отец умер и она стала наследницей значительного состояния.

Теперь она жаждала свободы. Она совершила убийство, чтобы избавиться от своего мужа. Она дала Хогенауэру стрихнин, а затем одурачила всех с этими бутылочками. И потом она сама сделала эти метки на внутренней стороне окна, просто чтобы доктор Антрим попался в ловушку, а она смогла бы доказать, что отметины, вероятно, были сделаны изнутри. И это сработало: кроме того, ее визит к Хогенауэру, чтобы помешать ему выпить яд, был еще одним аккуратным маленьким алиби. Она такая. Я знаю, что это правда».

Стоун снисходительно отложил газету, но цокнул языком.

– Я знаю, что это так, я точно знаю, – яростно заявила Эвелин. – И правда заключается в том, что не было ни подмены бутылочек, ни взломщика!

– И все же… – пробормотал Г. М., с беспокойством оглядевшись. – Конечно, это самое простое решение. Но в таком случае как относиться к истории Бауэрса о том, что кто-то посетил Хогенауэра, что они разговаривали за запертой дверью и что Хогенауэр называл этого человека Антримом? Считаете ли вы, что на самом деле это была миссис Антрим и бедняга Хогенауэр играл в этом деле какую-то особую роль? Или миссис Антрим подкупила Бауэрса, попросив его подтвердить, что ее муж там был?

– Хм… – с глубокомысленным видом пробормотала Эвелин.

Г. М. покачал головой:

– Я же предупреждал вас: с какой стороны ни посмотри, мотивация будет слабой. Согласно этой версии, миссис Антрим наскучил ее муж. Поэтому она убивает кого-то, надеясь, что мужа повесят. Она совершает двойное убийство, единственной верной жертвой которого является тот, кто не имеет к ней никакого отношения. Нет-нет, девочка, это слишком затейливый путь. Я не отрицаю, что мужья и жены убивают друг друга. Но если они дошли до такого состояния супружеской асфиксии, то, как правило, они сгорают от нетерпения исполнить задуманное, поэтому идут не окольным путем, а самым что ни на есть прямым. Если вы не можете привести причину, по которой Хогенауэр вообще был втянут в это дело, то версия не сработает… У нас есть два противоположных мнения. Ваше решение разумно с точки зрения механизма осуществления, но слабо с точки зрения мотива. Решение Кена разумно с точки зрения мотива, но слабо с точки зрения механизма осуществления. Или нет? Каким образом он это сделал?

Я задумался.

– В качестве предположения. Бауэрс знал, что Хогенауэру дали маленький пузырек с бромидом. Он вернулся сюда на взятой напрокат машине, после того как отвез Хогенауэра домой, чтобы взять немного яда – любого яда – для фальсификации бромида. Он влез через окно.

Г. М. широко открыл глаза:

– Через окно аптеки? Значит, по-твоему, оно на самом деле было взломано снаружи? Но послушай! Как отметил сам Антрим, почему посторонний человек выбирает это створчатое окно, когда было бы намного проще войти через французское?

Я сказал:

– Потому что он был посторонним. Потому что он ничего не знал о доме. Откуда ему было что-то знать о доме или о том, какие окна могут тут застопориться? Он обошел дом, увидел окно. Он открыл задвижку снаружи ножом и сломал ее. Что касается царапин на подоконнике, которые все считают сделанными изнутри… А собственно говоря, что это меняет? Ведь они могли быть сделаны изнутри, когда грабитель вылезал наружу, верно?

– Тогда ты прав. Он забирается внутрь. Он ищет яд, любой яд. Он находит стрихнин с аккуратной этикеткой. Я не думаю, что Бауэрс фармацевт, но любой знает, что такое стрихнин. Он замечает, что это такой же белый порошок, что и бромид. Поэтому ему приходит в голову идея заменить им порошок, который принес Хогенауэр. На полке перед Бауэрсом стоит контейнер с бромидом Антрима, в нем не хватает четверти унции. Значит, он наполняет его… чем?

– А-а-а! Чем? Если он пришел не подготовленным, то чем?

– А как насчет бромистого аммония? Те же кристаллы, и здесь наверняка должна быть бутылочка с ним. А как насчет обычной поваренной соли? У меня есть идея, – произнес Г. М., – анализ этого контейнера дал бы интересные результаты.

– Чушь собачья! – сказала Эвелин.

Тем не менее речь Г. М. произвела на нее впечатление. Мерривейл продолжал равномерно постукивать карандашом по черепу, и этот стук начинал действовать мне на нервы. Я знаю, что это наверняка действовало на нервы и Серпосу. С тех пор как Стоун начал читать эти записки, Серпос не произнес ни слова. Действие виски закончилось, его нервы