Чингиз Абдулаев - Один раз в миллениум

— Эдуард Леонидович знал свою домработницу достаточно долго. Он обеспечивает себе алиби, уехав из дома. Но оставляет на видном месте отравленную воду. Потом возвращается и пытается попасть в свою квартиру. В общем, классическое убийство. Будем думать, что это были домыслы следствия. Но когда он решает взять внучку убитой к себе и она исчезает из его закрытого, охраняемого офиса, то я знаю, что сделала бы на месте прокурора, который осуществляет надзор за этим следствием.

— И что бы ты сделала? — криво усмехнулся Халупович.

— Хочешь знать правду? Дала бы ордер на твой арест.

В наступившем молчании раздались аплодисменты Эдуарда Леонидовича.

— Браво. Это все, что ты можешь сказать мне в утешение? Большое спасибо. Кстати, я забыл представить тебя нашим гостям. Забыл сказать, что ты большой чин в Киевской прокуратуре. Можете любить и жаловать. Фариза Мамаджанова — геолог, кажется, крупный ученый, а вот Элга — просто любящая мать и жена.

— Ты напрасно так нервничаешь, — рассудительно сказала Оксана, — вместо того чтобы сходить с ума, лучше вспомни по минутам, что у тебя было в тот день. И накануне. Я тебе скажу, что могло произойти. Возможно, в этот день в твоей квартире никого не было. Но в предыдущий день кто-то тебя посетил тебя. Убийца мог всыпать яд не обязательно в эту бутылку. Он мог положить ее в другую. А твоя домработница решила, что отфильтрованная вода не должна пропадать, и перелила воду именно в эту бутылку. Такое вполне могло случиться.

— Интересно, — оживился Халупович. — Я об этом как-то не думал. Мы зациклились на бутылке, которую мой водитель купил в тот день и не подумали о других возможностях. Она иногда перекладывала оставшуюся еду в маленькие кастрюли, чтобы поставить их в холодильник. Возможно, она действительно налила воду из другой бутылки.

— Тогда ты должен вспомнить, кто к тебе приходил за день до этого, — настаивала Оксана.

Халупович закусил губу и нахмурился. Он явно думал о чем-то своем. В этот момент Нина внесла поднос с фруктами, шампанским и французским коньяком. За ней вошла Оля, на ее подносе лежал шоколад, итальянское печенье, бельгийские вафли, стояли пузатые бокалы для коньяка и высокие бокалы для шампанского. Расставив все на столе, девушки бесшумно удалились. Бутылки были уже открыты, и Халупович самолично разлил всем шампанское.

— За нашу встречу, — немного грустно сказал он, — дай Бог, все окончится благополучно, и мы снова соберемся вместе через тысячу лет.

— Хотя бы через десять, — улыбнулась Элга и первая чокнулась с Халуповичем. Ее примеру последовали остальные. Женщины переглядывались и улыбались друг другу. Случившееся в молодости приключение казалось теперь прекрасным. Но эйфория не могла длиться долго.

Дверь открылась, и вошел Шальнев. Он молча смотрел на хозяина кабинета. Халупович поставил свой бокал на столик, вопросительно взглянул на него.

— Ничего, — признался Шальнев: — Мы ничего не нашли.

— Что думаешь делать? — спросил Эдуард Леонидович чуть дрогнувшим голосом.

— Если разрешите, — вздохнул Шальнев, — у меня есть идея.

— Какая? — устало осведомился Халупович. — Ты думаешь, Таня растворилась? Или ее похитили инопланетяне?

— Нет. Но у меня есть знакомый кинолог.

— При чем тут кинолог? — не понял Эдуард Леонидович. — Мне сейчас не до развлечений.

Очевидно, он думал, что кинолог — это специалист по кино.

— Ты не понял, — улыбнулась Оксана, — кинолог — это специалист по служебным собакам.

— Ты хочешь позвонить в милицию? — удивился Халупович.

— Нет. Это мой давний знакомый, и у него есть очень хорошие тренированные собаки.

— Ты еще верблюдов позови, — устало заметил хозяин кабинета, — при чем тут собаки?

— Если девочка еще в здании, собаки могут найти ее по следу, — пояснил Шальнев. — Разрешите я позвоню своему знакомому.

— И как ты ему объяснишь, зачем он понадобился? Если сотрудники увидят здесь собаку, то поймут, что произошло нечто странное.

— Мы никому не станем ничего объяснять. Сейчас в городе неспокойно. Скажем, что пес ищет заложенную взрывчатку. Можно сказать еще, что это обычные учения. Если разрешите, мы все сделаем сами. Вам не нужно даже выходить из кабинета.

— Хорошо, — кивнул Халупович, — делайте, как считаете нужным. Только быстрее. Если она еще жива… — вдруг почему-то добавил он.

Фариза вздрогнула. Элга испуганно взглянула на него, и только Оксана недовольно покачала головой.

— Не нужно так говорить, еще накаркаешь на себя беду.

— Хуже все равно не будет, — отмахнулся Халупович, — ладно, Антон, действуй, как считаешь нужным. Только аккуратно. Чтобы паники не возникло.

Когда Шальнев вышел, Халупович тяжело вздохнул. Настроение у всех было подавленное.

— Это твоя дочь пропала? — поинтересовалась Элга.

— Слава Богу, нет, — выдохнул Эдуард Леонидович. — Дело в том, что исчезла внучка той самой домработницы, которая умерла у меня в доме.

— Как это — исчезла? — не поняла Элга. — У тебя ведь есть охрана? По-русски так говорят?

— Да, верно. У меня есть охрана. Но от этого не легче. Я решил взять девочку сюда, чтобы она не оставалась одна в пустом доме. А оказалось, что сюда ее привозить не следовало. Она исчезла прямо из моего кабинета, вернее, из комнаты отдыха, которая находится за кабинетом. Прямо мистика какая-то.

— Тебе нужно позвонить в полицию, — сказала Элга.

— У нас милиция, — напомнила ей Фариза.

— Правильно. В милицию. Нужно быстро звонить.

— Нельзя ему вызывать милицию, — рассудительно заметила Оксана, — тогда ему придется объяснять, почему девочка оказалась здесь и каким образом исчезла.

— Я сказал сотрудникам милиции, что позабочусь о девочке, поэтому они разрешили мне ее забрать, — вздохнул Халупович. — Их инспектор по делам несовершеннолетних должен вернуться завтра и допросить ребенка. И пока мне разрешили ее опекать.

— Значит, в милиции знали, что девочка будет здесь? — уточнила Оксана. — Тогда все в порядке. Звони им и расскажи о пропаже ребенка.

Ага. Так и сделаю. Ты только что сказала, что дина бы санкцию на мой арест, если бы узнала про исчезновение девочки. А если прокурор узнает про исчезновение девочки? Мне нужно будет собираться в тюрьму? Даже если через какое-то время выяснится, что я никого не убивал и тем более не прятал девочку в своем офисе, то будет уже поздно. В нашей тюрьме за несколько дней я заболею туберкулезом, подхвачу сифилис или СПИД, или еще какую-нибудь заразу. Ты этого хочешь?

— Не драматизируй ситуацию, — поморщилась Оксана, — в любом случае заявить в милицию о пропаже девочки, если ее не найдут до вечера, тебе придется. И чем раньше ты это сделаешь, тем лучше.

— Может, мне написать явку с повинной? — не выдержал Халупович. — Да еще объяснить, почему я врал следователям?

— Во всяком случае, так будет лучше для всех, — рассудительно сказала Оксана.

— Нет, — вмешалась в разговор Элга, — так нельзя. Тогда меня не отпустят в Таллинн?

Эстонцы называли свою столицу «Таллинн», растягивая последнюю согласную даже не на два, а на три звука.

— Они должны все проверить, — Оксана поправила свою прическу. Ей было приятно, что на этом фоне она выглядела не хуже других.

— Очень неприятная история, — тихо произнесла Фариза. — Но нужно все рассказать следователю. Там разберутся, что мы ни в чем не виноваты. Зачем нам было травить вашу домработницу?

Она была единственной из трех женщин, которая обратилась к Халуповичу на «вы», сделав это, скорее, неосознанно, чтобы подчеркнуть свою некую отстраненность от него. Но, сказав хозяину кабинета «вы», она почувствовала некоторую неловкость, словно тем самым отстранялась и от происшествия.

— Дурацкая ситуация, — пробормотал Эдуард Леонидович. — Не представляю, что делать. Я уже, столько раз повторил, что у меня дома никого не было! Ни одной женщины. А теперь выяснится, что я врал и что у меня были сразу три женщины. Следователь поймет, что я обманывал ее нарочно. А моя подписка? Я ведь давал показания как свидетель. Теперь меня обвинят в лжесвидетельстве.

— Если сам изменишь свои показания и расскажешь правду, то все обойдется, — подсказала ему Оксана. — Пойми, это твой единственный шанс. Тебе все равно придется — рано или поздно — это сделать. И лучше самому, чем потом признаваться под давлением следователя. Этого тебе уже не простят и засчитают лжесвидетельство по полной программе.

— Господи, — пробормотал Халупович, — я и представить себе не мог, что все это так кончится.

В этот момент раздался звонок внутренней связи. Халупович подошел к своему столу и нажал кнопку на аппарате.

— Слушаю.

— Извините меня, Эдуард Леонидович, — сказала Нина, — к нам пришел заместитель директора института. Он возмущается, что его сотрудников не выпускают из здания. Просит его принять.