Глэдис Митчелл - Убийства в Солтмарше. Убийство в опере (сборник)

Ознакомительный фрагмент

Я засмеялся собственной шутке, но миссис Брэдли не слишком развеселилась. Да, по моим наблюдениям, у женщин с чувством юмора не очень. Тогда я пошел с козырной карты и заинтриговал-таки старую даму.

– Понимаете, Берт, чтоб его не засекли, наверняка порой пользовался тайным ходом, а вряд ли он мог это делать без ведома Лори.

Уж не знаю почему, но разговоры о подземных ходах никого не оставляют равнодушными. Миссис Брэдли, нечего и говорить, заинтересовалась и задала кучу вопросов. Я мало мог рассказать – только что раньше из таверны в бухту вел подземный ход, а потом его заложили. Однако Лори с Бертом вполне могли его восстановить.

– Зачем выгружать книги именно в бухте, если не из-за подземного хода? – торжествующе заключил я.

Миссис Брэдли смотрела на меня с интересом.

– Все их делишки были как на ладони, – сказала она наконец. – Как только кто-то заподозрил бы, что в одиноко стоящем доме происходит нечто необыкновенное, сразу же вылезли бы наружу все их шалости. Добавьте сюда жильца, который мало того что не проявляет элементарной осторожности, а еще и хватает, и едва не убивает местного викария, и устраивает жестокую шутку с таким хорьком, как Гэтти, и к тому же, как вы говорите (ничего такого я не говорил!), отдает себя в руки старого лиса Лори. Конечно, так любое предприятие развалится. Не сложи я два и два, это сделали бы другие.

– Да уж, все к лучшему. После таких событий, я думаю, что общественная нравственность…

– Я всегда верила, – перебила меня миссис Брэдли, – и буду верить, что любая грязь пристает лишь к тому, кто сам грязен душой. Ведь любое зло грязно, гадко и должно отвращать. Почитайте Бернарда Шоу. Порочность, считает он, не только противна нашим чувствам, но и затуманивает воображение. Зло – самый скверный адвокат дьявола. Возвращаясь к нашей теме, скажу: мальчик мой, вы, как священнослужитель, должны бы знать, что человечество губят подлые грешки – зависть, злоба, ревность, алчность, вероломство, самообман, – а не грязные открытки и эротическая литература… именно так, дорогой поборник приличий.

Торжественность своей речи она сама же и испортила: захохотала как гиена и ткнула меня в бок; я же старался увернуться от ее желтых лапок.

– Honi soit qui mal y pense[6], хотите сказать? – попытался я закрыть тему, но миссис Брэдли лишь еще громче заклохтала. Совершенно необычная женщина. Притом по-своему искренняя.

– Тогда я предположу, что даже убийство… – начал я, когда восстановилась тишина, хотя, как продолжать, понятия не имел. Просто хотел сменить предмет беседы. Нельзя позволять людям думать, будто они победили меня в споре. Англиканская церковь, которую я представляю, должна всегда быть на высоте.

– О, убийство! – со зловещей радостью ухватилась миссис Брэдли за это слово. – Убийство, юноша, – преступление сомнительное, если вообще преступление.

– Нечего и говорить, преступление. И грех. – Я сделал строгое лицо, как бы переводя беседу в сферу благочестия.

– Глупости, мой мальчик, – с жаром возразила миссис Брэдли. – «Убийство» – лишь заголовок для целого перечня деяний, большинство из которых следует квалифицировать как нетяжкие преступления. И только малая часть остается для настоящих убийц.

– И пусть довольствуются малым! – сказал я. Мою остроту она оставила без внимания.

– Вспомните дело Криппена[7].

Хотя я всегда считал этого злодея самым эффектным экспонатом Кабинета ужасов, ее намек пропал втуне.

– А что Криппен? – спросил я. – Жертва скрытых страстей, вот и все.

– Жертва комплекса неполноценности.

– Хм… – только и сказал я, пытаясь переварить эту мысль. Боюсь я психологов: они любят ставить людей в тупик своими научными рассуждениями.

– Кроме того, в момент совершения преступления ненормальны почти все убийцы. Вспомните Патрика Мэхона[8].

– Это слишком ужасно.

– Вы смешиваете два деяния несчастного.

– Он даже тело расчленил!

– И я как раз о том.

Я заморгал.

– Если преступник подсунул полицейским ложный след, заморочил их и одурачил, оставил фальшивые улики, разве он намного больший негодяй, чем если бы не предпринимал ничего, чтобы избежать наказания?

Я обдумал вопрос и ответил отрицательно.

– Так ведь человек, который расчленяет тело и прячет голову, всего лишь пытается спастись от тюрьмы. Старайтесь мыслить здраво, мой мальчик.

– Некоторых убийц признают невменяемыми и содержат в Бродмуре! – сказал я, ловко уклоняясь от ответа.

– Ох уж этот Бродмур, – вздохнула миссис Брэдли. – Напрасная трата общественных средств. Куда лучше безболезненная смерть. О смерти, молодой человек, говорят много глупостей. Заметьте, осужденный не должен переживать ужас ожидания казни, как то происходит при нашей отвратительной, бесчеловечной системе. Я не призываю отменить смертную казнь, но пусть она будет не наказанием, а избавлением. Пусть нам достанет душевных сил освобождать от жизни тех, кто не готов нести ее бремя. А общественная этика, состоящая, как правило, в том, чтобы воздерживаться от определенных поступков, для одних умов недостижимый идеал, для других – просто чепуха.

– Однако долг церкви… – начал я и замолчал. Ведь церковь не занимается светской этикой. Вопросы светской этики всего лишь вехи для нашей духовной жизни.

– Священники тоже люди, – довольно бестолково заметил я.

– Не обязательно, – заявила миссис Брэдли и ядовито фыркнула. Беда в том, что я не всегда понимаю, серьезно ли говорит моя компаньонка. Я вдруг подумал о миссис Куттс с ее унылым умом. По сравнению с ней эта маленькая странная женщина-ящерка казалась яркой, словно радуга или перламутровая ракушка. Никогда не знаешь, что внутри ракушки, зато одно точно ясно: если сам Гавриил затрубит в трубу прямо миссис Брэдли в ухо, не призна́ет она ни звука его трубы, ни самого архангела. Да, личность непростая, и отрицать это бессмысленно, но сразу чувствуешь, что она, как поется в одном мормонском гимне, «на стороне Господа».

Миссис Брэдли хлопнула меня по плечу – лучше, нечего и говорить, чем тычок под ребра.

– Ну а теперь к повестке дня, – сказала она. – Если говорить об убийцах, давайте не забывать о нашем. Между прочим, не знаете ли, на какой поезд лучше сесть в Уаймут-Харборе, чтобы успеть в Лондон к ужину и еще попасть в театр?

– Лучше всего поезд в три тридцать. Он нигде не останавливается, прибывает на вокзал Ватерлоо, и кроме того, в нем есть вагон-ресторан.

– Спасибо, мой дорогой. Значит, в три тридцать. – Миссис Брэдли записала время. – Теперь, мальчик, об убийстве Мэг Тосстик. Странное, знаете ли, дело. – И тут, решив, видимо, перейти от общего к частному, она заговорила о Бобе Кэнди. Именно этого я ждал.

– Нужно, чтобы вы с ним побеседовали. И задайте ему несколько вопросов о том, как он провел праздничный день.

– Так его адвокаты наверняка…

– Да, да, да! – Миссис Брэдли поглаживала рукав своего черно-желтого вечернего платья. – И все же лучше вам самому сходить. Он ведь к вам всегда хорошо относился, разве нет?

– Более или менее.

– Вот и докопайтесь до его алиби. А если у него нет алиби, выясните правду. Видимо, полиции он не сказал всего; если мои заключения верны, правда лишь укрепила бы позиции обвинения. Разгадывая небольшие тайны мистера Берта, я немало думала и о Бобе Кэнди и пришла к выводу, что в праздник Боб виделся с Мэг. Причем галстук он не выбрасывал, он надел его в тот день. С галстуком Боб, согласитесь, выкрутился не слишком убедительно.

Это я признавал. Ясно как день: насчет галстука, которым задушили Мэг Тосстик, бедняга наврал с три короба.

– Расскажите мне про Боба, – попросила она.

– Ну… он такой здоровенный, крепкий парень. Вы и сами видели. Никаких признаков ненормальности никогда не проявлял, разве что дуться любил из-за всяких надуманных обид. Его способности вышибалы и применения-то почти не находили: народ в деревне спокойный, напиваются редко. Перед закрытием всех просто выпроваживали. То есть Боб работал в основном барменом. Влюбился в эту несчастную, и оба стали копить деньги, чтобы пожениться. Я про их планы знал, поскольку они попросили викария хранить их сбережения. Тот сказал, что в банке им дадут два с половиной процента, а сам он процентов не дает, и уговорил их открыть сберегательный счет. Счет был на имя Мэг; Боб так решил. Куттс советовал открыть два счета, но Боб и слушать не желал.

– Вот, вы упомянули несколько фактов, говорящих в пользу Боба. – Миссис Брэдли нахмурилась. – Нет, не такой он человек, которого стоило бы повесить.

– Как видите, в материальном отношении от смерти Мэг он ничего не выигрывает. Констебль Браун указал на это инспектору, но тот проигнорировал.

Миссис Брэдли кивнула.

– Вы говорите, у него не было серьезных недоброжелателей?