Китайская гувернантка - Марджери Аллингем

преданные своему делу, иногда заблуждающиеся люди, приверженные множеству идей, из которых лишь немногие были практичными. Огонь в его глазах, длинные костлявые запястья и нетерпеливые жесты были до странности знакомы, но тем более сбивали с толку, что он не ожидал встретить их на Эббфилд-Хай-роуд. Другой удивительной вещью в советнике была его открытая неприязнь к своему посетителю, который был совершенно незнаком. Тимоти был достаточно молод, чтобы это причинило ему боль.

Ноздри Корниша раздулись, и когда он заговорил, его тон был презрительным.

“Как я уже сказал одному представителю вашей фирмы сегодня утром, вопрос закрыт”, - сказал он. “Я не хочу больше об этом слышать. У меня есть имя вашего клиента, и это все, что я хотел знать, когда приглашал его зайти ко мне.”

Тимоти расслабился. “Извините, сэр. Вы совершаете ошибку”, - весело сказал он.

“Вас направила сюда компания ”Сталкей и сыновья"".

“Нет, сэр. Я узнал ваше имя от сапожника с Карроуэй-стрит”.

“Имеете ли вы вообще какое-либо отношение к Сталкерам? Вы их знаете? Вам знакомо это имя?” В допросе было больше силы, чем того требовал предмет, и молодой человек заколебался.

“Сегодня утром один из братьев избил меня”, - сказал он наконец.

“Почему это было?”

“Я не знаю. Мужчина напал на меня из воздуха”.

Советник пристально посмотрел на него и вскоре заговорил более мягко. “Это очень опасное обвинение, если только ты не уверен в том, что имеешь в виду, мой мальчик”. Без его враждебности он предстал как приятный человек, возможно, немного бесчеловечный, но обладающий долей сухого юмора.

“Вряд ли я мог подумать, что мужчина, которого я встретил, будет болтаться поблизости достаточно долго, чтобы кого-то избить”, - заметил он, слегка шмыгнув носом. “Его брат, который, как он заверил меня, работает здесь над расследованием, совершил самый неприлично поспешный уход от неприятностей, который я когда-либо видел. Он буквально летел на реактивном самолете, кажется, до самой Канады. Как тебя зовут?”

“Тимоти Киннит, сэр”.

“Киннит!” Слово прозвучало как взрыв, и морщинистое эстетичное лицо окаменело. “В чем дело? А?” Он повернулся к своей жене. “Марион, оставь меня с этим молодым человеком на минуту или две, хорошо?”

Миссис Корниш упрямо села.

“Я подожду”, - начала она, но когда он повернулся и посмотрел на нее, краска бросилась ей в лицо, она угрюмо встала и направилась к двери. “В любом случае, я буду не очень далеко”, - сказала она, уходя, но было неясно, были ли эти слова угрозой или заверением.

Советник подождал, пока ее шаги затихнут вдали, прежде чем перегнуться через стол в попытке, по-видимому, любой ценой проявить благоразумие.

“Кто тебя послал?” - требовательно спросил он.

Раздражение Тимоти начало возвращаться. “Мне дал ваше имя сапожник с Восточной дороги”.

“И вы ожидаете, что я в это поверю?”

“Я действительно не могу представить, почему вы не должны”.

Советник проигнорировал его.

“Я думаю, вас послала мисс Элисон Киннит”, - сказал он.

Тимоти уставился на нее. “Элисон? Почему она должна?”

“Значит, вы ее знаете?” Умные глаза были проницательно-пытливыми.

“Конечно, хочу. Она и ее брат воспитали меня. Я живу с ними”.

“О”. Он казался удивленным, даже немного обескураженным. “Тогда, возможно, вы знаете женщину по имени Флавия Айхесон?” Он вложил в это имя презрение и неприязнь, и Тимоти нахмурился.

“Конечно, я ее знаю”, - признал он. “Она была рядом всю мою жизнь. Она большая подруга тети Элисон и очень милая старушка. Она создавала проблемы в одном из ваших комитетов?” Он понял, что попал в яблочко, как только эти слова слетели с его губ. Советник был на грани ярости, и краска выступила на его худых щеках.

“Вы очень правдоподобны, очень обходительны”, - начал он с намеренной обидой. “Я не дурак, вы знаете, даже если я прожил намного дольше, чем вы. Как только я услышала, что частный детектив вынюхивал кое-что в определенном направлении, я заподозрила нечто подобное, и, скажу вам откровенно, мне стало противно. На какое-то время я умыла руки от всего этого дела, но, поразмыслив, решила проверить и пригласила Сталкеров навестить меня. Сегодня утром пришел один брат и был вполне готов поговорить, но я хотел от него только одного - узнать имя его клиента. Как только он сказал мне это, я поняла, что была права. Элисон Киннит и Флавия Айхесон, они практически одна и та же женщина ”.

“О, но это не так!”

Тимоти был так раздражен, что рассмеялся. “У них могут быть одинаковые интересы, и они, безусловно, очень близкие друзья, но они совершенно разные личности, уверяю вас”.

“Неужели?” Советник Корниш сообщил, что его это не убедило. “Вернитесь и скажите им, - сказал он, - скажите им, что они могут чувствовать, что служат искусству, но я служу человечеству и не позволю вмешиваться в дело моей жизни. Вы также можете сказать им, что, если они надеются использовать грязное оружие, им следует очень тщательно обдумать свою позицию. По крайней мере, ” он поколебался, - по крайней мере, скажите им, чтобы они не были такими чертовски глупыми!”

“Уверяю вас, вы совершаете большую ошибку”. Смущение Тимоти нарастало. К своему ужасу, он обнаружил, что личный аспект его поисков с каждой новой встречей становился все более мучительно личным, в то время как обвинительный стиль Советника эмоционально расстраивал его, и он чувствовал, что это абсурдно.

“Я пришел сюда по собственному почину, потому что хочу знать то, что пытался выяснить Сталкей, и я подумал, что вы могли бы мне помочь”, - запинаясь, сказал он.

“Какие вещи? Продолжайте, молодой человек. Облеките их в слова, какие вещи?” В силе вопроса пожилого человека было что-то дикое, и его посетитель уклонился от ответа.

“Некоторые — некоторые аспекты социальных условий на Терк-стрит незадолго до второй войны, сэр”, - пробормотал он, и это прозвучало высокопарно даже для него самого.

“Социальные условия!” Фраза, казалось, затронула центр власти в члене совета, который позволил себе расслабиться. “Не будь напыщенным ослом, мальчик!” Он использовал это слово в старомодной манере с длинной гласной, что делало его еще более уничижительным. “Терк-стрит была лондонскими трущобами. Ваше поколение не знает, что это значит. Вы называете себя ‘больными’, не так ли? Я тоже так думаю. В тридцатые годы вы не смогли бы пройти и ста ярдов по Терк-стрит-миле без рвоты. Меня саму это взволновало, и я не была продуктом, которого кормили с ложечки в университете ”.

Он еще сильнее перегнулся через стол, дрожа в