Сандра Лессманн - Тайна старой знахарки

Ален поспешил покинуть кабак. Нет, ему никогда не привыкнуть к жизни в окружении подонков, больше похожих на зверей, чем на людей.

Спустя несколько дней к Алену в коридоре обратилась какая-то женщина.

— Мне тут одна из секты квакеров говорила, что вы вроде как лекарь. Роды принять сумеете?

Ален медлил с ответом. Он до сих пор не мог отделаться от кошмара воспоминаний, связанных с гибелью Энн. Однако, поразмыслив, кивнул в знак согласия.

— Тогда пойдемте со мной, — попросила женщина. — Там в одном из отделений, что наверху, лежит женщина, вернее, девчонка еще совсем, а ей рожать приспичило. И как назло, ни одну повитуху сюда прийти не уговоришь. Я было сама ей попробовала помочь, но ребенок не идет ни в какую. Сдается, роды неправильные.

Ален последовал за ней на четвертый этаж тюрьмы. При мысли, что предстоит принимать еще одни роды, его в жар бросало, но разве мог он наплевать на врачебный долг? Как водится, на входе в женское отделение стражник потребовал с Алена положенные шесть пенсов мзды. Риджуэй гадливо протянул ему деньги. Оказалось, что он не единственный мужчина здесь: в углу кто-то из арестантов забавлялся с какой-то девкой, вопившей во всю глотку, причем явно не от избытка блаженства.

Спутница потащила Алена за рукав.

— Идемте, идемте, этой уж ничем не помочь — все с ведома тюремщиков. Что тут сделаешь? Разве что тумаков схлопочете. А вот ту бедняжку, что в углу, вы еще, может, и убережете.

Роженица лежала на нарах. Искаженное болью лицо ее взмокло от пота. Ален осторожно ощупал живот.

— Вы правы — родить ей будет непросто. Тазовое предлежание — вот как это называется.

Хотя Риджуэю уже не раз приходилось иметь дело с подобным осложнением, и роды проходили благополучно, он колебался. Перед глазами вновь возникла Энн и ее мертворожденное дитя. Их он тогда не спас. А здесь? Здесь под рукой не было ни горячей воды, ни чистых тряпок — вообще ничего. Критически оглядев свои замызганные руки, Ален пришел к выводу, что иного выхода нет. Кое-как ополоснув руки вином, предложенным женщиной, он склонился над роженицей.

В конце концов опыт и знание дела дали результат, и несколько часов спустя он вручил матери крохотное кричащее создание, которое та инстинктивно прижала к себе.

— А что будет с ребенком? — поинтересовалась женщина, которая привела его сюда.

— Если выживет, его отправят в работный дом[16] — там он и останется до повзросления. Но, как мне кажется, молоком его там вряд ли будут поить. А вот ее, поскольку она на самом деле родила в стенах тюрьмы, наверняка помилуют да сошлют в Америку, в колонии.

С чувством подавленности Ален покинул стены женского отделения и спустился на третий этаж. По пути к себе в камеру Риджуэю приходилось миновать кухню рядом с каморкой палача. Дверь была распахнута настежь, и Ален мельком заглянул внутрь. Там царило веселье. Картина, невольным свидетелем которой стал Риджуэй, потрясала до глубины души, и он замер на полушаге. Большую часть небольшой кухни занимал очаг, возле которого суетился помощник палача. Над огнем висел огромный котел, куда помощник засыпал не одну горсть соли и тмина, а затем стал бодро помешивать варево.

Но не это поразило Алена. Не в силах оторвать взора, он уставился на фрагменты человеческих тел. Это были бренные останки двух четвертованных вчера преступников, обвиненных в заговоре против короля. Больше всех надрывал глотку сам палач Джек Кетч, ему вторили и сотоварищи — закоренелые бандиты, перекатывавшие ногами отсеченные головы несчастных, явно соревнуясь, кто дальше. Один из них, схватив голову за волосы, швырнул к потолку, и когда она с леденящим душу глухим стуком шлепнулась на каменный пол, последовал новый взрыв хохота.

Переполненный отвращением Ален отвернулся. Его тошнило. Добравшись до отхожего места, он опорожнил желудок. Тело болело, кружилась голова, и он был вынужден сесть прямо на пол, чтобы не свалиться. Нет, если в ближайшее время его не вызволят отсюда, он непременно свихнется.

Когда приступ слабости миновал, он поднялся и, пошатываясь, побрел к себе в «господские покои». Там его поджидал Иеремия.

— Нет, я здесь кончусь! — в отчаянии пробормотал Ален. — Долго мне этого не вынести. Я знаю, что если…

— Вы не должны так говорить, — перебил его иезуит. — Поверьте, я делаю все, чтобы вытащить вас из этого ада!

Ален молча плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками.

— Есть хоть какие-то результаты? — устало спросил он.

Иезуит явно не торопился с ответом.

— Я переговорил с мастером Лэкстоном, — наконец произнес он. — Он утверждает, что Элизабет, дескать, сама велела ему забежать к ним утром как можно раньше.

— И вы в это верите?

— Да нет, не верю, конечно.

Ален рассеянно провел руками по волосам, сальной гривой ниспадавшим на плечи.

— Знаете, я тут на досуге раздумывал об этом негодяе. И пришел к выводу, что он и только он мог изнасиловать Энн. Поэтому и поторопился отделаться от нее. И все здесь сходится. Он ведь считал ее своей собственностью, ему претила сама мысль о том, что мы с ней делим ложе. И на меня тогда набросился из чистой ревности. Помните, я говорил вам, что однажды застал его у себя в доме. Он явился туда, пока меня не было. Когда я спросил Элизабет, что ему понадобилось, она стала убеждать меня, что, дескать, он клянчил у них деньги. Но это было не так. Не деньги его интересовали тогда, а Энн. К ней он и приходил. Подумать только — надругаться над родной сестрой! И к тому же в стенах моего дома! Вот ведь свинья паршивая!

Иеремия кивнул.

— Думаю, вы рассуждаете верно. Возможно, Маргарет Лэкстон знала об этом и однажды пригрозила Мартину, что, мол, если он не оставит в покое Энн, она обо всем доложит отцу. А мастер Лэкстон хоть и грубиян, но человек строгих нравов. И не пощадил бы даже своего сына… кто знает, может, и вовсе выгнал бы его из дому. И еще: так как Маргарет Лэкстон не родная мать Мартина, а мачеха, я считаю вполне возможным, что именно он и убил ее, чтобы таким образом заставить замолчать.

— Да, но как это все доказать?

— Пока не знаю. Но не успокоюсь до тех пор, пока не вытащу вас отсюда.

Иеремия заметил, что Ален подозрительно часто прикладывает ладонь ко лбу и утомленно прикрывает глаза. Он с обеспокоенностью заметил, что лицо его друга горит.

— Голова болит? — осведомился он.

Ален в изнеможении кивнул:

— Просто раскалывается на части.

Дотронувшись до его лба, Иеремия невольно отдернул руку. На мгновение лицо его исказил ужас.

— Да у вас горячка… — сдавленно произнес он. — Вы подхватили тюремную горячку!

В ответ Ален лишь беспомощно улыбнулся.

— Я знаю. Знал еще тогда, когда вы спросили про вшей. Я и заразился от того самого бродяги — вы ведь не станете с этим спорить?

— Нет, не стану. Ничего, вы и ее одолеете!

Ален покачал головой:

— Где там, живым мне отсюда не выбраться.

Иеремия почувствовал, как страх железным обручем сдавил грудь. Схватив Алена за плечи, он посмотрел ему прямо в глаза:

— Я вас не оставлю. День и ночь буду за вами ухаживать, если потребуется, слышите? Умереть здесь я вам не дам! Обещайте, что и вы не сломитесь!

Слова иезуита растрогали Алена. Как он был благодарен ему за дружбу, невзирая на все их размолвки последних месяцев.

— Буду стараться, — пообещал он.

На следующий день Алену стало еще хуже. Он почти не спал, несмотря на усталость предыдущего дня. Боль во всем теле усилилась, став просто нестерпимой, а стоило ему попытаться встать на ноги, как все вокруг вихрем закружилось. Несчастного бил озноб, сменявшийся жаром. Ужасно хотелось пить, но аппетит отсутствовал — изнуренный рвотой желудок не принимал ничего.

Риджуэй апатично лежал на кровати. Приходилось беречь силы. Он отчетливо услышал шаги, замершие рядом, но не было сил даже открыть глаза. Когда чьи-то пальцы стали впиваться ему в горло, он и не пошевельнулся.

— Ну вот и до тебя очередь дошла, Риджуэй!

Голос Мартина вывел Алена из оцепенения. Раскрыв глаза, он увидел перед собой перекошенное ненавистью лицо заклятого врага. Но страха не было.

— Поздновато ты выбрался сюда, — негромко произнес он в ответ. — Тюремная горячка тебя опередила. Так что особенно не хватайся за меня, а не то сам подхватишь заразу.

Мартен Лэкстон отдернул руку будто от огня и с ужасом уставился на Алена.

— Скотина проклятая! — рявкнул он, — Жариться тебе в аду!

Заметив презрительную усмешку на растрескавшихся губах лекаря, Мартин в испуге бросился наутек. Выбегая, он столкнулся с Джорджем Греем, и тот, удивленно обернувшись, посмотрел ему вслед. С озабоченным видом квакер подошел к нарам, где лежал Ален.

— Как твои дела, друг? Все хорошо?

Риджуэй кивнул.