Эллери Квин - Приятное и уединенное место

Бумажник Импортуны, содержащий несколько тысяч долларов наличными и множество кредитных карточек, лежал нетронутым на ночном столике у кровати.

Удар раздробил наручные часы на запястье убитого — по-видимому, из-за недомогания он забыл снять их. Это была изготовленная на заказ итало-швейцарская платиновая модель с выложенными рубинами цифрами. Стрелки остановились на девяти часах девяти минутах.

Орудие убийства — чугунная абстрактная скульптура — валялось на окровавленном одеяле рядом с трупом. Отпечатки пальцев на скульптуре отсутствовали, а в спальне обнаружили только отпечатки самого Импортуны, его слуги Риччи и горничной-пуэрториканки, в чьи обязанности входила уборка комнат. Очевидно, убийца был в перчатках.

Вопрос о том, как убийца смог незаметно проникнуть в здание, оставался открытым. Пожилой ночной портье — бывший нью-йоркский полицейский по фамилии Гэллегер — клялся и божился, что ни один незнакомец не проходил мимо него. С другой стороны, дом был достаточно большим, поэтому детективы пришли к выводу, что преступник, терпеливо наблюдая, мог выкроить подходящий момент и проскользнуть внутрь, не замеченный Гэллегером.

Чтобы обеспечить доступ в квартиру пентхауса и не оставить следов, убийца, по мнению детективов, мог воспользоваться услугами сообщника, находящегося в квартире, или обзавестись ключом от входной двери, которая была снабжена замком специального производства. Прислугу уже начали допрашивать одновременно с поисками слесаря, который мог изготовить дубликат ключа.

Если убийство Джулио и самоубийство Марко Импортунато были зарегистрированы на сейсмографах мировых финансовых центров, то убийство старшего брата и главы «Импортуна индастрис» вызвало настоящее землетрясение. Курс акций колебался на большей части земного шара — в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Антверпене, Брюсселе, Цюрихе, Берлине, Вене, Афинах, Каире, Гонконге, Токио, даже на юге и востоке Африки, везде, куда Импортуна инвестировал свои капиталы. Две биографии убитого магната в бумажных обложках появились на прилавках и в газетных киосках в течение трех недель после его смерти. Телевидение созвало круглый стол банкиров и экономистов обсудить вероятные долгосрочные последствия ухода Импортуны с мировых финансовых рынков. Воскресные газетные приложения изобиловали сенсационными, в основном вымышленными подробностями начала его молодости, личной жизни и стремительного взлета в стратосферу индустриального могущества.

Вдова Импортуны за одну ночь стала самой популярной женщиной в мире, сохраняя этот титул, покуда миссис Джон Ф. Кеннеди не превратилась в миссис Аристотель Сократ Онассис. Причина заключалась не только в том, что жестокое убийство мужа сделало Вирджинию Уайт Импортуна (как выразилась одна остроумная журналистка, «девятью ударами») одной из богатейших женщин в истории. Она также была, несомненно, одной из самых фотогеничных. Тени на скулах превращали ее лицо в прекрасную трагическую маску, а большие светлые глаза на некоторых фотографиях придавали ей неземной облик.

Подобное сочетание богатства и красоты притягивало как магнит. Общенациональные женские журналы в спешке меняли макет, ища в архивах фотографии Вирджинии Импортуна и помещая их при первой же возможности; «99 Ист» осаждали днем и ночью просьбами об интервью и позировании знаменитым фотографам и модным художникам. Настойчивые требования СМИ так мешали расследованию, что полиция убедила вдову нанять для их рассмотрения специальное агентство.

Но если прелестная выжившая стала объектом приставаний, предположений и сплетен (преимущественно злобных), то безобразная жертва вызывала еще большее любопытство. Человек, избегавший публичности при жизни, превратился в притчу во языцех после смерти благодаря сенсационным подробностям о его гибели и суевериям, ежедневно публикуемым прессой.

Репортер «Нью-Йорк дейли ньюс» окрестил Нино Импортуну «Человеком-девяткой», а обозреватель «Нью-Йорк пост» в тот же день назвал дело Импортуны «убийством-девяткой». Вскоре оба термина уже использовались повсеместно. Ими не побрезговала и «Нью-Йорк таймс».

Ибо Нино Импортуна, этот самый практичный из людей, всю свою жизнь, состоящую из долларов, фунтов, франков и лир, питал фанатичную иррациональную веру в могущество числа «девять». Оно стало его тотемом, его торговой маркой, словно слон для Э.Э. Каммингса,[55] как указал один эрудированный комментатор. Покойный мультимиллионер сделал число «девять» осью, вокруг которой вращались буквально все спицы его существования.

— Ладно, — сердито кивнул инспектор Квин. — Я согласен обсудить это с тобой. Выкладывай, если тебе есть что сказать. Но не жди, что я сразу клюну. У меня и так достаточно неприятностей в связи с этим делом. Я не намерен строить из себя дурака из-за какого-то вздора с магическими числами.

— Разве я использовал слово «магические»? — запротестовал Эллери. — Я всего лишь заметил, что газеты правы, подчеркивая значение числа «девять» для Импортуны. Как ты мог проглядеть такое, папа? Ведь это лежало в основе его личности.

— Меня интересует, поможет ли это поймать его убийцу, — проворчал старик.

— Не знаю. Возможно — в конце концов. Инспектор страдальчески возвел очи горе:

— Ну говори! Я же сказал, что выслушаю тебя.

— Давай начнем сначала — с появления Нино на свет. Когда он родился? 9 сентября 1899 года — в девятый день девятого месяца.

— Важный факт, ничего не скажешь.

— А число 1899 — кратное девяти.

— Что-что?

— Его можно разделить на девять.

— Ну и что из того?

— Далее. Сложи его цифры — один плюс восемь плюс девять плюс девять, — и что ты получишь? Двадцать семь. Это число также кратное девяти. А если ты сложишь его цифры — два плюс семь, — то получишь снова девять.

— Ради бога, Эллери…

— Разве я не прав?

— Ты не можешь относиться к этому серьезно.

— Но именно так это воспринимал Импортуна. Что конкретно подтолкнуло его к навязчивой идее насчет девяти, мы, вероятно, никогда не узнаем. Возможно, роль этого числа в его дате рождения или то, что он родился с девятью пальцами вместо положенных десяти. А может быть, какое-то значительное событие, происшедшее с ним, скажем, в девятый день рождения. Что бы это ни было, оно накрепко завладело крутым хладнокровным бизнесменом. Он дошел до того, что изменил семейную фамилию. Семья и все связанное с ней составляет предмет гордости итальянского contadino.[56] Однако Нино отбросил две последние буквы своей фамилии и официально стал Импортуной, хотя братья категорически отказались последовать его примеру. Почему Нино Импортуна, а не Нино Импортунато? Изменение не очень значительное, тем не менее для Нино оно имело колоссальный смысл. Почему? Потому что оно превращало фамилию из одиннадцати букв в девятибуквенную! Не качай головой, папа. Для тебя это звучит глупо, но оно не звучало так для Импортуны. Я чувствую, что здесь кроется нечто важное… Возьмем его имя…

— Нино?

— Неправильно — Туллио. Я взял на себя труд это выяснить. Когда он обратился в суд с просьбой позволить изменить фамилию Импортунато на Импортуна, то одновременно просил изменить имя Туллио на Нино. Туллио его нарекли при крещении в церкви родного городка в Италии — я телеграфировал в римское частное сыскное агентство, чтобы получить эту информацию. Почему он так поступил?

— Нино, — произнес невольно заинтригованный инспектор. — Nino чертовски близко к nine.[57] Может быть, по-итальянски nino означает «девять»?.. Господи, что я несу!

— Нет, по-итальянски это означает «ребенок». «Девять» по-итальянски «nove».

— А существует итальянское имя, которое начинается с «Нове»?

— Нет, иначе он, безусловно, его бы присвоил. Так почему же Нино? Только потому, что оно по написанию и звучанию наиболее близко к его счастливому числу? Не думаю. Я уже произвел кое-какие исследования по этому вопросу, папа. Ты, конечно, подумаешь, что я спятил или пьян…

— Я уже так думаю, — прервал его отец, устало махнув рукой. — Так что продолжай.

— Мы никогда это не докажем, но я убежден, что Туллио Импортунато погряз в мистике числа «девять» всеми девятью пальцами и обеими ногами до того, как стал Нино Импортуной. Для этого есть основания, так как «девять» с древности было одним из важных мистических чисел. В древнем мире его можно обнаружить практически повсюду.

Например, согласно пифагорейцам, человек являет собой полный звукоряд из восьми нот, которых вместе с божеством становится девять. Девять — это трижды три — совершеннейшее число, троица. Царь этрусков Ларс Порсена клялся девятью богами. В аду было девять рек, а в некоторых источниках река Стикс окаймляет районы ада девятью кругами. Ранние христиане насчитывали десять рангов ангелов. В Птолемеевой астрономии было девять сфер — оттуда Мильтон взял свою «гармонию сирен небесных, на девяти сидящих сферах». Скандинавская мифология говорит о девяти землях. Ковчег Девкалиона,[58] прежде чем приземлиться на горе Парнас, бросало по волнам девять дней. У Гидры было девять голов. В «Тщетных усилиях любви» Шекспира мы встречаем Девять Достойнейших, а у Драйдена — трех героев из Библии, трех из античного мира и трех из века рыцарства; как пишет он сам: «Три еврея, три язычника и три христианских рыцаря». Могу я продолжать?