Коллекция Энни Мэддокс - Шарлотта Брандиш

втискивать отёкшие ступни в ненавистные колодки, лишь по недоразумению или же злому умыслу считающиеся дамской обувью.

– …общем, и сказали: «Вы, мистер Бодкин, единственный кандидат…» Куда же вы, мисс Данбар?

– Пойду я, мистер Бодкин. Дел у меня сегодня много. К чаю мистер Адамсон новенького привезёт, а я ещё ничего не подготовила. И для Мэттью Перкинса вещи уложить надо.

– Но вы подумаете, дорогая мисс Данбар? Обещайте, что подумаете!

– Да-да, конечно, – покивала гувернантка, осторожно поднимаясь и избегая опираться на шаткий стол. – Давайте позже поговорим, ладно, мистер Бодкин?

– Я уж прошу, дорогая мисс Данбар, вы по этому поводу как следует поразмыслите. И прошу вас, не надо никому…

…Покидая мастерскую, мисс Данбар заприметила бумажный самолётик, валяющийся у самых дверей. Не ожидая от себя такой находчивости, она ловко и незаметно для окружающих толкнула его мыском туфли за порог, а потом, когда дверь за ней закрылась, тихо, на цыпочках, морщась от боли в ступнях, вернулась и подобрала его. Доковыляла до окна, развернула на подоконнике, расправила бумагу по сгибам сжатой в кулак ладонью.

Художник, пожелавший сохранить анонимность (хотя подозрение появилось сразу же: Сэнди Фрост, Донкастер, десяти лет от роду, полный пансион за счёт внутреннего фонда, глаза голубые, манеры оставляют желать лучшего), в карикатурной форме изобразил на листе тонкой чертёжной бумаги двоих. Фигурка поменьше была облачена в широкие брюки, а на том месте, где подразумевалось лицо, красовалась подковообразная шкиперская бородка. Вторая фигура возвышалась над первой и размерами превосходила ту вдвое.

Небрежные зигзаги высокого фестончатого воротничка, приплюснутый кругляш узла волос над вытянутой, похожей на кабачок, головой, и тоненький, в одну волнистую линию, пояс ровно посередине прямоугольного силуэта с неправдоподобно широкими плечами. Над рисунком радугой всходила надпись «Чич и Дредноут», а всё свободное пространство было испещрено крестиками, обозначающими поцелуи.

Глаза мисс Данбар вдруг защипало, хотя ничего оскорбительного в рисунке не было. Сэнди Фрост, беззлобный, в сущности, мальчишка, далеко не из худших, какие ей попадались, лишь выразил в доступной ему форме то, что дети всегда ощущают с такой обескураживающей взрослых проницательностью. Однако чем дольше мисс Данбар смотрела на нелепые фигурки, тем сильнее чувствовала себя обманутой. То, что полчаса назад заставило бы её воспарить и над коридорами Сент-Леонардса, и над всем этим бренным миром, теперь вызывало совсем другие чувства.

Ведь что для женщины предложение руки и сердца? Не только возможность иметь собственный дом и пресловутый чайный сервиз, это зримое доказательство свершившегося факта, а также прочное положение в том обществе, в котором нашли тебе место судьба и божий промысел. Прежде всего это свидетельство, что из миллионов женщин на всём земном шаре выбрали именно тебя. С этой минуты ты – Избранная, ты – Единственная. Достойная любви, преданности и покровительства. Особенная.

Мисс Данбар не удержалась и громко шмыгнула носом. Смяла листок сильной ладонью, превратив его в жалкий комочек, и сунула в карман передника. Зашагала, стараясь не морщиться от боли в ногах, по направлению к лестнице, ведущей на третий этаж, а когда оказалась в своей комнате, то достала из-под кровати старые разношенные туфли и долго сидела на краешке постели, уныло глядя в окно, за которым солнце вновь сменилось мелким плачущим дождём.

Глава третья, в которой мисс Гертруда Эппл одновременно являет собой наглядный образчик поразительного трудолюбия, выступает третейским судьёй, напоминает о верности долгу, а также сталкивается с новыми затруднениями, не успев разобраться со старыми

Клак! Клак! Барахлившая лампа всё никак не хотела включаться, и директрисе Сент-Леонардса пришлось ещё ниже склониться над бумагами, веером разложенными на столе, благо, что все накладные были заполнены яркими чернилами и твёрдой рукой. День, на редкость дождливый даже для Лондона, угасал, и кабинет медленно заполняли густые вечерние тени.

Мисс Гертруду Эппл мало заботил собственный комфорт. Дисциплина, дело и долг – вот что имеет истинное значение в этой жизни. Всякая минута бесценна и должна служить на благо избранной цели, ведь мгновение за мгновением мы неотвратимо приближаемся к краю, и что нас там ожидает, ведомо только Господу. Даже камин по правую руку от стола, за которым она проводила внушительную часть своего рабочего дня, чаще всего оставался холодным, и скромная горстка приготовленного для растопки угля успевала покрыться пылью. Здесь, в кабинете, всё свидетельствовало о равнодушии хозяйки к удобствам и внешнему лоску: и ковёр, чей рисунок воды времени истёрли, искрутили в житейских водоворотах; и мебель, выглядевшая так, словно её купили у разорившегося старьёвщика. Каждый предмет обстановки являл собой зримое подтверждение добродетельной максимы о дочерях, сёстрах и свободе2, но, как это ни странно, комнату, хотя и похожую на старый обжитой чердак, наполнял своеобразный уют.

Клак! Без толку. Лампа гореть не желала.

В дверь постучали, и, не успела мисс Эппл откликнуться, как в кабинет вошла невысокая, крепкая и деловитая женщина средних лет. С неровным румянцем на широкоскулом добродушном лице, какой бывает у обладательниц очень светлой и тонкой кожи, в форменном синем платье и переднике, в руках она держала жестяной поднос. Сразу остро запахло мясным концентратом и специями.

– Вот, мисс Эппл, дорогуша, принесла вам чуточку того-сего подкрепиться, – сообщила она категоричным тоном, в котором слышался бодрый говорок кокни. – Ведь и ланч, и чай, вы, как обычно, пропустили, да? Ай, как нехорошо-о-о! А ведь вы, милочка, обещали и мне, и доктору… Пустые обещания, выходит, да? – уверенной рукой бумаги были собраны в стопку и отодвинуты, и на их месте тут же оказался поднос с ушастой бульонницей и блюдце с овсяными галетами. – Вы посмотрите на себя: в чём только душа держится? Как вас ветром-то не сносит?! И чего это вы в темноте сидите, а? – нахмурилась она, а затем, после нескольких бесполезных попыток, за которыми мисс Эппл наблюдала с некоторым злорадством, опустилась на колени, нашарила провод и воткнула штепсель в розетку.

Вспыхнул свет, и вечереющее небо за окнами кабинета вмиг стало тёмно-лиловым.

– Ну вот, порядочек, мисс Эппл, дорогуша! Это вы, видать, сапогом своим зацепили. Да вы пейте, пейте, пока горячее! – покивала она, уютно располагаясь в кресле для посетителей. – Я ж доктору пообещала, что буду за вами, душечка, приглядывать, так что вам быстрее будет по-моему сделать, а не упрямиться, как вы это любите. Он мне так и сказал вчера: вы, говорит, должны о мисс Эппл позаботиться, потому как она себя совсем не щадит и никакие мои указания не соблюдает. А я ему в ответ: знаете, говорю, вот за десятком уличных мальчишек проще приглядывать, чем…

…Ни от кого