Гастон Леру - Дама в черном

Обед подошел к концу, а наш юный друг так и не вернулся. Мы встали из-за стола, не поделившись друг с другом своими сокровенными мыслями, которые были очень тревожны. Матильда, выйдя из Волчицы, тотчас отправилась в моем сопровождении на поиски Рультабия. Дарзак и Эдит последовали за нами. Станжерсон же попрощался и ушел к себе. Артур Ранс, исчезнувший на несколько минут, догнал нас, когда мы вступали под своды главных ворот. Ночь была светлая. Несмотря на это, фонари горели под сводами ворот, содрогавшихся под тяжелыми и глухими ударами. Мы услышали голос Рультабия, ободрявшего тех, кто был с ним. «Ну, еще раз! Нужно приналечь!» — командовал он, и за его словами слышалось учащенное дыхание людей, напрягавших все свои силы. Наконец, страшный грохот наполнил собой своды — в первый раз за сто лет соединились две створки громадных ворот.

Госпожа Эдит была очень удивлена этим распоряжением Рультабия и спросила, куда делась решетка, заменявшая до сих пор ворота. Но Артур Ранс схватил ее за руку, и она поняла, что ей лучше замолчать, однако не преминула пробормотать: «Правда, можно подумать, будто нам предстоит выдержать осаду». Но Рультабий уже увлек нас всех во двор и со смехом объявил, что всякий, кто пожелает сегодня прогуляться по городу, должен будет отказаться от этого намерения, так как он уже отдал необходимые распоряжения и никто не может больше ни войти, ни выйти из замка. Папаша Жак, прибавил он все в том же шутливом тоне, получил в этом смысле самые строгие указания, а каждый знал, что подкупить этого старого слугу невозможно. Таким образом, я узнал, что папаша Жак, которого я знал еще в Гландье, последовал за профессором Станжерсоном в качестве его лакея. Накануне он спал в небольшой комнате Волчицы рядом со спальней своего господина, но Рультабий все поменял, и папаша Жак занял место привратника у башни А.

– А где же тогда Бернье? — осведомилась Эдит.

– Они уже устроены в Квадратной башне, в первой комнате с левой стороны; они заменят там привратника, — ответил Рультабий.

– Но в Квадратной башне не нужны привратники! — вскрикнула Эдит, изумлению которой не было предела.

– Кто знает… — возразил без дальнейших объяснений репортер.

Однако он отвел Артура Ранса в сторону и дал ему понять, что необходимо поставить его жену в известность относительно появления Ларсана. Сей факт желательно было скрыть от профессора Станжерсона, а это не представлялось возможным без осознанной поддержки Эдит. Наконец, нужно, чтобы каждый в форте Геркулес был готов ко всему — иначе говоря, ничему бы не удивлялся.

Затем он подвел нас через первый двор к воротам в башне Садовника. Я уже говорил, что эти ворота вели во второй двор, однако ров в этом месте уже давно был засыпан землей, и подъемный мост уничтожен. Ко всеобщему изумлению, Рультабий объявил, что прикажет завтра вновь вырыть ров и перекинуть через него подъемный мост.

В то же время он отдал распоряжения слугам замка загородить этот выход досками и старыми сундуками, найденными в башне Садовника. Забаррикадировавшись таким образом, Рультабий уже свободно и громко шутил над этим; Эдит, которую Артур посвятил в суть дела, не говорила больше ничего, втихомолку забавляясь странными гостями, которые превращали ее старинный замок в неприступную крепость из страха перед приближением одного лишь человека!.. Но Эдит не знала этого человека и не пережила тех ужасов, что выпали в недавнем прошлом на долю новоиспеченной госпожи Дарзак в поместье Гландье. Что касается остальных, — и Артур Ранс был в их числе, — они находили вполне естественным и благоразумным, что Рультабий пытался оградить их от чего-то неведомого, невидимого и непонятного, что бродило среди ночи вокруг форта Геркулес!

У ворот башни Садовника Рультабий решил остаться на ночь сам. Отсюда он мог наблюдать и за первым, и за вторым двором. Здесь был важнейший стратегический пункт. Для того чтобы добраться до Дарзаков, нужно было миновать в А папашу Жака, в Н — Рультабия и в К — супругов Бернье, охранявших дверь в Квадратную башню.

Молодой репортер решил, что никто из тех, кого он назначил часовыми, не должен ложиться спать. Когда мы проходили мимо колодца во дворе Карла Смелого, я заметил, что доски, покрывавшие его, были сдвинуты, а на краю стоит ведро с привязанной к нему веревкой. Чтобы узнать, не сообщается ли этот старый колодец с морем, Рультабий зачерпнул из него воды, которая оказалась очень мягкой на вкус — это говорило о том, что она не смешивалась с соленой морской водой.

Госпожа Дарзак прошла вместе с Рультабием несколько шагов, а затем быстро попрощалась с нами и направилась в Квадратную башню. Робер Дарзак по просьбе репортера остался с нами, так же как и Артур Ранс. Последний принес извинения Эдит, дав ей понять, что она должна пойти спать. Та послушалась, напоследок с иронией пожелав спокойной ночи «господину коменданту».

Когда мы остались одни, без дам, Рультабий увлек нас в маленькую, темную и низкую комнатку в Садовой башне, откуда мы могли видеть все, оставаясь сами незамеченными. Здесь Артур Ранс, Робер Дарзак, Рультабий и я в темноте, не зажигая даже фонаря, держали свой первый военный совет. Я не знаю, как иначе назвать это сборище растерянных людей, которые прятались за каменными стенами старого замка, повидавшими столько кровавых битв.

– Здесь мы можем говорить спокойно, — начал Рультабий, — никто нас не услышит, и никто не застанет врасплох. Если кому-нибудь и удастся проникнуть через первые ворота незаметно для папаши Жака, мы сейчас же будем предупреждены об этом с аванпоста, который я установил в центре первого двора за развалинами часовни. Да, я поместил там вашего садовника Маттони, дорогой Ранс. Судя по тому, что мне о нем сказали, на него можно положиться. Что вы думаете на этот счет?

Я с восхищением слушал Рультабия. Эдит была права. Он действительно был нашим комендантом и уже принимал все меры для того, чтобы обеспечить защиту крепости. О да, он был намерен удержать ее любой ценой; он предпочел бы взлететь с нами на воздух, нежели капитулировать. Сколько нужно было иметь смелости, чтобы решиться защищать форт Геркулес от Ларсана! Больше смелости, чем для защиты его от тысячи осаждающих, как это когда-то случилось с одним из графов Мортола, которому для освобождения крепости от осады нужно было лишь пустить в ход большие орудия, а затем расстреливать пришедшего в смятение врага огнем артиллерии, считавшейся в ту эпоху одной из самых совершенных. Но теперь с кем нам предстояло сражаться? С темной ночью! Где был враг? Везде и нигде! Мы не могли ни держать его на прицеле, ни перейти в наступление. Нам оставалось только запереться и ждать!

Мистер Артур Ранс заверил Рультабия, что отвечает за садовника Маттони, и наш молодой друг, уверенный отныне в прочном прикрытии с этой стороны, воспользовался появившимся свободным временем, чтобы объяснить нам положение вещей. Он закурил трубку, торопливо затянулся три или четыре раза и сказал:

– Так вот! Можем ли мы надеяться, что Ларсан, который так дерзко появился под нашими стенами, как бы бравируя и выказывая нам свое презрение, удовольствуется этой платонической манифестацией? Удовольствуется ли он моральным успехом — тем, что внес в наши души смятение, ужас и отчаяние? Исчезнет ли он? Откровенно говоря, я так не думаю. Во-первых, потому что это не в характере Ларсана — ему борьба необходима по натуре, и он не удовольствуется полууспехом, — во-вторых, потому что ничто не вынуждает его исчезнуть! Подумайте сами, ведь мы бессильны против него, мы можем лишь защищаться и только тогда нанести удар, когда он сам того пожелает! Нам неоткуда ждать помощи извне. И он прекрасно это понимает, потому он так смел и спокоен! Кого мы можем позвать на помощь?

– Прокурора, — сказал не совсем уверенно Артур Ранс, прекрасно понимавший, что если Рультабий еще не упомянул о столь очевидном средстве, то на это у него были свои причины.

Рультабий посмотрел на своего собеседника с сожалением, не лишенным упрека, и ответил ледяным тоном, окончательно убедившим Артура Ранса в неуместности его предложения.

– Вы должны понимать, любезный друг, что я не для того спас в Версале Ларсана от французского правосудия, чтобы в Красных Скалах предать его в руки правосудия итальянского.

Мистер Артур Ранс, который, как я уже говорил, не знал о первом браке дочери профессора Станжерсона, не понимал, что мы не можем донести властям о появлении Ларсана, ведь это, в особенности после венчания в церкви Сен-Николя-дю-Шардонне, вызвало бы громкий скандал и ужасную катастрофу. Но после версальского процесса Артур по крайней мере осознавал, что больше всего мы боялись вновь заинтересовать публику, напомнив ей о так называемой «тайне мадемуазель Станжерсон».

В тот вечер он лучше чем когда-либо понял, что Ларсан держит нас в своих руках посредством одной из тех ужасных тайн, от которых зависит честь и жизнь людей.