Лора Роулэнд - Татуировка наложницы

— Давайте разбудим наших людей и пойдем домой, — сказал Сано, вытирая слезы.

Поддерживая друг друга, они стали спускаться с горы.

40

Через три дня после смерти четы Мияги начальник стражи привел канцлера Янагисаву в предназначенные для тайных встреч покои сёгуна. Вход закрывало полотно с изображенным на нем иероглифом «тайна», что означало особую конфиденциальность.

— Пожалуйста, проходите в комнату, досточтимый канцлер, — сказал сопровождающий. — Его превосходительство ждет вас.

Где-то в городе под замком Эдо звучал погребальный набат. Когда стражники открыли дверь, Янагисава ощутил во рту металлический привкус страха. Его судьба висела на волоске.

В комнате на возвышении восседал Цунаёси Токугава. На полу слева от него сидели плечом к плечу госпожа Кэйсо-ин и монах Рюко. Мать сёгуна пристально взглянула на Янагисаву, а затем, фыркнув, отвернулась. Монах Рюко бросил на канцлера торжествующий взгляд, прежде чем уважительно потупить глаза. Напротив них, на почетном месте справа от сёгуна, с бесстрастным лицом стоял на коленях сёсакан Сано.

В душе Янагисавы вспыхнула ненависть. Вид врага, занявшего его обычное место, показался воплощенным кошмаром — Сано заменил его в качестве фаворита их господина. Но Янагисава подавил клокотавшую в груди ярость. Его будущее зависит от того, насколько умело он справится с ситуацией. Ему необходимо абсолютное хладнокровие. Опустившись на колени перед возвышением, он поклонился сёгуну.

— Доброе утро, Янагисава-сан, — сдержанно сказал Цунаёси Токугава. — Мы вынуждены были оторвать вас от ваших, э-э, административных обязанностей.

— Для меня большая честь видеть вас в любое время. — Прохладный прием ужаснул Янагисаву, но он держался так, словно не имел ни малейшего понятия о причине секретного совещания, созванного из-за того, что его заговор против Сано раскрыт и ему угрожает обвинение в измене. — Я в полном вашем распоряжении.

— Я пригласил вас сюда, чтобы разрешить несколько, э-э, серьезных проблем, поднятых сёсаканом Сано и моей досточтимой матерью, — сказал сёгун, нервно поигрывая веером.

Сердце Янагисавы забилось, словно дикий зверек, пытающийся выбраться на свободу из клетки его тела. Хоть он и представлял себе подобную сцену бессчетное количество раз после визита Рюко, действительность превзошла самые худшие ожидания. Он должен обуздать страх и выбраться из ловушки.

— Я буду содействовать этому любым доступным мне способом, ваше превосходительство. — Янагисава смиренно опустил голову. — Что вас беспокоит?

— Оказывается, вы пытались сфабриковать против моей любимой матери обвинение в убийстве госпожи Харумэ и уничтожить моего бесценного сёсакана, вынудив его предъявить ей это обвинение. Это не только измена, э-э, высшего порядка, но и личное предательство. — Голос Цунаёси Токугавы звенел и подрагивал, в глазах блестели слезы. Госпожа Кэйсо-ин что-то шептала, поглаживая руку сына. Рюко едва заметно усмехался, а Сано внимательно слушал. — Пятнадцать лет я давал вам все, что бы вы ни пожелали, — землю, деньги, власть. А вы отплатили мне за, э-э, щедрость заговором против моей семьи и моего друга. Это возмутительно!

— Это было бы возмутительно, окажись правдой, — отозвался канцлер Янагисава, — но уверяю вас — это совсем не так. — Его подмышки намокли от пота, руки похолодели как лед, но он уверенно вел свою роль, позволив потрясению и обиде отразиться на лице, но лишь немного, чтобы не переиграть. — Ваше превосходительство, что заставило вас поверить, что я совершил все эти дерзкие поступки? — спросил Янагисава.

— Э-э… — Сёгун дернул кадыком и изумленно заморгал. Не в силах продолжать обвинения, он слабо махнул рукой в сторону Сано.

— Вы приказали Ситисабуро подбросить в комнату госпожи Харумэ написанное госпожой Кэйсо-ин письмо, чтобы я его нашел, — сказал Сано.

Осторожный тон сёсакана-самы показал — он понимает, что бой еще не закончен, несмотря на усмешку Кэйсо-ин и едва прикрытое ликование Рюко. Когда Сано поведал, как была раскрыта эта хитрость, Янагисава потрясенно покачал головой.

— Ситисабуро действовал без моего приказа, я впервые слышу об этом! — гневно воскликнул он.

Госпожа Кэйсо-ин открыла рот.

— Невероятно! — задохнулся Рюко.

Сано пожал плечами.

— Это так? — В голосе сёгуна зазвучала надежда. — Вы хотите сказать, что виноват мальчишка и вы к этому, э-э, заговору против моей матери и сёсакана Сано не имеете никакого отношения?

Канцлер Янагисава понял, что чаша весов склоняется в его пользу. Цунаёси Токугава все еще печется о нем, желая примирения столь же страстно, как и правосудия.

— Именно это я и хочу сказать.

Сёгун облегченно улыбнулся.

— Кажется, мы превратно вас поняли, Янагисава-сан. Тысяча извинений.

Итак, двойная цель достигнута. Ситисабуро ответит за провалившийся заговор, и естественный ход событий положит конец их связи. Больше он не станет будить в нем опасные желания и подрывать его власть. Янагисава поклонился, принимая извинения сёгуна и готовясь к следующему раунду поединка.

Как он и ожидал, заговорил Сано.

— Предлагаю дать возможность Ситисабуро изложить свою версию происшедшего.

— О, очень хорошо, — снисходительно кивнул сёгун.

Вскоре Ситисабуро уже стоял на коленях перед возвышением рядом с Янагисавой. От волнения его маленькое лицо покрылось пятнами. Он с надеждой посмотрел на канцлера, но тот отвернулся, стремясь как можно быстрее избавиться от этого презренного существа.

— Ситисабуро, я хочу, чтобы ты рассказал нам правду, — сказал Цунаёси Токугава. — Ты по своей инициативе, без, э-э, указаний кого бы то ни было украл письмо моей матери и спрятал его в комнате госпожи Харумэ?

Янагисава не сомневался, что мальчишка выложит все. Но это будет всего лишь слово ничтожного актеришки против слова канцлера, и он без труда выставит Ситисабуро лжецом.

— Да, ваше превосходительство, я сам сделал это, — подтвердил Ситисабуро.

Янагисава в изумлении уставился на него. Госпожа Кэйсо-ин и Рюко возбужденно зашептались, сёгун кивнул.

— Ваше превосходительство, — вступил Сано, — думаю, что Ситисабуро робеет в такой компании. У нас будет больше шансов узнать правду, если мы с вами выслушаем его с глазу на глаз.

— Нет! — звонко крикнул актер. — Со мной все в порядке. И я… я говорю правду.

От смятения Янагисава потерял дар речи. Он что, сумасшедший или просто глупец?

— Ты понимаешь, что признал этим, что ты, э-э, пытался оклеветать мою мать, выставляя ее убийцей? — спросил сёгун. — Ты понимаешь, что это государственная измена?

— Да, ваше превосходительство. Я изменник, — дрожа всем телом, прошептал юноша.

Цунаёси Токугава вздохнул.

— В таком случае я должен приговорить тебя к смерти.

Пока стражники заковывали руки и ноги Ситисабуро в цепи, Цунаёси Токугава смотрел в сторону, чтобы не видеть этого неприятного зрелища. Госпожа Кэйсо-ин расплакалась. Испепеляя Янагисаву взглядом, монах Рюко утешал ее. Лицо Сано оставалось бесстрастным. Канцлер Янагисава ждал, что актер начнет молить о пощаде, обвинять его в обмане, отрицать измену. Однако Ситисабуро безропотно принял свою долю. Когда солдаты повели его к двери, он обернулся к Янагисаве:

— Ради вас я сделал бы что угодно. — Его лицо побелело как снег, темные глаза светились любовью, он говорил почтительно и радостно. — Для меня честь умереть для вас.

Потом его увели.

— Что ж, — сказал Цунаёси Токугава, — я рад, что, э-э, недоразумение разрешилось и неприятное дело завершено.

Сёсакан Сано, подвиньтесь. Сядьте рядом со мной, Янагисава-сан.

Но ошеломленный Янагисава сидел, неотрывно глядя на закрывшуюся за Ситисабуро дверь. Ради него актер добровольно принес себя в жертву. Вместо облегчения канцлер чувствовал, что сердце разрывается от горя, сожаления и ужаса. Он уничтожил единственного человека, который искренне его любит. Слишком поздно он осознал цену любви Ситисабуро и зияющей пустоты, оставшейся после нее.

Из горла рвался крик: «Вернись!»

Но мысль признать свою вину исчезла, не успев оформиться. Эгоизм давно убил в нем порядочность… и любовь. Всему виной отвратительный изъян в его характере. Он никчемный человек, родители были правы. Потому-то они и лишили его своей любви.

— Янагисава-сан? — Капризный голос сёгуна вернул его к действительности. — Я приказал вам сесть рядом со мной.

Янагисава подчинился. Зияющая пустота разъедала душу, становясь все глубже и темнее, ее уже никогда не заполнить. Впереди жизнь, в которой место лишь рабам и подхалимам, политическим союзникам и врагам, вышестоящим начальникам и соперникам. И никто больше не усладит его тоскующее сердце и не вылечит больную душу. Он обречен на одиночество.