Лондонский туман - Кристианна Брэнд

услышала шум в холле и только тогда узнала о происшедшем. — Она откинула прядь волос с лица и посмотрела ему в глаза. — Ты ведь знаешь, Деймьян, что я поднималась в холл до того?

— Да-да, — поспешно отозвался он. — Только никому никогда об этом не упоминай.

Наступило молчание. Они сидели неподвижно, если не считать нервного подергивания рук. Мелисса напрочь утратила свое глупое жеманство — страх заставил ее выглядеть самой собой.

— Что теперь мне делать, Деймьян?

— Ничего — веди себя тихо и помалкивай. К чему что- то делать, если они ничего не подозревают?

— А если они снова станут меня расспрашивать?

— Придерживайся того, что говорила раньше. Старайся отвечать как можно менее определенно: что не помнишь, когда вернулась, и так далее. Главное — не противоречь сама себе.

— Это кажется легким, пока сидишь здесь, — с тоской сказала Мелисса. — Но все происходит слишком внезапно. А то, что я все это время гуляла с... с другом в тумане, звучит сомнительно.

— Миллионы людей бродят в тумане, заблудившись и пытаясь найти дорогу. Почему ты не могла сказать, что ходила в кино?

— Я едва это не сделала, но подумала, что они спросят, какой фильм я видела, и поймают меня на лжи. Как ты сказал, лучше отвечать неопределенно. Никто не может доказать, что мы не ходили в тумане.

— Если только не объявится этот друг, — мрачно произнес Деймьян.

— Он не объявится, — более или менее уверенно заявила Мелисса.

Мимо проходили люди, прогуливая собак, к великой досаде Габриеля, изо всех сил натягивающего поводок.

— Лучше я пойду назад, Деймьян — за это время я бы успела обойти квартал. — Она встала, снова откинув прядь волос. — На всякий случай, не спускайся со мной с холма. До свидания.

— До свидания, — отозвался Деймьян, держа руки в карманах. Повернувшись, он зашагал по Хэмилтон-Террас, прихрамывая и опустив плечи. Через минуту Мелисса побежала за ним; пудель весело прыгал на алом поводке.

— Подожди, Деймьян! — Она догнала его. — Я только хотела сказать... спасибо. — Девушка робко коснулась его рукава, повернулась и двинулась вниз с холма. Ее волосы блеснули золотом, когда она проходила под угловым фонарем.

«Спасибо!» — с горечью подумал Деймьян. После этого еще говорят о преуменьшениях!

Сержант Бедд снял трубку в кабинете Томаса.

-Да?

— Могу я поговорить с мисс Роузи Эванс?

— Кто ее спрашивает? — осведомился Бедд тоном дворецкого.

—' Э-э... скажите, что Джон Браун, ладно?

— Мистер Джон Браун просит вас к телефону, мисс, — сказал Бедд, провожая Роузи в кабинет и потихоньку возвращаясь в холл, чтобы поднять трубку параллельного аппарата.

Роузи возбужденно бросилась к телефону.

— Алло! Черт возьми, Станислас, я так и думала, что это ты.

— Не могли бы мы снова встретиться у телефонной будки, Роузи?

— Вряд ли. Разве ты не видел газеты?

— Газеты? — недоуменно отозвался бестелесный голос.

— Господи, это напечатали все вечерние газеты — место кишело репортерами. Ну, пока мы вчера вечером были... у телефонной будки, в нашем доме убили одного типа. Кто-то вошел и огрел его мастоидным молотком...

— Чем-чем? О чем ты говоришь?

— Можешь прочитать в «Ивнинг стандард». Когда я была у Тедварда — ну, куда я шла, когда наткнулась на тебя в тумане, — туда позвонил человек и сказал, что кто- то убил его, а когда мы вернулись, он лежал мертвый на полу нашего холла.

— Девочка моя, ты, часом, не выпила лишнего?

— Загляни в газеты, и сам увидишь. Думаю, в утренних выпусках будут все подробности. Но самое странное, Станислас, что, когда полиция спросила Мелиссу, где она провела вечер, она ответила, что все время была с тобой.

— Со мной? — встревоженно переспросил голос.

— Да, с тобой. Конечно я не сказала ей, что мы с тобой налетели друг на друга в тумане, вели себя глупо и скверно — ты должен признать, дорогой мой, что это так, — а потом выяснили, что ты и есть знаменитый Станислас Мелиссы. Но, к моему крайнему изумлению, она вдруг заявила, что весь вечер до половины десятого прошлялась с тобой в тумане. Какая врунья!

— Действительно, странно, — согласился голос, которому явно это не нравилось. — Скажи, Роузи, она не назвала мое имя?

— Только «Станислас» — фамилии никто из нас не знает.

— Тем лучше. — Станислас облегченно вздохнул. — Ну, пока, Роузи. Спасибо за удовольствие — это было чудесно. — Связь отключилась, и сержант Бедд в холле бесшумно положил трубку.

— Сукин сын! — воскликнула* Роузи, имея в виду конечно же не сержанта.

Наверху в просторной спальне-гостиной с ее добротной викторианской мебелью, высокой медной кроватью, старинным фарфором и хрусталем, Тедвард сидел со старой миссис Эванс, потягивая послеобеденный кофе и наблюдая за ней из-под косматых бровей. Миссис Эванс пребывала в колоссальном возбуждении. Соблазненная и покинутая Мадонна Лилия скакала по пустыне в поисках странствующего рыцаря («черного, но такого миловидного, дорогой Тедвард!»), в свою очередь преследуемая другим шейхом, явно с дурными намерениями.

— Он догоняет нас! — кричала миссис Эванс, прижимая к дивану украшенные драгоценными камнями шпоры и размахивая хлыстом из черного дерева и слоновой кости. — Мы должны покинуть караван, оставив с верблюдами несколько надежных людей, и скакать дальше! Бросьте драгоценности, пряности, пускай мой резной розовый паланкин засыпает песок... — Старуха сделала паузу, и Тедвард почти мог поклясться, что она подмигнула ему, но в следующий момент была у окна, выбрасывая наружу «драгоценности и пряности», пока в комнате не осталось ни одной подушки. Тедвард услужливо протянул ей свою кофейную чашку, но изящное изделие из лиможского фарфора{27}, очевидно, выглядело слишком незначительным, чтобы препятствовать бегству, и она проигнорировала его. С тревогой ожидая, пока подействует его успокоительное, Тедвард думал, что завтра буйство может смениться тихими угрызениями совести, и это, учитывая теперешнюю ситуацию, пойдет всем на пользу. Но преследователь поравнялся с Мадонной Лилией и... промчался мимо.

— Это Эдвин! — вскричала миссис Эванс, падая на колени со стиснутыми руками, не удосужившись вначале слезть со своего арабского скакуна. — Эдвин, который так долго любил меня! Он надвинул на лицо бурнус, но я узнала этот лоб и эти глаза!

Она снова оказалась в седле, вцепившись старческими узловатыми пальцами в развевающуюся гриву и