Эллери Квин - Календарь преступлений

— Эллери… — начала Никки.

— Только самое лучшее! — крикнул Квин вслед официанту. — Куда он убежал? Я еще не распорядился насчет вина. Пьер!

— Un moment, monsieur,[128] — послышался голос длиннолицего официанта.

— Знаете, Никки, менее пяти процентов производимого в мире вина может быть названо хорошим вином…

— Эллери, мне не нравится это место, — сказала Никки.

— Остальное просто pour la soif…[129]

— Давайте не будем тут обедать, Эллери. Только узнаем насчет мамаши Кери и…

Эллери казался удивленным.

— Я думал, Никки, вам нравится французская кухня. Итак, закажем самое дорогое и изысканное вино. Пьер! Куда, черт возьми, он подевался? Сотерн[130] с самым лучшим букетом…

— Ой! — взвизгнула Никки и виновато умолкла. Это оказался всего лишь Пьер, дышавший ей в затылок.

— В конце концов, это особый случай… А, вот и вы. La carte des vins![131] Ладно, не имеет значения. Я знаю, чего хочу. — И Эллери торжественно произнес: — Бутылку «Шато д'Икан»!

Унылое выражение исчезло с лица официанта, как по волшебству.

— Но, месье, — пробормотал он, — «Шато д'Икан» — дорогое вино. Мы не держим таких прекрасных вин в нашем погребе.

Говоря это, Пьер умудрился создать впечатление, как будто только что произошло нечто чрезвычайно важное. Никки с тревогой покосилась на Эллери, дабы убедиться, что он уловил странную интонацию официанта, но Эллери всего лишь выглядел сокрушенным.

— Я просто поддался атмосфере кануна Дня благодарения. Глупо с моей стороны, Пьер. Дайте нам лучшее, что у вас есть, которое, — добавил он, когда Пьер быстро отошел, — возможно, окажется vin ordinair.[132] — И Эллери засмеялся.

Что-то тут ужасно не так, подумала Никки, интересуясь, сколько Эллери понадобится времени, чтобы снова стать самим собой.

Это произошло сразу же после peches flambeaux[133] и demi-tasse.[134] Вернее, произошли две вещи. Одна касалась официанта, а другая — Клотильды.

Официант выглядел смущенным. Протягивая Эллери l’addition,[135] он одновременно бросил свежую салфетку ему на колени. Эта странная non sequitur[136] разбудила дремлющие чувства мистера Квина. Но он ничего не сказал, а всего лишь ощупал салфетку, обнаружил в ее складках нечто твердое и плоское, извлек это и не глядя сунул в карман.

Что касается кассирши, то она также казалась смущенной. Расплачиваясь, Эллери бросил на столик двадцатидолларовую купюру. Клотильда отсчитала сдачу, любезно осведомилась, как месье и мадемуазель понравился обед, и недодала десять долларов.

Эллери едва успел указать ей на это досадное незнакомство с американской денежной системой, когда перед ним внезапно возник толстый, маленький человечек и затарахтел по-французски.

— Mais monsieur Fouchet, je fais une meprise…[137]

— Bkte a manger du foin — silence![138] — И месье Фуше кинулся к Эллери, почти плача. — Месье, такого раньше никогда не случалось! Даю вам слово…

На какой-то момент Никки с испугом подумала, что Эллери собирается предъявить месье Фуше для обследования то, что лежит у него в кармане. Но Эллери всего лишь улыбнулся, любезно принял недостающие десять долларов и спросил адрес мамаши Кери. Месье Фуше всплеснул руками, куда-то убежал и вскоре вернулся, передав им грязный листок бумаги с адресом и бормоча по-французски. На улице Эллери и Никки направились к «дюзенбергу», изображая послеобеденное удовлетворение, ибо в окно за ними наблюдали месье Фуше, Клотильда и длиннолицый Пьер.

— Эллери, что…

— Не сейчас, Никки. Садитесь в машину.

Никки нервно оглядывалась на три галльские физиономии, пока Эллери пытался завести «дюзенберг».

— Чертов аккумулятор! Так и знал, что не заведется! — Эллери выпрыгнул в снег и начал вытаскивать корзину. — Забирайте остальное и выходите, Никки.

— Но…

— Такси! — Стоящее в нескольких ярдах от ресторана такси рванулось вперед. — Водитель, заберите корзину и все прочее. Никки, садитесь в такси!

— Вы оставите здесь вашу машину?

— Мы можем забрать ее позже. Чего вы ждете, водитель?

Шофер выглядел усталым.

— Не рановато ли вы начали отмечать День благодарения? — осведомился он. — Я не ясновидящий. Куда ехать?

— Никки, где записка, которую дал мне Фуше? А, вот она… В Истсайд, водитель. Генри-стрит, 214-Б.

— Не хотите нарисовать мне план? — буркнул водитель, нажимая на стартер.

— Ну, Никки, давайте посмотрим на маленький подарок Пьера.

Это был белый бумажный пакетик. Эллери развернул его.

Внутри оказалось большое количество белого кристаллического порошка.

— Похоже на снег, — хихикнула Никки. — Что это?

— То, на что оно похоже.

— Снег?[139]

— Кокаин.

— Это самый паршивый район, — заметил водитель. — Здесь все может случиться. Помню, однажды…

— Очевидно, Никки, — нахмурившись, сказал Эллери, — я случайно произнес в разговоре с Пьером какой-то пароль.

— Он подумал, что вы наркоман! Значит, ресторан Фуше…

— Место хранения и распределения наркотиков. Интересно, что именно я сказал Пьеру… А, вино!

— Не понимаю, — пожаловался водитель.

Эллери бросил на него сердитый взгляд. Водитель обиженно отвернулся и посигналил пожилому китайцу в черной соломенной шляпе.

— «Шато д'Икан», Никки. Это был пароль! Конечно — жемчуг в хлеву…

— Я поняла, что там что-то не так, с той минуты, как мы туда вошли, Эллери.

— Хм… Мы передадим подарки миссис Кери, а потом вернемся и попросим папу заняться рестораном месье Фуше.

— Увидите, как инспектор сразу же наплюет на простуду, — засмеялась Никки. Внезапно она прекратила смеяться. — Эллери… по-вашему, это как-то связано с мамашей Кери?

— Чепуха, Никки.

Но для ее босса это был день неудач.

Когда они прибыли к дому 214-Б на Генри-стрит и постучали в дверь квартиры 3-А, им ответил такой дрожащий голос, что Никки сразу заподозрила неладное. Затем послышались странные скользящие звуки. Дверь открыли не сразу.

Никки закусила губу и робко покосилась на Эллери. Он нахмурился.

— Кажется, она не рвется заполучить вашу индейку, — заметил шофер такси, который притащил из машины тыквенный пирог и бутылку калифорнийского вина — одно из вдохновений мистера Сисквенки. Эллери принес корзину, а Никки — остальные мелочи. — Моя старуха померла бы со смеху…

— Я предпочел бы, чтобы на ее месте оказались вы, — сердито прервал Эллери. — Когда она откроет дверь, просуньте внутрь пирог и бутылку, а потом ждите нас в машине.

Но в этот момент дверь открылась, и они увидели маленькую круглолицую старушку с розовыми щеками, даже отдаленно не походящую на индианку.

— Мисс Портер!

— Здравствуйте, мамаша Кери.

В маленькой бедной комнатке чем-то пахло. Но это был не запах нищеты — комната была почти противоестественно чистой. Эллери едва слышал щебетание женщин — он был слишком поглощен использованием глаз и носа, казалось напрочь забыв о Массаоите и вампаноагах.

— Никки, — резко сказал Эллери, когда они вернулись в такси, — вы, случайно, не помните старую квартиру мамаши Кери?

— На Орчард-стрит? Да, а что?

— Сколько там комнат?

— Две — спальня и кухня.

— Она всегда жила одна?

— По-моему, да.

— Тогда почему она так внезапно — по словам дворника с Орчард-стрит — переехала в трехкомнатную квартиру?

— Вы имеете в виду, что в квартире на Генри-стрит…

— Три комнаты — судя по дверям. Почему же бедной, старой и одинокой уборщице внезапно понадобилась лишняя комната?

— Подумаешь, — усмехнулся водитель. — Она взяла жильцов.

— Да, — отозвался Эллери, на сей раз не рассердившись. — Это возможно, учитывая запах дешевых сигар.

— Сигар?

— Может, она торгует табаком? — предположил шофер.

— Слушайте, приятель, — разозлилась Никки. — Почему бы вам не пустить нас за руль и не занять наше место?

— Дело в том, — задумчиво продолжал Эллери, — что перед тем, как открыть нам дверь, она отодвигала от нее мебель. Помните эти звуки? Дверь была забаррикадирована.

— Да, — согласилась Никки. — Не похоже на жильцов, верно?

— Скорее похоже на укрытие. — Эллери склонился вперед, прежде чем водитель успел открыть рот. — Никки, там кто-то прячется, кто не может или не осмеливается выйти… Начинаю думать, что есть связь между курильщиком сигар, которого прячет ваша миссис Кери, и пакетом наркотика, который Пьер по ошибке подсунул мне в ресторане Фуше.

— О нет, Эллери! — простонала Никки.

Эллери взял ее за руку.

— Это скверный конец для предпраздничного дня, но у нас нет выбора. Как только мы доберемся домой, я скажу папе, чтобы он вечером арестовал Пьера, и будем надеяться… Черт бы побрал этих пилигримов!