Агата Кристи - Таинственное происшествие в Сайлз

— Вот так новость! — воскликнул судья. Присяжные были явно заинтригованы:

— Известны случаи, — продолжал Лоуренс, — когда происходило постепенное накопление яда в организме больного и это, в конце концов, вызывало смерть. К тому же мама могла по ошибке принять слишком большую дозу лекарства. о

— Мы в первый раз слышим, что миссис Инглторп принимала лекарство, содержащее стрихнин. Это весьма ценное свидетельство, и мы вам очень благодарны, мистер Кавендиш.

Выступавший следующим доктор Уилкинс категорически отверг предположение Лоуренса.

— То, что сказал мистер Кавендиш, не выдерживает никакой критики. Любой врач вам скажет то же самое. Стрихнин действительно может накапливаться в организме больного, но при этом исключается такая агония и внезапная смерть, как в данном случае. Когда яд накапливается в организме, это сопровождается длительным хроническим заболеванием, симптомы которого я бы уже давно заметил. Поэтому я считаю предположение мистера Кавендиша совершенно необоснованным.

— А что вы думаете по поводу его второго высказывания? Могла ли миссис Инглторп случайно принять слишком большую дозу лекарства?

— Даже три или четыре дозы не могут вызвать летальный исход. У миссис Инглторп имелся, правда, большой запас этой микстуры, она получала ее из аптеки Кута в Тэдминстере. Но чтобы в организм попало столько стрихнина, сколько было обнаружено при вскрытии, она должна была выпить целую бутыль.

— Итак, вы считаете, что эта микстура не могла явиться причиной смерти миссис Инглторп?

— Несомненно. Подобное предположение просто смехотворно.

Присяжный, задавший предыдущий вопрос, спросил у доктора Уилкинса, не мог ли фармацевт, изготовляющий лекарство, допустить ошибку.

— Это, конечно, возможно, — ответил доктор. Однако Доркас, дававшая показания вслед за Уилкинсом, начисто отвергла это предположение, поскольку лекарство было изготовлено довольно давно, она даже помнила, что в день смерти миссис Инглторп приняла последнюю дозу.

Таким образом, подозрения по поводу лекарства рассеялись, и судья попросил Доркас рассказать все с самого начала. Она сообщила, что проснулась от громкого звона колокольчика и сразу подняла тревогу в доме. Затем ее попросили рассказать о ссоре, случившейся накануне.

Доркас почти дословно повторила то, что уже говорила нам с Пуаро, поэтому я не буду здесь приводить ее показания.

Следующей свидетельницей была Мэри Кавендиш. Гордо подняв голову, она отвечала тихим и уверенным голосом. Мэри рассказала, что она встала, как обычно, в 4.30 и, одеваясь, услышала вдруг какой-то грохот, словно упало что-то очень тяжелое.

— Видимо, это был столик, стоявший около кровати, — предположил судья.

— Я открыла дверь и прислушалась, — продолжала Мэри. — Через несколько мгновений раздался неистовый звон колокольчика. Прибежавшая Доркас разбудила моего мужа, и мы направились в комнату миссис Инглторп, но дверь оказалась запертой изнутри.

На этом месте судья прервал выступление миссис Кавендиш.

— Думаю, не стоит утруждать вас изложением дальнейших событий, поскольку мы неоднократно слышали, что произошло потом. Но я буду вам весьма признателен, если вы расскажите присутствующим все, что касается ссоры, которую вы нечаянно подслушали накануне.

— Я?

В голосе Мэри звучало плохо скрытое высокомерие.

Она неторопливо поправила воротничок платья, и я внезапно подумал: «А ведь она пытается выиграть время!»

— Да. Насколько я понимаю, — осторожно произнес судья, — вы читали книгу, сидя на скамейке рядом с окном в будуар. Не так ли? Для меня это была новость, и, взглянув на Пуаро, я понял, что он тоже не знал об этом.

Чуть-чуть помедлив, Мэри ответила:

— Да, вы правы.

— И окно в будуар было открыто?

Я заметил, что лицо Мэри слегка побледнело.

— Да.

— В таком случае, вы не могли не слышать голосов, доносившихся из комнаты. К тому же там говорили на повышенных тонах и с вашего места можно было услышать даже лучше, чем из холла.

— Возможно.

— Не могли бы вы рассказать нам, что вы слышали?

— Уверяю вас, что я ничего не слышала.

— Вы хотите сказать, что не слышали никаких голосов?

— Я слышала голоса, но я не вслушивалась в них.

Она слегка покраснела.

— У меня нет привычки подслушивать интимные разговоры!

Однако судья продолжал упорствовать.

— Неужели вы ничего не помните, миссис Кавендиш, ни единого слова Может быть, какую-нибудь фразу, из которой вы поняли, что разговор был действительно интимным.

Оставаясь внешне совершенно спокойной, Мэри задумалась на несколько секунд и затем сказала:

— Я, кажется, припоминаю слова миссис Инглторп по поводу скандала между мужем и женой.

— Прекрасно! — Судья удовлетворительно откинулся в кресле. — Это совпадает с тем, что слышала Доркас. Простите, миссис Кавендиш, но, хотя вы и поняли, что разговор был сугубо личный, тем не менее вы остались сидеть на том же месте возле открытого окна. Не так ли?

Я заметил, как на мгновение вспыхнули ее темные глаза. В ту секунду она, кажется, могла разорвать судью на куски, но, взяв себя в руки, Мэри спокойно ответила:

— Просто там было очень удобно. Я постаралась сосредоточиться на книге.

— Это все, что вы нам можете рассказать?

— Да.

Мэри Кавендиш возвратилась на место. Я взглянул на судью. Вряд ли он был полностью удовлетворен показаниями миссис Кавендиш. Чувствовалось, она чего-то недоговаривала.

Следующей давала показания продавщица Эми Хилл. Она подтвердила, что семнадцатого июля продала бланк для завещания Уильяму Эрлу, помощнику садовника в Стайлз.

Затем выступили Уильям Эрл и Манинг. Они рассказали, что подписались под каким-то документом. Манинг утверждал, что это было в 4.30, Уильям же считал, что это произошло немного раньше.

После них была вызвана Цинция Мердок. Ей почти нечего было добавить к предыдущим показаниям, поскольку до того, как ее разбудила Мэри Кавендиш, девушка вообще не подозревала о случившемся.

— Вы даже не слышали, как упал столик?

— Нет, я спала очень крепко.

Судья улыбнулся.

— Люди с чистой совестью всегда спят крепко. Спасибо, мисс Мердок, у нас больше нет вопросов.

Следующей выступала мисс Ховард Она показала письмо, которое миссис Инглторп послала ей вечером 7 июля. Мы с Пуаро уже видели его раньше. В нем не содержалось ничего нового. Ниже я привожу текст письма.

17 июля

Стайлз Корт Эссекс

Дорогая Эвелин, конечно, трудно забыть все, что Вы наговорили тогда о моем любимом муже, но я стара и очень привязана к Вам, поэтому мне бы хотелось поскорее восстановить наши былые отношения,

С наилучшими пожеланиями — Эмили Инглторп.

Письмо было передано присяжным, которые внимательно прочитали его.

— Боюсь, что пользы от этого документа немного, — со вздохом сказал судья. — Здесь нет даже упоминания о событиях, происходивших в тот день.

— Все и так предельно ясно, — произнесла мисс Ховард. — Из письма видно, что бедняжка Эмили в тот день впервые поняла, что ее водят за нос.

— Но в письме нет ни единого слова об этом, — возразил судья.

— Потому что Эмили была не тем человеком, который может признать себя не правым. Но я-то ее знаю. Она желала моего возвращения. Но признать, что я была права, не могла. Большинство людей страдает этим недостатком. Я сама, например.

Мистер Уэллс и несколько присяжных усмехнулись. Да, безусловно, мисс Ховард умела общаться с людьми.

— Я только не пойму, к чему вся эта канитель? Пустая трата времени, да и только! — сказала мисс Ховард и негодующе посмотрела на присяжных. — Слова, слова, слова, хотя все мы прекрасно знаем, что…

Судья торопливо перебил ее.

— Спасибо, мисс Ховард, спасибо. Вы можете идти. Мне показалось, что он даже облегченно вздохнул, когда Эви села на место.

Теперь настала очередь рассказать о подлинной сенсации, случившейся в тот день.

Судья вызвал Альберта Мэйса, помощника аптекаря. Это был тот самый взволнованный юноша, который приходил к Пуаро. В ответ на первый вопрос судьи молодой человек рассказал, что он дипломированный фармацевт, но в здешней аптеке работает недавно, сменив своего предшественника, которого призвали в армию.

Закончив с предварительными формальностями, судья перешел непосредственно к делу.

— Скажите, мистер Мэйс, в последнее время вы продавали стрихнин кому-нибудь, кто не имел на это специального разрешения?

— Да, сэр.

— Когда это было?

— В понедельник вечером.

— Вы уверены, что в понедельник, а не во вторник?

— Да, сэр, в понедельник, шестнадцатого числа.

— И кому же вы продали стрихнин?

Весь зал замер в напряжении.

— Мистеру Инглторпу.

Словно по команде, все головы повернулись в сторону Альфреда Инглторпа. Он сидел совершенно неподвижно, хотя в тот момент, когда юноша произнес свои убийственные слова, он слегка вздрогнул и, казалось, хотел подняться, однако остался сидеть и только хорошо разыгранное выражение удивления появилось у него на лице.