Эрл Гарднер - Дело о дневнике загорающей

Ознакомительный фрагмент

– Могу я поговорить с вами о том, что в тот день произошло?

– А зачем?

– Хочу получить ясное представление.

– Да что еще яснее-то? Полистайте старые газеты и все увидите. Там практически все детали.

Мейсон указал большим пальцем на колонку, где заправляли его автомобиль:

– Я заодно за бензином заехал… Вы что, торопитесь?

– Нет. – Баллард встал и, не спуская с Мейсона глаз, свернул бумажную ленту с цифрами.

Перри Мейсон наконец смог его рассмотреть. Несмотря на короткие ноги, хозяин заправочной был довольно крупен, широк в плечах и имел большую, крепко посаженную голову. «Лет пятьдесят пять», – подумал Мейсон. Волосы его уже тронула седина, а из-под мохнатых бровей пристально смотрели серые глаза. И было еще в облике Балларда что-то колкое, язвительное – присущее людям, которые всю жизнь имеют дело с цифрами и для которых результат всегда либо положительный, либо отрицательный – приблизительных значений они не любят, а всегда знают точный ответ.

Мейсон опустил глаза на стол и отметил про себя, что каждая запятая в сделанных Баллардом от руки пометках выведена с каллиграфической четкостью.

– Я как раз хотел закрываться, – пояснил Баллард. – Стараюсь снять выручку и запереть кассу до десяти. Оставляю ребятам только мелочь, чтобы сдавать сдачу. Не хочу подкармливать ночных налетчиков. Местные уже знают, когда я закрываю кассу, и особенно не досаждают.

– Разумно. А как все-таки насчет «Меркантайл секьюрити»?

– Но мне тогда нужно знать, зачем вам эта информация?

– Хочу найти подлинно виновных.

– Вы не верите, что это сделал Дюваль?

– Официально это был Дюваль – суд установил, я знаю.

– Но вы не верите?

– Верить или не верить – у меня нет пока никаких оснований. Я пытаюсь рассмотреть все варианты.

– Понятно.

– Не хотите о деньгах – давайте хотя бы поговорим о Дювале. Что он был за человек?

– Это вопрос.

– А где ответ?

– Ответ отсутствует.

– Почему?

– Его невозможно классифицировать. Ни один ярлык не подойдет.

– А может, попытаться?

– Попробую. Тихий, веселый, всегда бодрый, полно друзей и души не чает в дочери. Жена умерла, когда девочке было десять, и с тех пор Колтон Дюваль ей за отца и мать. Сделал из этого цель своей жизни. Один заменил обоих родителей. Спросите меня, возможно ли это, я отвечу: «Нет».

– А что, получилось не совсем удачно?

– Смотря, опять же, что назвать удачным воспитанием. У Дюваля всегда имелись свои идеи. Он был убежден, что если люди не ведут себя естественно, то им никогда не может быть по-настоящему легко друг с другом. Считал современную вежливость и этикет ненужными ухищрениями, утонченной разновидностью лицемерия.

– Почему? – спросил Мейсон.

– Он повторял, что люди должны вести себя как можно раскованнее и проще, и тогда их личностная суть выразится в поведении, и противопоставлял это приспосабливанию к ритуалам и предписаниям, изложенным в книгах.

– Немного ненормальный?

– Нет, этого нельзя сказать. Он умел приводить доводы, и ты начинал ему верить. Сидишь, говоришь с ним и вдруг осознаешь, что поддакиваешь и киваешь головой, вместо того чтобы прямо заявить, что так дочерей не воспитывают.

– Дочь его любила?

– Обожала. Готова была целовать за ним землю.

– И все-таки о деньгах. Взял их Дюваль или нет?

– Лично я не понимаю, как он мог их взять. Когда начинаешь об этом думать, то непонятно, как вообще их можно было украсть.

– А почему, как по-вашему?

– Да тут все причины сразу. Столько проверок, всякие предосторожности… невозможно, и все тут.

– Тем не менее это произошло?

– Да. Они говорят, что да.

– И Дюваль не мог этого сделать?

– Никто не мог, уж если на то пошло. Это все равно что смотреть выступление волшебника на сцене. Творит такое, что никогда бы не поверил, но это происходит у тебя на глазах.

– Может быть, если вы расскажете мне, как и что произошло, я смогу предложить решение? – осмелился заметить Мейсон.

Баллард помедлил с полминуты, затем стал вспоминать:

– Было примерно два часа дня. Тогда в Санта-Ане, в авиационном центре, работало очень много персонала. Длиннющая платежная ведомость, и мы отсылали туда огромные суммы наличных денег, то есть я занимался их отправкой. А помимо этого наш филиал там делал хороший бизнес. Деньги возили туда-сюда два, а то и три раза в месяц.

Все было рассчитано на самый крайний случай. Специальные фургоны имели полностью изолированные отделения для наличных денег, а ключи были только у контролеров и проверяющих. Водитель фургона ключа не имел. Так сделали для того, чтобы если фургон остановят на дороге, то никто все равно не сможет до этих денег добраться. А еще в фургоне устанавливалась коротковолновая станция, о которой посторонние не знали. Сигналы этой станции полиция могла принимать в любой момент, и если в дороге фургон кем-то задержан, то водителю достаточно лишь нажать на кнопку, как тут же к радиопередатчику подключается магнитофон и заранее записанные сигналы, дающие номер фургона и предупреждение об опасности, поступают в эфир. Затем полиция, зная номер попавшего в такую ситуацию автомобиля, звонит туда, откуда он вышел, и диспетчер им сообщает номер фургона, когда вышел и где его следует искать.

– Хорошо, продолжайте. – Мейсон внимательно слушал.

– Сама процедура подготовки наличности к отправке происходила таким образом, что один служащий выполнял работу, а проверяющий за ним следил. Но перед этим банк уже позвонил и заказал один из бронированных фургонов. И автомобиль этот уже стоял у дверей к тому моменту, когда служащий банка деньги все уложил, завернул в специальную бумагу и опечатал красным сургучом. Сначала на сургуче свою печать ставил служащий, укладывающий деньги, а после него свою печать ставил проверяющий. Затем оба брали пакет с деньгами и после того, как двое вооруженных охранников, убедившись, что снаружи все в порядке, давали им знак, загружали деньги в фургон.

Когда перевозишь деньги миллионами, то начинаешь обращаться с ними так, как будто это самый обычный товар – как морковь или картошка.

Мейсон понимающе усмехнулся.

– Итак, мы работали, укладывали деньги – вернее, Дюваль их укладывал – как раз в тот момент, когда происходил забег, исход которого был для меня далеко не безразличен. А что бы вы сделали на моем месте, мистер Мейсон? Я перебивался на маленькой зарплате, а на ту лошадку поставил сто долларов. И я знал, что в случае удачного исхода разбогатею. Зарплата в банке – вы же сами знаете, цены все время растут, и можете представить, что для меня значило потерять эту сотню. А выиграй любой в моем положении лишнюю тысячу – и можно жить! Тот забег для меня много значил…

Мейсон слушал и не перебивал.

– Я тогда отошел немного назад и стоял за стеклянной перегородкой. Но, клянусь, мистер Мейсон, от этого я видел Дюваля ничуть не хуже. Он брал упаковки с деньгами, осматривал их и бросал в пакет. Количество денег в упаковках мы уже предварительно сосчитали. Единственное, что я могу предположить, он, должно быть, взял с ближайшей стойки пачку заранее связанных погашенных чеков, она была у него где-то под рукой, и он ухитрился, когда складывал деньги в пакет, встать так, чтобы оказаться между мной и мусорной корзиной под столом; Дюваль бросил деньги в эту мусорную корзину, а вместо них в пакет положил связку погашенных чеков.

Но замечу вам, мистер Мейсон, если он меня и одурачил, то сделал это необычайно ловко. Чистейшая работа, какую я когда-либо видел! И все это так запросто и естественно. Конечно, правда, что я в это время слушал радио и душой был на ипподроме, а уж когда лошади выскочили на последнюю прямую, то в меня как иголками кто-то колол, а потом еще был фотофиниш, и мне пришлось ждать, прежде чем я убедился, что моя кобылка и впрямь первая прискакала, – короче, я в те секунды несколько лет прожил. А уж когда узнал, что выиграл… тут и руки задрожали, и пот выступил. Все равно что бревна грузил.

Мейсон сочувственно кивал.

– Дюваль знал, чем я занят, но молчал. И я ему не сказал ни слова. Получается, что он меня покрывал, и я был ему за это благодарен. Мы работали бок о бок уже пять лет, и с чего бы мне его подозревать? Одному богу известно, какие миллионы денег мы пропустили через свои руки. Я вышел из-за перегородки, шлепнул печать, и мы вдвоем загрузили деньги в фургон. То специальное отделение я открывал и закрывал своим ключом. Отправив деньги, мы заметили время и, когда фургон уже уехал, доложили диспетчеру. А потом каждый принялся за свою работу. Но я сосредоточиться уже не мог – тратил в уме выигранные деньги. Хотел купить новую удочку, снасти, распланировал отпуск… Я ведь был замечательный рыбак, мистер Мейсон!

– А сейчас рыбачите?

– Некогда, что вы! А хотелось бы. Когда работаешь полностью на себя, со временем туго.

– Извините, я вижу, моя машина готова, – сказал Мейсон, – пойду отгоню ее от колонки.

Конец ознакомительного фрагмента