Далия Трускиновская - Чумная экспедиция

– Этот откуда взялся? - строго спросил Архаров.

– Еле отбили, - отвечал Тимофей. - Он с нищими задрался, они всем скопом на него набросились. Он им всю мастыру изроптил. Им и подавать лохи боятся - он в таких смертных грехах кается, что сунуться скурлаво.

– Ваша милость, ведь и ему помочь надобно, - добавил Демка. - Шварц сказывал, что ему за это дело сильно достанется - что знал, да не сказал. Сказал же! Пусть он с нами будет, как Клаварош. Семь бед - один ответ.

Архаров хотел было высказаться в полную силу - но обернулся на Филатку и промолчал. Сейчас нужно было прежде всего убедиться, что мортусы будут пристроены к какой ни на есть государевой службе. А разбираться с их сегодняшними проказами потом, когда граф уже скажет свое значительное слово, никто, поди, не станет.

Поэтому он молча сделал рукой знак, чтобы следовали за ним, и взошел на крыльцо. Мортусы попарно поднялись по ступеням и сгрудились в сенях. Замыкал их шествие Левушка, делая вид, будто он вовсе не видит замешавшегося в компанию Никодимки с мешком.

Еропкин еще не имел настоящей возможности сделать свой дом роскошным, не сильно в роскоши и нуждался, однако супруга, пока не уехала из Москвы подальше от чумы, успела кое-чего купить и поставить в новом доме. И это была новомодная мебель - увы, уже несколько пострадавшая от того, что особняк оказался на военном положении.

Мортусы, стоя в просторных сенях, несколько освоились и стали заглядывать в открывавшиеся двери.

– Ишь ты, - прошептал Федька, - вот ведь как знатные живут… Вот бы годик пожить так-то…

Его удивила светлая мебель, расписанная цветочными гирляндами, розовыми и голубыми.

И тут же раздался шлепок. Федька обернулся и понял - это Тимофей увесисто сбил шаловливую Демкину руку, что нацелилась на табакерку, опрометчиво кем-то оставленную на консоли.

– Ты тоже за ним приглядывай, - негромко приказал Тимофей.

– Да ну, что вы все, право, ни один ховряк бы и не заметил, - комариным голоском заныл Демка.

В сени вышел лакей.

– Господ просят жаловать в столовую, - сказал он Архарову и Левушке.

Оба приосанились, вошли. Причем оба в последнюю секунду обернулись. Левушка ободрительно улыбнулся мортусам, а Архаров показал свой знаменитый кулак.

Там их ждали граф Орлов, сенатор Волков и сам хозяин - Петр Дмитрич Еропкин. В сторонке скромненько стоял Шварц, вид имея деловитый, но довольный.

Граф был весел, наряден, сверкал галунами, богато нашитыми и на красный камзол, и на великолепный белый кафтан.Он сильно возвышался над Волковым, и один лишь Еропкин был ему почти вровень -кабы еще не сутулился. В руках граф держал письмо - не иначе, от государыни и ласковое, что преисполняло его гордостью и надеждами. Волков же был этим весельем явно недоволен, из чего Архаров заключил, что аудиенция лично для него будет удачной.

– Все вроде собрались? - осведомился Еропкин, обратившись с сим вопросом к Орлову.

– Еще одного гостя с минуты на минуту ждем. По моему соображению, должен скоро быть, прислал мне с дороги курьера. Три часа назад миновал Тушино.

– Кто таков?

– А вот увидишь, батюшка Петр Дмитрич, гостенек сюда едет надолго. Ты с ним поладишь! Вы давние знакомцы. Редко, правда, встречались - он в Петербурге и в Москве не часто бывает. Государыня его ценит…

Архаров и Левушка, видя, что разговор их не касается, кротко молчали, оглядывая обстановку.

Вдруг Архаров ощутил тревогу, сравнимую с тем, как если бы во время тихой застольной беседы вдруг прямо в комнате грянул выстрел и запахло кислым порохом. Он глянул вправо, влево - нет, ничего опасного. Что-то было не так прямо перед ним. Он вернулся взглядом к тревожному месту и понял, что принял было за клавикорды какой-то столик-маркетри на тонких ногах, наполовину загороженный диковинной банкеткой - из-под бархатного сиденья выглядывали щекастые сатиры. Да и то - что делать клавикордам в столовой генерал-поручика Еропкина? И с чего бы мерещиться клавикордам - как можно спокойнее спросил себя Архаров, пытаясь обнаружить честное удивление, и сам себе ответил - меньше пить надо, вон после вчерашнего возлияния с Матвеем не то что клавикорды, а большие виолончели пригрезятся, те, что смолоду наводили на мысли о сочных бабах.

Но тут же он вспомнил про опрятный узелок, выданный Левушке, и снова забеспокоился - шалопай обязательно сказал француженке что-то не то, нужных слов не нашел, а произнес какие-то глупые и лишние. Ведь не расспрашивать же его, как он вручал узелок да с каким лицом она принимала! Цепочка мысленных образов разматывалась уже независимо от его желания, а он не мог сопротивляться, и явилась анфилада ховринского особняка, по которой он шел с обнаженной шпагой, и четко увиделось наконец испуганное, но умеющее соблюсти высокомерную независимость лицо…

На помощь пришел Волков - задал вопрос относительно обоза с продовольствием, который следовало направить к Николо-Угрешскому монастырю, где было больше всего больных, но он чьим-то случайным распоряжением ушел к Девичьему монастырю, при котором в бараках тоже были больные, но в меньшем количестве. Архаров был рад вопросу - пусть даже от Волкова, искавшего, чем бы заняться, пока Орлов развлекает Еропкина, - и принялся давать обстоятельный ответ, загнав туда, где хранились детские страхи перед кулаками чужих мальчишек, еще и этот новый страх, такой постыдный, что облекать его в слова - сгореть со стыда. Страх, что рядом с клавикордами возникнет и черноволосая худощавая женщина, хотя ей тут решительно неоткуда взяться, и задаст вопросы, не имеющие разумного ответа. Дурацкий страх, дурацкая растерянность, достойные разве что Левушки - потому что он придает женщинам слишком великое значение и пускается в разговоры с ними, как если бы это было важным делом. Так ли, сяк ли, Архаров не определил для себя своей тревоги словесно и только, говоря с Волковым, крутил на пальце какой-то ключ, подобранный там же, в гостиной, на бюро.

Орлов меж тем подозвал Левушку, спросил о чем-то, Левушка звонко отвечал:

– Все тут, ваше сиятельство, собраны в сенях, прикажете звать?

И на другой тихий вопрос едва не рассмеялся:

– Да не разбегутся! Они за господином Архаровым хвостом ходят, не отцепятся!

Филатка, уловив движение графского подбородка, скользнул за дверь - за новыми визитерами.

– Вот и ладно, - сказал граф Орлов. - Приступим, стало быть. Ты жаловался, батюшка Петр Дмитрич, что в Москве ныне полиции нет, и без нее трудно. Иные померли, иные без вести сгинули. Вон господин Шварц подтвердит - и впрямь дело плохо. И когда я гвардию обратно в Петербург заберу, смотреть за порядком будет некому. Вот ты и оказался неправ. Она милостью Божьей сама образовалась. Господин Архаров, тащи сюда свое воинство!

Трудно было предположить, что граф, как Архаров, бегал советоваться со Шварцем. И вряд ли Шварц сам донес до него свою мысль в устном или письменном виде. Немец соблюдал на лице полнейшее спокойствие, но сделал шаг назад и несколько откинул голову - что для него могло служить признаком сильного недоумения. Очевидно, права была государыня относительно Григория Орлова: сей высоко вознесенный офицер знаний имел мало, но до многого доходил своим живым и причудливым умом.

Архаров, не показывая удивления, выглянул в дверь, первыми увидел Федьку с Тимофеем и молча сделал знак: ко мне!

Мортусы, ощущая неловкость, вошли и остались у дверей. Но не все - все бы и не поместились. Никодимка, которому бы остаться в коридоре, тоже втиснулся вместе со своим мешком. Устин же, наоборот, хотел остаться, но Тимофей подтолкнул его. Саша Коробов тоже оказался с мортусами и встал вместе с Демкой, а Клаварош пристроился к высокой консоли и картинно об нее оперся.

Архаров покрутил носом - никакого порядка…

– Кто таковы? - спросил удивленный Еропкин.

Компания выглядела именно так, что, встретив ее на московской улице, всякий, даже будучи при оружии, тут же нырнул бы в ближайший переулочек, уступая дорогу. Один Ваня с его вырванными ноздрями чего стоил…

– Николай Петрович, рекомендуй! - предчувствуя развлечение, Орлов заулыбался.

Архаров тоже любил такие развлечения. И графские надежды полностью оправдал.

– Рекомендую. Федор Савин, почти что каторжник, виновен в убийстве тверского мещанина. Дабы оправдаться перед Богом, служил в мортусах. Тимофей Арсеньев, грабитель, из тех самых муромских, от которых тракт стоном стонет, - также осужден на каторгу, по случаю чумы застрял в Москве. Иван Орехов, беглый каторжник, вдругорядь пойман, также добровольно служил в мортусах. Также и Демьян Костемаров, ремеслом - вор, по призванию - карточный шулер. Жан-Луи Клаварош, французский учитель, в отечестве своем бывший кучером, из московских мародеров, изловил убийцу владыки. Далее! Устин Петров, Всехсвятского храма дьячок, чуть было от горя постриг не принял и под Варварскими воротами милостыню просил, да на удачу к нам прибился. Александр Коробов, студент, астроном, вам, господа, своим почерком известен. Никодим Савраскин, до чумы держал с сожительницей притон, да все девки перемерли, податься ему, сироте, некуда… Продолжать?