Майлз Бридон - Рональд Нокс

— Уму непостижимо, как река умудряется творить такое. Тонкая струйка воды — камешек в полфунта весом и то не сдвинет. Но дайте ей несколько тысячелетий, и она прогрызет себе дорогу сквозь сплошную скалу, промоет русло футов пятнадцать-двадцать глубиной. И все это лишь краткий миг на фоне миллионов лет, прожитых Землей. Говорят, если считать возраст земной коры, то мерить надо вообще миллиардами лет. Чудно, правда?

— Чертовски.

— И ведь мы наверняка еще преуменьшаем. Вам не кажется иной раз, будто вся жизнь человечества на этой планете не более чем эпизод и все наши хваленые достижения просто пылинка в океане бесконечности?

— Иной раз кажется. Но ведь в таком случае всегда можно пустить себе пулю в лоб, разве нет?

— Можно, конечно, если уж совсем припечет… Забавный старикан Поултни.

— Умничает многовато, верно? При нем я опять чувствую себя мальчишкой-школьником. А жене он все равно нравится.

— Типичный школьный учитель, по всем статьям. Эта профессия вырабатывает привычку ораторствовать перед массой народу, которая лишена возможности отвечать. Иногда такое случается и со священниками. Я вправду уверен, что он будет прямо-таки обескуражен, если поймает рыбу, ведь он обожает насмешничать над собственными стараниями… Вы раньше не бывали в здешних краях?

— Нет, никогда. И очень досадно знакомиться с ними в столь трагических обстоятельствах. Смотришь на окрестности с тяжелым чувством, и немудрено, когда впервые видишь их, стоя у смертного одра.

— Наверно, вы правы… А вообще, ужасно жаль, что ближе к Пулфорду все так испорчено фабриками. Раньше эти места считались одними из красивейших в Англии. А с пейзажем сельской Англии ничто не сравнится, правда? Вы много путешествовали, не считая войны, конечно?

«Черт, что ж это он задумал?» — спрашивал себя Бридон. Может, Бринкман, решив было облегчить душу, никак не мог начать и хватался то за одну тему, то за другую, лишь бы оттянуть страшный миг исповеди? Другого объяснения этим разговорным причудам, пожалуй, не подберешь. Надо бы его подбодрить, но как?

— Да, честно говоря, очень мало. Вот вы небось поездили с Моттрамом, а? Я думаю, богач вроде него вряд ли упустит шанс посмотреть мир. Забавно, что он решил провести отпуск в этаком захолустье.

— Наверно, у каждого из нас есть на свете любимый уголок… Смотрите, как глубоко река вгрызлась в скалу!

Они свернули на тропинку, которая шла круто вниз, к берегу, среди елей и высоких, по пояс, зарослей папоротника-орляка, и очутились в глубокой каменной ложбине с отвесными склонами, больше похожей на ущелье; высоко над головой виднелись нагромождения валунов да пучки папоротников. Узкая стенка впереди была словно пробита или вырублена в скале, футах в пяти-шести над бурлящим потоком, и пенные брызги, вскипающие на камнях и летящие во все стороны, только чудом не достигали до нее. Людского жилья не видно; рев воды заглушал голос, можно было лишь кричать; солнце, уже приближавшееся к полудню, не доставало подножия скал, и сам каньон по контрасту выглядел мрачно и жутковато.

— Пройдемте немного вперед по тропинке, — сказал Бринкман. — Впечатление куда сильнее, когда стоишь прямо посередине всего этого. Тропинка, — пояснил он, — тянется вдоль берега, обычно как раз по ней и ходят рыбачить на Долгую заводь. Я пойду первым, ладно?

Секунду Бридон помедлил. Этот человек всю дорогу отвлекал его нарочито пустым разговором и так явно стремился отвести именно сюда, что Майлз вдруг заподозрил враждебный умысел. Протянет руку: дескать, обопритесь, удобнее будет обогнуть выступ! — а сам легонько толкнет, и полетишь ты, голубчик, с тропинки прямиком в воду. Вокруг ни души, а камни и река тайну открыть не поспешат. Но отказаться невозможно — благовидный предлог с ходу не сочинишь. К тому же Бринкман чуть не на голову ниже его ростом…

— Ладно, — кивнул он, — я пойду за вами. — И мысленно добавил: «На безопасном расстоянии».

Ярдов через двадцать они остановились на площадке, где каменный карниз расширялся примерно до пяти футов. Площадку окаймляла шести-семиметровая каменная стенка, образующая опять-таки узкий карниз, новую ступеньку этой исполинской лестницы.

— Любопытно, правда, — сказал Бринкман, — каким образом эти скалы громоздятся друг на друга? Взгляните на длинный уступ вон там, справа, ведь точь-в-точь багажная полка в железнодорожном вагоне! Какой случайности он обязан своим возникновением? А может, это не случайность, а забытый след человеческой мысли?

В самом деле здорово похоже на полку в кладовой некоего беглеца, прятавшегося тут в незапамятные времена. Клочок белой бумаги — наверняка упавшая сверху обертка от сэндвича — усиливал эту иллюзию.

— Да, — отозвался Бридон, — так и ждешь таблички с надписью: «Только для легких вещей». Бог ты мой, ну и местечко!

Забыв о своих опасениях, он прошел мимо Бринкмана дальше, разглядывая каньон. Бринкман медленно, почти нехотя последовал за ним. Оба шагали молча, но вот каньон кончился, и по удобной тропинке они выбрались на верхнюю дорогу.

Ну, теперь самое время для доверительных признаний! Однако, к удивлению Бридона, спутник его помрачнел и насупился; ни единая попытка начать разговор успеха не принесла, Бринкман отвечал невпопад, односложно, вдобавок таким тоном, который отбивал всякое желание затевать с ним беседу. В конце концов Бридон тоже умолк и вернулся в «Бремя зол» до крайности недовольный собой и озадаченный еще больше прежнего.

Глава 15

Бумажный обрывок

Лейланд еле дождался его возвращения. Он узнал от Анджелы, что Бридон ушел с Бринкманом на прогулку, причем инициатива исходила от Бринкмана, и выступил он с ней неожиданно и настойчиво (Анджела не забыла сообщить и об этом). Лейланду, понятно, не терпелось первым услышать о бринкмановской исповеди. До обеда было еще целых полчаса, и Бридон, следуя примеру жены, предложил посидеть на «трактирной» скамейке — там можно без помех все обсудить.

— Ну как? — спросил Лейланд. — Я и надеяться не смел, что Бринкман отреагирует так быстро. Что он сказал? Вернее, что ты сообщишь мне из его рассказа?

— Ничего. Ничего он не рассказал. Мы только прогулялись в каньон и обратно.

— Слушай, старина, ты что темнишь? Я имею в виду, если Бринкман согласился поговорить с тобой под секретом, ради бога, так и скажи. Я уж как-нибудь потерплю.

— Да не говорил он со мной! Все, что он там наболтал, с тем же успехом могло быть сказано при всех, хотя бы в здешней гостиной. Ни черта не понимаю.

— Ну знаешь, нечего мне морочить голову! Понятно, ты куда щепетильней меня в этих делах, но сам посуди: что за беда, если ты расскажешь мне бринкмановские откровения? Мне от