Свет гаснет - Найо Марш

А завтра пройдем пьесу со светом и спецэффектами, но без актеров.

Он изложил все это труппе.

— Если сейчас мы худо-бедно пройдем всю пьесу, то завтра можете поспать подольше. Сейчас мы просто проговорим ее реплика за репликой, без всяких промежуточных действий. Хорошо? Возражений нет? Банко?

— У меня? — переспросил Банко, который как раз собирался возразить. — Возражения? О нет, нет.

Они закончили без пяти два. Администрация театра заказала пиво, виски и херес. Некоторые ушли, не притронувшись к спиртному. Уильяма отправили домой на такси вместе с Ангусом и Ментитом, которые жили приблизительно в той же стороне. Мэгги ускользнула сразу после того, как отыграла свою сцену с хождением во сне и повидалась с Перегрином. Флинс ушел после убийства, Банко — после сцены с котлом, а Дункан — после прибытия в замок. Задержек почти не было, лишь некоторые изменения в коллективных битвах в конце. Макбет и Макдуф отработали свой эпизод как по нотам.

Перегрин дождался, пока все разойдутся и театр начнет обходить ночной сторож. Всюду было темно, горели только тусклые дежурные лампы. Воцарилась холодная, душная темнота и ожидание.

Он немного постоял перед занавесом и увидел, как по ярусам зала движется фонарик сторожа. Он ощущал внутри пустоту и смертельную усталость. Никаких несчастий не произошло.

— Доброй ночи, — крикнул он сторожу.

— Доброй ночи, шеф.

Он прошел за занавесом на сцену, прошел мимо грозных декораций, очертания которых едва виднелись в далеком свете дежурной лампочки. Где его фонарь? Бог с ним; все бумаги с заметками были у него под мышкой, прикрепленные к нумератору с «хлопушкой», так что можно идти домой. Мимо маскировочных частей декораций, осторожно, по левому краю сцены.

Его нога за что-то зацепилась. Он упал вперед, удар резко отозвался в месте старого ушиба, и это заставило его вскрикнуть.

— С вами все в порядке? — спросил едва слышный голос в зале.

С ним все было в порядке. Он все еще держал в руках «хлопушку». Его нога зацепилась за один из световых кабелей. Он осторожно поднялся.

— Все хорошо, — крикнул он.

— Вы уверены? — спросил встревоженный голос уже совсем близко.

— Господи! Кто там, черт побери?

— Это я, шеф.

— Бутафор? Какого черта ты тут делаешь? Где ты вообще?

— Здесь. Решил остаться и проследить за тем, чтобы никто ничего не затеял. Наверное, я задремал. Погодите минутку.

Послышалась возня, и нечеткая фигура показалась из-за угла какого-то темного предмета. От фигуры шел сильный запах виски.

— Кресло убитой леди, — сказал он. — Должно быть, я в нем заснул, представляете?

— Представляю.

Бутафор подошел ближе, и из-под его ноги выкатился стеклянный предмет.

— Бутылка, — стыдливо сказал он. — Пустая.

— Я так и думал.

Глаза Перегрина привыкли к темноте.

— Насколько сильно ты пьян? — спросил он.

— Не слишком. Всего несколько шагов по тропе наслаждений. В бутылке оставалось не больше трех порций. Честно. И никто не замыслил никаких шуток. Все растворились в воздухе.

— Тебе лучше последовать их примеру. Пойдем.

Он взял бутафора под руку, подвел его к служебной двери, открыл ее и вытолкнул его наружу.

— Спасибо, — сказал бутафор, пожелал ему спокойной ночи и ушел, аккуратно шаркая ногами. Перегрин захлопнул служебную дверь на автоматически защелкивающийся замок. Он успел увидеть, как бутафора тошнит на углу Уорфингерс Лейн.

— Помогло! — крикнул тот и быстро пошел прочь.

Перегрин дошел до парковки и сел в машину. Дома его ждала Эмили в пушистом халате.

— Привет, любимая, — сказал он. — Зря ты не легла.

— Привет.

— Мне только суп, — сказал он и рухнул в кресло.

Она принесла ему крепкий бульон, в который плеснула немного бренди.

— Ох, до чего же хорошо, — сказал он. — Репетиция прошла ужасно, но не было никаких розыгрышей.

— Плохо на генеральной репетиции — хорошо на представлении.

— Надеюсь.

И с этой надеждой он допил бульон и отправился спать.

III

Все были в гримерных за закрытыми дверьми. Телеграммы, открытки, подарки, цветы, резкий запах грима, белил, лосьона для рук — душная, заряженная электричеством атмосфера работающего театра.

Мэгги аккуратно нанесла на лицо грим. Посмотрела на себя под разными углами, сдвинула брови, подчеркнула решительные складки в углах рта. Зачесала назад приглаженную гриву рыжеватых волос и закрепила ее шпильками и лентой.

Нэнни, ее костюмерша и экономка, молча стояла рядом, держа ее платье. Когда Мэгги обернулась, наряд уже ждал ее. Она повязала на голову шифоновый шарф, и Нэнни умелым движением набросила на нее платье, не коснувшись одеждой головы.

Ожил громкоговоритель.

— Пятнадцать минут. Пятнадцать минут, пожалуйста, — произнес он.

— Спасибо, Нэнни, — сказала Мэгги. — Отлично.

Она поцеловала потрепанный комок меха с кошачьей головой.

— Будь здорова, Томасина, — сказала она и поставила игрушку к зеркалу.

Стук в дверь.

— Можно войти?

— Дугал! Да.

Он вошел и положил на туалетный столик бархатную коробочку.

— Это принадлежало моей бабушке, — сказал он. — Она была горной шотландкой. Благослови тебя бог.

Он поцеловал ей руку и перекрестил ее.

— Спасибо тебе, дорогой. Спасибо.

Но он уже ушел.

Она открыла коробочку. В ней лежала брошь — переплетенные золотые листья с цветком чертополоха из полудрагоценных камней.

— Это к добру, я уверена, — сказала она. — Я прикреплю ее к меху на накидке. Нэнни, помоги, пожалуйста.

Через минуту она была полностью одета и готова.

Три ведьмы стояли вместе перед зеркалом, Рэнги в середине. У него было лицо черепа, но на темном лице блестели веки. На шее висел льняной шнурок с нефритовым тики[122]. Блонди была загримирована под ярко накрашенную уродину с красными пятнами на щеках и огромным алым ртом. У Венди была борода. Руки у всех были похожи на клешни.

— Если я продолжу на себя смотреть, то сам испугаюсь, — сказал Рэнги.

— Пятнадцать минут. Пятнадцать минут, пожалуйста.

Гастон Сирс одевался в одиночестве. Его общество доставило бы другим актерам большое неудобство: он все время пел, бормотал что-то, произносил отрывки древних поэм и постоянно выходил в туалет. Поэтому он занял крошечную гримерную, которая больше никому не понравилась, но ему, кажется, приглянулась.

Когда Перегрин заглянул к нему, он нашел его в веселом расположении духа.

— Поздравляю вас, мой дорогой, — воскликнул он. — Вы, несомненно, додумались до правильной интерпретации таинственного Сейтона.

Перегрин пожал ему руку.

— Мне нельзя желать вам удачи, — сказал он.

— А почему нет, мой чувствительный мальчик? Мы желаем друг другу удачи. A la bonne heure[123].

Перегрин поспешил в гримерную Нины Гэйторн.

Ее туалетный столик был завален совершенно несовместимыми друг с другом предметами, каждый из которых она, должно быть ласково целовала. На почетном месте стоял гипсовый Генезий, святой покровитель актеров. Рядом лежали