Анна Литвинова - Прогулка по краю пропасти

…Когда дверь в красный уголок закрылась и они вдвоем быстро зашагали по коридору – первый впереди, второй чуть сзади, главарь на ходу бросил:

– Найди мне Борисова. Срочно. Пусть прибудет в мой кабинет.

Ученый, оставшийся в красном уголке вместе с пленниками и автоматчиками, откашлялся и произнес:

– Прошу простить, мм, господа, – голос его оказался робким, почти извиняющимся, – я давно не проводил показов объекта. Поэтому прерывайте меня, если что-то в моем выступлении покажется вам недостаточно, мм… понятным. Прошу вас без стеснения задавать любые вопросы.

Ученый исподлобья оглядел Варю с Саней.

– Данный объект, – продолжил он, очевидно, постепенно вдохновляясь от звука собственного голоса, – является совершенно секретным, поэтому мне не совсем понятно, почему товарищ, м-м… товарищ полковник позволил вам осмотреть его. Вероятно, после осмотра товарищ полковник возьмет с вас подписку о неразглашении. Впрочем, не могу знать. Приказы товарища полковника здесь не обсуждаются.

Ни Саня, ни Варя ни звуком, ни движением не прервали ученого. Автоматчики посматривали на белохалатника слегка иронически, но тоже с очевидным интересом слушали.

Ярослав Михайлович (как представил его главный) взобрался на возвышение рядом с классной доской. Руки он по-прежнему держал в карманах халата и перебирал там ими. Голос его возвысился и окреп.

– Итак, – проговорил он, – об объекте. Данный объект был создан по представлению Министерства обороны СССР и решению Политбюро ЦК КПСС в тысяча девятьсот семьдесят втором году. Почему именно здесь, спросите вы? Ну, во-первых, свою роль сыграла удаленность местности от промышленных и военных объектов. Скажем, до ближайших крупных городов отсюда не менее сотни километров. До города Краснодара, к примеру, около ста двадцати километров, до города Туапсе – более ста. Во-вторых, чрезвычайно важна чистота здешнего воздуха. И, в-третьих, теплый климат: среднегодовая температура здесь составляет примерно плюс четырнадцать градусов по шкале Цельсия.

С каждой фразой говоривший все более воодушевлялся. Он постепенно входил в менторскую роль – похоже, любимую, однако слегка подзабытую.

Варя внимательно слушала его хорошо поставленную речь. Но параллельно в голове бились мысли: «Зачем они вдруг решили нам что-то рассказать? И показать?.. Чтобы потом шлепнуть нас? Но зачем тогда тратить время и силы? Или… Они хотят (через нас) кого-то о чем-то предупредить? Или – напугать? Или – перевербовать нас? Сделать своими союзниками? Ну, последнее – конечно, смешно…»

– Лично я здесь работаю, – продолжал ученый, – с тысяча девятьсот семьдесят девятого года, по распределению после окончания биологического факультета МГУ. Сейчас я заведующий лабораторией, доктор биологических и кандидат философских наук. И если объект в настоящее время возглавляет полковник Бурдаков, то я, по сути, являюсь его заместителем по научной работе.

– Полковник Бурдаков – тот человек, что был здесь, – утвердительно проговорила Варя.

– Так точно, – откликнулся ученый. – Человек высоких принципов, огромных познаний и редкой души.

– Мы это поняли, – с тончайшей иронией обронила Варвара.

Ученый то ли вправду не заметил (то ли сделал вид, что не заметил) ее насмешливого тона и продолжил:

– В течение вот уже тридцати лет на нашем объекте проводятся опыты по генетическому модифицированию различных биологических структур.

«Зам. по науке» обернулся к доске, взял мелок и аккуратным почерком написал:

ГЕНЕТИЧЕСКОЕ МОДИФИЦИРОВАНИЕ.

– Опыты по генетическому модифицированию, – продолжил ученый, – стали теоретически возможны после открытия американскими учеными Уотсоном и Криком в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году структуры ДНК. Впоследствии оба они стали лауреатами Нобелевской премии.

«Лектор» написал на доске:

Дж. Уотсон

Ф. Крик.

А ниже:

ДНК; 1953 год; Нобель.

– К сожалению, в СССР развитие генетики сильно затормозилось по идеологическим причинам. «Лысенковщина». Гонения на «менделистов-морганистов» – а ведь среди них были ученые мировой величины: Вавилов, Шмальгаузен, Серебровский! Все это не способствовало успехам нашей отчизны в данной области. Партия впоследствии осудила волюнтаризм, допущенный в сороковые – шестидесятые годы в биологической науке. И в последующие годы советским ученым удалось не только догнать, но и по ряду научных направлений опередить буржуазных специалистов…

«Да понимает ли он, которое тысячелетие на дворе? – подумала Варя, изумленно глянув на «лектора». – Что за махровый лексикончик? «Партия осудила волюнтаризм», «советским ученым удалось перегнать»… Его что, в наши дни из семьдесят девятого года на машине времени доставили?»

Однако последующие речи ученого показали, что тот все-таки адекватен современности:

– Технологии генетического модифицирования с самого момента создания в начале восьмидесятых годов показали себя технологиями двойного назначения. То есть они могли (и могут!) применяться как в народнохозяйственных, так и в оборонных целях. К примеру, обыкновенному картофелю можно придать полезные свойства. И модифицированное растение станет ядовитым для вредителей вроде колорадского жука. Однако с помощью генной инженерии можно превратить тот же клубень в яд не для насекомого, но и для человека. К примеру, сделать его переносчиком наследственных, смертельно опасных для людей заболеваний.

Ученый наконец вытащил из кармана халата руку (Варя заметила, что она вся покрыта какими-то красными лишаями) и воздел палец вверх:

– Именно поэтому наша лаборатория с первых дней своего существования была засекречена… Вопросы по сути есть? Нет?.. Тогда я, с вашего позволения, продолжу небольшой исторический экскурс… Направление работ по генетическому модифицированию в свое время подсказала ученым сама природа. Она, в частности, дала нам пример удивительного симбиоза. Существует, скажем, почвенная бактерия под названием Агробактериумтумефаценс.

Латинскую абракадабру «зам. по науке» произнес на одном дыхании и написал на доске:

Agrobacteriumtumefaciens

– Оказалось, – продолжил он со все растущим воодушевлением, – что эта бактерия выработала изощреннейший способ паразитировать на растениях. При определенных условиях – например, когда на растении есть ранка – осуществляется любопытнейший механизм симбиоза. Отдельные частицы ДНК бактерии проникают в ДНК растения. Эти части ДНК назвали «Т-ДНК» – от английского слова transferred, то есть «переносимая».

Ученый в очередной раз написал на доске:

Т-ДНК;

transferred.

– Они, эти участки ДНК бактерии, таким образом мимикрируют, что растение начинает воспринимать их как часть своего собственного ДНК! Представляете? – Ученый с воодушевлением обвел взглядом слушателей.

Варвара украдкой посмотрела на автоматчиков и на Саню. Оба конвоира, кажется, уже поплыли. По их остекленевшим глазам стало ясно, что они перестали следить за лекторской мыслью. Саня, однако, крепился: на его лице был написан живой, но несколько скептический интерес. Казалось, ему хочется воскликнуть: «Что ты нам мозги пудришь?!»

Ярослав Михайлович не замечал угасающего интереса аудитории. Его лекторский восторг только нарастал:

– Итак, сама природа научилась замещать отдельные участки ДНК одного вида участками другого вида. Так почему то же самое не может проделать человек?! Причем проделать с теми культурами, которые требуются ему?! Почему он не может придать им те свойства, что потребны ему?! Почему он не может, напротив, лишить растения и животных тех свойств, что ему, человеку, не нужны и мешают?!

Слова «человек» и относящееся к нему местоимение «он» ученый произносил с трепетным придыханием, словно верующий – имя Бога: «Он», «Ему», «Человек»…

– …И в лабораториях разных стран начались опыты по включению «полезных» частей различных ДНК – в ДНК растений. По сути, это была та же селекция! Те экземпляры, которым удавалось привить необходимые человеку свойства, шли в работу дальше. От них ученые получали нужное потомство. И снова скрещивали его с улучшенными экземплярами. Те же, которым не удавалось привить нужные качества, браковались. Однако время на селекцию теперь сократилось в десятки, сотни раз. Необходимые свойства являлись не продуктом случайного подбора, а переносились растению (пока мы говорим только о растениях!) руками ученых.

– Переносились – как? – спросила Варвара. Ее и вправду заинтересовала эта импровизированная лекция по генетике. Удалось даже забыть (точнее, не принимать во внимание) обстоятельства, в которых она происходила: под дулами автоматчиков, на странном военном объекте, на вершине труднодоступной горы.