Елена Ярошенко - Визит дамы в черном

— Невероятно! Маргарита была легкомысленна, но отнюдь не казалась подлой.

— Не казалась, но оказалась.

— Стало быть, у вас был мотив для убийства, а ваша растерянность в момент обнаружения мертвой Синельниковой была игрой? Кстати, ваш костюм пирата на маскараде был дополнен черным плащом, не так ли? Не вы ли разговаривали с Маргаритой незадолго до ее смерти? Последний человек, который видел Синельникову живой и беседовал с ней, был, по утверждению многочисленных свидетелей, закутан в черный плащ. Это были вы, Андрей Кириллович?

— Я так и знал, что вы придете к такому выводу! И все же рад, что сказал правду. Разговаривал с ней кто-то другой. Да, я тоже хотел объясниться с Маргаритой, но не успел. Именно для этого объяснения я вышел в коридор, где нашел ее тело. Поищите других жертв шантажистки, запутавшихся сильнее, чем я, и проверьте их алиби. Не мне вас учить, как вести расследование.

Вернувшись домой, Колычев увидел на вешалке в прихожей, кроме Петиной шубы, еще и чужое пальто с мерлушковым воротником.

В комнате его ждал городской голова Федул Терентьевич Бычков. Петя Бурмин, приняв на себя роль гостеприимного хозяина, потчевал гостя чаем.

— Доброго здоровья, Федул Терентьевич, — Дмитрий сразу перешел к делу. — Чему обязан визитом?

— Здравствуйте и вы, Дмитрий Степанович. Вот решил к вам зайти, поговорить о новостях городских…

— Полноте, дорогой Федул Терентьевич! Все наши новости сейчас вокруг убийства Синельниковой крутятся. Так что говорите уж напрямки!

— Извольте. Мне, как представителю городских властей, было бы желательно узнать, как далеко вы продвинулись в своем дознании.

— Господин Бычков, я ведь вам не подотчетен…

— Какой отчет, помилуйте, беседа наша приватная. Просто общественность городская беспокоится, почему убийца не арестован, на свободе гуляет?

— Следствие не завершено, и имя убийцы назвать затруднительно.

— А моряк этот заезжий, Витгерт? Револьвер свой и трость возле тела забыл, сам в крови перемазался, а теперь меланхолию изображает? В моей гостинице в лучшем номере расположился. Я уж думаю ему отказать, мне такая компрометация не надобна!

— Вот этого я бы попросил вас не делать. В гостинице он на виду, будет необходимость арестовать, так не уйдет…

— Арест в моей гостинице? В «Гран-Паризьене»? Это же приличное заведение, для избранной публики.

— Да бросьте, господин Бычков. Ежели у вас убийцу схватят, так это только лишняя реклама для вашей гостиницы. Будете потом своей избранной публике его номер за деньги показывать. И публика будет в восторге!

— Может, оно и так. Еще у меня одно к вам дело, голубчик, Дмитрий Степанович. Маргарита Львовна, покойница, знатная общественница была, ну по части Дамского комитета, по благотворительным фондам и прочему. Она со многими в городе знакомство водила накоротке, на почве общественных нужд, и со мной в числе прочих. Так нельзя ли, чтобы мое имя в связи с убийством вовсе бы и не звучало? Понимаете, я, как городской голова, все время на людях, опять же, репутация в деловых кругах, слухи пойдут, домыслы, сплетни всякие… Как-нибудь бы так все обстряпать, чтобы моя персона в следственных бумагах не фигурировала… А?

— Это уж смотря по степени вашей причастности к делу.

— Да какая причастность, помилуйте!

— Ну так и тревожиться не о чем. Хотя в городе разговоры ходят об особом интересе к вам со стороны покойной Синельниковой. Кстати, были ли вы, Федул Терентьевич, на том злополучном маскараде?

— Как же не быть, был. Нам от общества бегать не полагается. Городской голова должен на виду пребывать, хочешь не хочешь!

— А костюм на вас был какой?

Бычков замолчал и задумался. Видно было, что в уме он прокручивает разные варианты ответа и никак не может решиться ни на один из них. Наконец он выдавил из себя:

— Колдуном нарядился.

— В маске были?

— В маске-с.

— А сам костюм?

— Мне всякие финтифлюшки ни к чему, я человек солидный. Черный плащ с капюшоном набросил. Ну и маска носатая, для смеху…

Бычков выжидательно посмотрел на следователя, ожидая еще каких-нибудь вопросов и стараясь понять, к чему тот клонит. Но Дмитрий увел разговор в сторону. Вскоре городской голова решил откланяться.

— Пальто у вас, Федул Терентьевич, замечательное, — заметил Колычев, провожая гостя в прихожей.

— Да-с, в Петербурге заказывал, когда ездил фарфор для гостиниц и ресторанов отбирать. По модному журналу сшили. Наши-то портные так не сумеют, столичная вещь.

— А я где-то похожее недавно видел, — бестактно заметил Петр.

— Да моряк этот, Витгерт, в таком же ходит. Тоже из Петербурга, из той же мастерской и по тому же журналу пошито. Теперь хоть меняй…

— А давно ли вы, Федул Терентьевич, в своей обновке столичной ходите? — осторожно спросил Колычев.

— Да, почитай, с Казанской Богоматери. Как похолодало на Казанскую, так с тех пор и ношу.

На следующий день Колычев вызвал Витгерта для официального допроса.

— Господин Витгерт, прошу вас подробно рассказать, при каких обстоятельствах вами была найдена записка, переданная мне накануне.

Андрей Кириллович рассказал о вечере у Мерцаловых, на котором был и Колычев, о своем позднем уходе, о почти пустой вешалке в швейцарской, о желании закурить на улице и о листке бумаги, обнаруженном в кармане рядом с зажигалкой.

— Вы мне по-прежнему не верите? — спросил Витгерт.

— Напротив, верю. И даже пытаюсь выяснить, вам ли было написано злополучное письмо, или же попало в ваш карман по ошибке. Я полагаю, что в тот вечер в швейцарской дома Мерцаловых оказалось на вешалке два похожих пальто с мерлушковыми воротниками.

Глава 6

Вечером Мерцаловы прислали Колычеву записку с просьбой немедленно зайти к ним.

— Ну, Митя, — заметил Петр, — помяни мое слово, дело касается убийства. Сейчас получишь новые факты для своего расследования.

Викентий Викентьевич и Мария Васильевна Мерцаловы сидели в гостиной с такими лицами, что Колычев поначалу решил — что-то случилось с Машей.

— Спасибо, голубчик, что пришли, — хозяин встал навстречу гостю. Мария Васильевна утирала платочком слезы.

— Господи, Викентий Викентьевич, что произошло?

— Пойдемте, Дмитрий Степанович, к Маше. Она все расскажет.

Маша лежала на диване и горько плакала. Когда отец и Колычев вошли к ней в комнату, она вскочила с дивана и повернулась к ним.

Красное, мокрое, распухшее лицо Маши изменилось до неузнаваемости. Большие прекрасные глаза превратились в заплывшие щелки, обветрившиеся, посиневшие губы были искусаны.

— Папа! Папа! — Маша, рыдая, кинулась на шею к отцу.

— Ну, ну, душа моя, успокойся! Расскажи все господину Колычеву, пусть он что-нибудь нам посоветует. Дмитрий Степанович, я надеюсь на вашу деликатность…

Мерцалову было жаль любимую дочь, а главное, обидно — неужели он вверил судьбу своей девочки авантюристу и преступнику, опозорил Машеньку помолвкой с недостойным человеком и был так слеп, что ничего не видел? Ведь он готов был любить Витгерта как сына, гордился им — героем Порт-Артура, хотел отдать молодым все, что имел…

Мерцалов происходил из родовитой и состоятельной дворянской семьи. Предки его, владевшие тысячами душ крепостных, веками жили на широкую ногу.

В 1861 году, когда крестьяне получили волю, Викентий Мерцалов был еще ребенком. Он понимал, что состояние семьи стало оскудевать, об этом часто с тревогой говорила ему матушка, но отец не мог найти в себе силы отказаться от прежних привычек.

Усадьбы закладывались, долги накапливались, время от времени Мерцаловы продавали то лес, то именьице, то городской дом, но заткнуть все дыры в бюджете семьи не могли. А батюшка делал все новые долги…

Вступив в наследство, Викентий Викентьевич получил дела в весьма расстроенном состоянии. Он решил сконцентрировать внимание на трех наиболее крупных и перспективных имениях, расположенных по соседству в Демьяновском уезде, а всю «лишнюю» собственность, до которой не сразу дойдут руки, продать.

Не принося дохода, но требуя заботы и денежных средств, дедовская недвижимость висела камнем на шее Мерцалова. Выгодно избавившись от этого камня, он заплатил неотложные долги, проценты по закладным и вложил остаток денег в хозяйство, заведя в своих имениях мясные и молочные фермы по европейскому образцу.

Вскоре его стада уже вызывали зависть соседей, а имя стало известным среди окрестных скотопромышленников.

По прошествии времени Мерцалов посчитал невыгодным продавать скот мясоторговцам и решил расширить свое дело. Взяв в долю купца Кузьму Ярышникова, владельца скотобойни в Демьянове, Мерцалов основал фирму по переработке мяса и построил новые хладобойни, оснащенные по последнему слову техники. Дела фирмы «Мерцалов и Ярышников» шли вполне успешно.