Доминик Сильвен - Когда людоед очнется

У Лолы слова застревали в горле. Ингрид отвезла ее домой и попросила Максима побыть с ней. Затем снова села в «твинго» и отправилась в Монруж. Подъехав к бывшей керамической фабрике, она разглядела фургончик, в котором ждали Кармен и Альберта.

— От чего он умер?

— От сердечного приступа, — ответила Альберта. — Ночью.

— Еще один удушенный?

— Нет, если верить легавым.

— Как он выглядел, когда вы его нашли?

— Лежал в постели со спокойным лицом. Словно спал. Мастерскую обыскали, нашли его документы. Ты не поверишь, но на самом деле его звали Юлианом Жибле де Монфори. Сестра Маргарита — его двоюродная бабушка. Юпитер никогда об этом не говорил. Наверно, боялся, что мы не захотим с ним знаться. Потому-то они с настоятельницей так хорошо ладили. Они принадлежали к одному роду и кругу. Мне, положим, все равно. Его таланту это не вредило.

— Сердечный приступ — ошибочный диагноз! — загремела Кармен. — Юпитер был в прекрасной форме. Его просто убрали. Нашего товарища убили!

— Вам лучше успокоиться и вернуться к себе. Не выезжайте за пределы города.

Ингрид узнала голос, прежде чем успела обернуться. Бок о бок с Людовиком Николе стоял Саша

Дюген и в упор смотрел на Кармен, пока та не взяла себя в руки, затем он приказал лейтенанту «вернуть артисток на их орбиту и задать им курс на Париж».

— Что вы здесь поделываете, мадемуазель Дизель?

Тон Дюгена был спокойным, но выражение лица выдавало волнение.

— Вы должны знать, что Марке и Хатчинсон спонсировали Юпитера.

— Это я уже знаю.

— И именно Хатчинсон настояла на том, чтобы Марке предоставил ему заброшенную фабрику.

— Мне известно насчет Хатчинсон, я вызвал ее в комиссариат. Возвращайтесь к себе, здесь все под контролем.

— И в этом ваша главная проблема.

— Что вы несете?

— Вы хотите все контролировать, Саша.

— Немедленно покиньте территорию, или я прикажу своим людям выпроводить вас.

— All right![21] Я уйду, раз ты этого хочешь.

Она поняла его взгляд: «Ты говоришь мне «ты», ты сошла с ума, убирайся, пожалуйста». И подумала, что сейчас самый худший и самый лучший момент, чтобы настоять на своем.

— По-французски говорят: «Слишком часто забываешь, когда время жить, а потом сгораешь на медленном огне». Но по-английски скорее скажешь «Life is fucking short».[22] Вокруг труп на трупе, у тебя на руках расследование, на плечах — карьера, мой друг попал в беду, а я без конца думаю о тебе. Хоть это и неправильно.

Он побледнел. Хотел ответить, но предпочел вернуться к своей команде. Один из полицейских проводил Ингрид до машины и проследил, чтобы она отправилась в Париж, на круги своя.

26

Вот уже третий раз Ингрид, прежде чем ехать в «Калипсо», проводила вечер у Зазы. Ей удалось вписаться в обстановку. В основном она сидела у стойки, болтая с хозяйкой. Но при этом не упускала ни слова, произнесенного садовниками. А они были словоохотливы, не считая Малыша Луи, недавно купившего айпод и теперь не вылезавшего из наушников. Впрочем, это не мешало ему ловить обрывки разговора, хотя и без особого успеха.

— Прям кролики какие-то, а не фараоны, так и снуют повсюду. А нам и горя мало, — проронил толстяк Пьер.

— КАКИЕ ЕЩЕ КРОЛИКИ? — завопил Малыш Луи.

— Расслабься, — сказал Ману. — Слушай свою музычку и не рыпайся.

— Пить охота.

— Заза, красавица моя, плесни-ка нам еще по кружечке.

Речь Ману становилась все сбивчивей. Пока он еще держался, но Ингрид чувствовала, что вот-вот он разоткровенничается.

— Вчера легавые заявились в Люксембургский сад. Они потребовали, чтобы садовники убрали ловушки, и добивались от них, чего ради они пускают ток через изгородь. Но те держали язык за зубами. Стоило легавым отвалить, как ребята выпили глоток да врубили ток.

— НАМ И ГОРЯ МАЛО, НО УБИЙЦУ ТАК И НЕ ПОЙМАЛИ, — проорал Малыш Луи.

— Прекрати орать! — прикрикнул Ману, срывая с него наушники. — Ты две недели разбирался, как работает эта штука, зато теперь у тебя даже слишком хорошо получается, черт бы тебя побрал! Сейчас я тебе все расскажу. Потом втыкай в уши свои бананы и забудь про нас.

— С чего это мне о вас забывать?

— Неважно, — вздохнул Ману. — Ладно, я объясню тебе суть. Она в том, чтобы держать фараонов на орбите.

— На орбите?

— Мы будем в центре галактики. А они пусть болтаются на орбите. В этом наша цель, Луи. Наша миссия. Теперь надевай-ка свои наушники и подумай о том, что я тебе сказал, а не то давай себе свингуй, кукуй и не грусти. Короче, делай что хочешь. Только не ори.

Ингрид немного выждала, чтобы ее уход выглядел естественно, затем села в «твинго» Лолы и поехала к каналу Сен-Мартен. Подругу она застала перед пазлом, который сама же ей подарила. Он представлял собой картину Руссо Таможенника. Лоле уже удалось выманить из тропических зарослей макаку с наивными глазами. На отставном комиссаре было то же унылое платье, что и вчера, зато сегодня она причесалась. Ингрид сразу взяла быка за рога:

— Я знаю, почему Ману с ребятами втянули в свой заговор все парки. Они хотят занять полицейских и отвлечь их от центра.

— А центр, разумеется, Монсури.

— В точку, Лола. Вот я и подумала: лучший способ выяснить, что такого центрального в Монсури, — проводить там ночи. Интуиция тебя не обманула. Просто ты опередила время.

— Давай спать в Монсури.

— Ты согласна? Правда?

— А чем еще нам заниматься по ночам?

— Я все-таки купила два надувных матраса. Если это затянется, немного комфорта нам не повредит.

— Отличная идея.

Сознавая, что ее предложение выходит за рамки разумного и не дает никаких гарантий успеха, Ингрид даже удивилась, что Лола так легко уступила. Она уже сожалела о том времени, когда подруга заполняла все вокруг энергичными высказываниями и цветистыми цитатами, но эти прекрасные мгновения обязательно вернутся. Непременно. А пока для поднятия духа бывшего комиссара нет ничего лучше, как погрузиться в самую гущу событий, даже если для этого надо отправиться на боковую.

Саша Дюген поджидал жену в баре на улице Корвизар. Она вошла улыбаясь. Несколько мужчин обернулись ей вслед. Элегантная, миниатюрная, тоненькая и такая уверенная в себе. Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке. Он не пытался уклониться.

— Можно было бы встретиться и не в пятистах метрах от дома, Саша. Но тем лучше, это приятное местечко. Ты здесь уже бывал?

— Первый раз зашел.

— Что пьешь?

— Водку.

— Просто водку? Ну-ну! Как прошел день?

— Обычная рутина. А у тебя?

— То же самое. Бесконечные собрания. Обед с парижскими комиссарами…

— Полагаю, мой шеф тоже там был?

— Да, но я не успела с ним поговорить.

Отвечая, она и бровью не повела. Он ожидал заминки, хотя бы легкого смущения. Знаком подозвал официантку и заказал еще порцию водки. Беатриса предпочла королевский кир. Они молчали, пока им не принесли выпивку. Беатриса уже не пыталась строить из себя идиотку. Она чувствовала, что игра будет трудной, и готовила аргументы. Он узнал то выражение, которое теперь все чаще появлялось у нее на лице. Словно у игрока, который взвешивает свои козыри и прикидывает, какие карты на руках у противника. Дюген вынул из кармана записную книжку и положил на стол. Прелестная книжка в черном кожаном переплете, инкрустированном полевыми цветочками. Необычная, элегантная вещица, прекрасно подходившая Беатрисе Дюген, урожденной Бертийон.

— Ну слава богу, я думала, что потеряла ее. В электронной записной книжке у меня те же данные, но это папин подарок.

— Те же данные? Не совсем.

— Ты сегодня какой-то скрытный, Саша.

— А ты, Беатриса? Давно ли ты скрытничаешь?

— Ты о чем?

Он открыл книжку и ткнул пальцем в день, час и два имени. Кастийо, Флавье. Полистал страницы. На них мелькали те же имена.

— За прошлый месяц ты трижды встречалась с моим шефом в хороших ресторанах. И дважды в обществе некоего Оливье Флавье. Я узнавал. Флавье — майор в Понтуазе, но мечтает о переводе в Париж. А кроме того, он старый приятель Кастийо.

— Ты осмелился рыться в моих записных книжках? Это безумие.

— Не сказал бы.

— Ну тогда полная глупость.

— Потому что тебе вздумалось ускорить мое продвижение по служебной лестнице в уголовке? И ты не сочла нужным посвятить меня в свои сомнительные методы.

Беатриса сохранила спокойствие. Только ее руки терзали бумажную салфетку.

— Ты предложила мое место Флавье. Взамен ты попросила Кастийо сказать, будто у него есть связи в уголовке. Продвижение, о котором он со мной говорил, устроила ты. Человек, который может обратиться к комиссару Данцигу из уголовки, — ты сама. Вернее, Беатриса Бертийон, чей отец был близким другом Данцига. Попросить его незаметно помочь твоему мужу, — продолжал он. — Твоему мужу-легавому, который все никак не может попасть в святая святых.