Макс Коллинз - Двойник

– Понимаю, – устало ответил Коули и, обращаясь ко мне, спросил: – А это не «Детское личико» Нельсон стрелял из «родстера»?

Я утвердительно кивнул.

– И мне показалось, что за рулем «родстера» был Фред Баркер, – продолжал Коули. – Не понял, кого я ранил в руку. Вы не знаете. Геллер, кто это был в «Гудсоне»?

Я положил руку ему на плечо.

– Для вас это сюрприз, Коули. Может быть, позовем сюда Пурвина, чтобы он тоже получил часть обещанной награды.

Коули снова прищурился.

– О чем вы?

– Вы ранили в руку привидение – парня, которого не так давно пристрелили в «Байографе».

Гувер фыркнул. Я продолжал:

– На сей раз у него действительно новое лицо.

Коули раскрыл рот, потом опустил голову. Его автомат словно потяжелел в несколько раз.

Тем временем Гувер расхаживал, потирая рукой подбородок и раздумывая.

Коули поднял глаза и деловито сказал:

– Держите это... о привидении... при себе. Геллер. Сейчас не время... Хорошо?

– Конечно, – ответил я, пожав плечами.

– Если вы были с ними, – сказал он, цедя каждое слово и тыча в меня толстым пальцем, – то должны знать и маршрут их бегства.

Я взглянул на часы: к этому времени они должны были уже сделать подмену на погрузочной площадке и направляться по Ван-Бьюрен.

– У меня нет ключа, – сказал я Гуверу. Гувер, ничего не поняв, окинул меня долгим, холодным взглядом.

В этот момент подъехал автомобиль прокурора штата, из которого вышел невысокий человек в сером костюме и с усиками на смущенном лице.

– Извините за опоздание, мистер Гувер. Хм, здесь что, возникли какие-то проблемы?

Сэм Коули с трудом скрыл улыбку. Я был спокоен.

41

Когда я вернулся в офис, Луиза спала в своем розовом платье поверх покрывала, на боку, поджав колени.

Я присел на край кровати и дотронулся до ее волос, она зашевелилась, улыбаясь. Постепенно открыла глаза.

– Который... который час? – спросила она. В офисе было темно, в окно пробивались лишь вспышки неоновой рекламы.

– Начало девятого, – сказал я.

– Где ты был?

– Это не имеет значения.

– А что имеет значение?

– Ужин.

Она улыбнулась, села, совсем проснувшись.

– У меня нет никакой одежды – только это платье, в котором я была целый день.

– Завтра мы купим тебе нужные вещи, а сейчас пригладь свое платье и прибереги аппетит.

– Ладно, – сказала она, пожав плечами, и улыбнулась.

Она приняла душ (последней в моей ванной была Полли Гамильтон). Спустившись по лестнице, мы вышли в прохладный летний вечер и рука об руку направились к Биньену, где я купил ей стейк с косточкой и гарниром. Луиза ничего не ела восемь часов, поэтому с жадностью принялась за еду. У меня не было особого аппетита, я заказал себе кофе и булочек. Мы почти не разговаривали – Луиза была поглощена едой, а я размышлял, что, черт возьми, мне с ней делать.

После того, как я рассказал о случившемся в офисе филиала подразделения расследований, Коули позволил мне воспользоваться его телефоном. Я позвонил в Де Кальб Джошуа Петерсену по номеру, который он оставил, и сообщил, что нашел его дочь.

Петерсен не удивился, не обрадовался:

– Это хорошая новость, мистер Геллер.

– Она теперь одна. Кэнди Уолкер мертв.

– Хорошо, – сказал он.

Его голос звучал сухо и невыразительно.

Я продолжал:

– Я увез Луизу из «дурной компании», и она готова начать все сначала. Только не могу гарантировать, что захочет сделать так, как хотелось бы вам.

Молчание.

– Мистер Петерсен, я привезу вашу дочь, думаю, что она, наконец, пожелает встретиться с вами. Но останется ли она дома, решать ей.

Снова молчание. Я выжидал, когда он заговорит.

Наконец он это сделал:

– Понимаю.

– Луиза взрослая девушка, мистер Петерсен, и имеет право выбирать собственный путь. Ей сейчас нужно учиться, работать. В любом случае, я намерен приехать вместе с ней, и не хочу, чтобы вы изводили ее. Предупреждаю, что не потерплю никакого насилия с вашей стороны. Если вы сможете установить с ней хорошие отношения, прекрасно. Но если она не захочет остаться с вами, то и не останется.

– Хорошо.

– О'кей. Я просто хотел, чтобы вы все поняли.

– Я понял.

– Теперь о вознаграждении, которое мне обещали. Я ожидаю его, независимо от того, останется ваша дочь с вами, или нет.

– Тысяча долларов ваша, мистер Геллер.

– Я заработал эти деньги, мистер Петерсен. Как вы говорили, я побывал среди волков.

– Деньги ваши, никаких возражений. Я благодарен вам.

– Ну, тогда все о'кей. Где мы встретимся?

И мы договорились о времени и месте встречи на следующий день. А сейчас девушка, сидящая напротив меня и поедающая сдобную ватрушку мистера Биньона, все еще называла меня Джимом.

Я оттягивал момент, чтобы сообщить, кто я на самом деле. Почему-то не мог заставить себя пойти на риск и увидеть разочарование, а может, даже отвращение в этих больших и милых карих глазах.

Около девяти мы были в моей кровати Мерфи, обнявшись в темноте, я задернул занавеси, чтобы даже вспышки неона не могли проникнуть в комнату.

– Дорогая, помнишь, я говорил тебе, что ты должна поехать домой и встретиться со своим отцом? – спросил осторожно я.

– Да. Мы поедем завтра?

– Сначала я должен тебе кое-что сообщить о себе.

– О себе?

Я подождал, давая ей возможность что-нибудь сказать, но она молчала.

– Луиза, мне не легко говорить. Я не Джимми Лоуренс.

Она по-прежнему ничего не сказала, но и не отпрянула от меня. Она прижималась ко мне. Ее дыхание было спокойным, легким.

– Я тот парень, чье имя значится на двери. Я Натан Геллер.

– Я знаю, – сказала она.

– Знаешь?

–Я родом с фермы, Джим, извини, Натан, но родилась не на сеновале.

– Откуда ты знаешь?

– Когда ты ушел, я заглянула в ящики твоего стола и в картотеку. Там нашла твою фотографию с красивой девушкой на выставке. И несколько вырезок о судебном процессе с твоим снимком и твоим именем под ним.

– Черт. Почему же ты не взбешена?

– Я взбешена. – Она произнесла это так, словно просила передать соль за столом.

– Но почему ты так спокойно говоришь об этом?

– Я простила тебя, Джим... Натан.

– Лучше, Нат. Но...

– Как-то раньше я тебя спрашивала... Нат. Спрошу снова. Я ведь с тобойтеперь, так?

– Ты со мной, что бы ни случилось...

– Тогда какое имеет значение твое настоящее имя или то, что ты появился в банде, выслеживая меня?

– Ты... ты знаешь, что я выслеживал тебя? Как ты догадалась об этом?

– У тебя на столе лежит моя фотография. Мой муж нанял тебя, чтобы найти меня?

– Нет, твой отец.

– Папа дал тебе это фото?

– Да.

– Он действительно хочет снова видеть меня?

– Хочет, говорит, что у него плохо со здоровьем... Он мне говорил об этом, и о том, что у него хорошая пенсия, чтобы вдвоем прожить на нее. Он продал свою ферму и купил дом в Де Кальб, где ты можешь остаться, если захочешь...

– Мой отец продал свою ферму? Никогда не подумала бы, что он пойдет на это...

– Луиза, он стар, говорил, что хочет сейчас получить второй шанс с тобой. Сделать это ради тебя, чувствуя свою вину за то, что был груб с тобой в детстве.

– Он бил меня ремнем.

– Знаю. Если не хочешь видеть его, то можешь и не встречаться с ним.

– Не думаю, что я хочу жить с ним. Но дело не в этом.

– Не беспокойся, я же говорил, мы устроим тебя здесь, в этом городе.

– Твоей секретаршей?

– Если не найдем ничего лучше, то почему бы и нет? Жалованье, правда, будет не слишком большим, но ты, наверное, поняла, что твой будущий босс добрый малый.

Она прижалась ко мне.

– Я люблю босса.

И мы занялись любовью...

На следующий день я снова был в дороге в «Аубурне», довольный, что не надо слушать чтение щитов «Бурма шейв» и гимны, и что не угрожает народная музыка. На этот раз рядом со мной сидела молодая и красивая женщина, и одета она была не в цветастый балахон. Первое, что я сделал этим утром, отвел Луизу на «Маршал Филдс» и купил ей желто-белое платье с маленьким белым воротничком и кружевной отделкой на коротких рукавах. Завтра, после того, как я получу от ее старика обещанную тысячу, мы обновим гардероб Луизы.

Конечно, я утаил от нее, что должен получить вознаграждение от ее отца. Возможно, это и не заденет ее, но кто знает? Она ведь была не из Чикаго.

Около часа мы ехали на запад, потом увидели щит с надписью: «Добро пожаловать в Де Кальб – всемирную столицу колючей проволоки». Мы ехали через маленький тихий городок, словно кирпичный оазис в пустыне кукурузы, направляясь в Хопкинс-Парк, с буйной, пышной растительностью, с множеством деревьев. Сегодня, в субботний день, здесь было полно народу: скамейки были заняты семьями, выбравшимися на пикник, все жевали, разложив свои корзинки с провизией на клетчатых скатертях на траве; тут же находились плавательный бассейн с трамплином для прыжков в воду и купальня. Особенно много было детей, которые шныряли тут и там в ярких, разноцветных купальных костюмах, создавая впечатление летней пестроты красок. Стоял август, впереди начало учебного года. Отчаянные деньки. Лето стремительно убегало.