Дэвид Дикинсон - Банк хранящий смерть

— Боже милостивый! Это просто ужасно, Фрэнсис! А второе обстоятельство?

— Вот и второе, — Пауэрскорт поднялся из кресла и принялся расхаживать по библиотеке, — на протяжении всего расследования меня не оставляло ощущение, что кто-то уже занимался этим делом. Старый мистер Харрисон, совершавший регулярные прогулки среди храмов на озере, не раз заговаривавший с сестрой о заговорах, вел тайную переписку и, видимо, шел по тому же пути, что и я. В понедельник я нашел ящик с письмами, спрятанный на крошечном острове посреди озера. Это были письма из Германии, в которых он интересовался, не состояло ли некое лицо в тайном обществе в Берлине, том, что связано с университетом Фридриха-Вильгельма. А еще там были две газетные вырезки со статьями о крахе Банка Барингов, случившемся семь лет назад. Поначалу я не придал им значения.

Пауэрскорт снова сел в кресло. Перечисляя обстоятельства дела, он по привычке отмечал их пальцами левой руки.

— А теперь мы приближаемся к развязке, Роузбери, или почти к развязке. Во-первых, Чарлз Харрисон учился в университете Фридриха-Вильгельма в Берлине. И я уверен, что он состоял в тайном обществе. Во-вторых, это общество было основано последователями некоего историка по фамилии фон Трайтчке. Историк умер в прошлом году, но общество продолжает действовать. В-третьих, фон Трайтчке был фанатиком-националистом. Он считал, что подлинный враг Германии не Россия или Франция, а Англия. В-четвертых, я послал Джонни Фицджеральда в Берлин, чтобы он навел там справки о тайных обществах. Джонни предупредил меня о том, что из Германии в Ирландию будет послано оружие и что, возможно, это дело рук тайного общества. И вот, когда он уже заканчивал свое расследование в Берлине, на пороге моего дома в Лондоне вдруг появился незнакомый молодой человек, желавший знать, где находится Джонни и не является ли он моим другом. Дворецкий сообщил ему, что Джонни сейчас в Берлине, и подтвердил, что мы действительно дружим. И тут же Джонни потерял все свои связи в Берлине. Я не знаю, находится ли штаб общества в Берлине или в Лондоне. В-пятых, все члены общества дают клятву и обещают всемерно содействовать интересам будущего Германии. В-шестых…

Пауэрскорт запнулся. За деревянной панелью раздалось какое-то шуршание, словно мыши старались подобраться к книгам Роузбери.

— В-шестых… Это-то и привело меня к вам сегодня. Наш молодой друг в Банке Харрисонов сообщил, что из банка постоянно переправляются капиталы, причем делается это весьма поспешно. Те, кто допрашивали его в Блэкуотере, говорили о следующем понедельнике, как о решающем дне. То есть — за неделю до юбилея.

Пауэрскорт покосился на Роузбери, словно не был уверен, стоит ли ему продолжать свой рассказ.

— Выкладывайте, выкладывайте, — сказал Роузбери.

— Я знаю, что это кажется невероятным, Роузбери. Уильям Берк тоже не хотел поначалу верить. Но пришлось. Видимо, Чарлз Харрисон пытается повторить историю Банка Барингов, только наоборот. Баринги разорились из-за неосторожной ссуды Аргентине. Конечно, они совсем не предвидели такого исхода. А Харрисон намеренно пытается довести свой банк до разорения, причем так, чтобы это произошло за неделю до юбилея. Он хочет, чтобы крах его банка повлек за собой банкротства других. Накануне юбилея в Лондон съедутся журналисты из разных стран, а каждая страна ведет дела с лондонским Сити. И вот когда королева Виктория уже будет готова отправиться в собор Святого Павла, разразится финансовый кризис. В статьях о Банке Барингов, которые я обнаружил в тайнике, старый мистер Харрисон подчеркнул одну фразу.

Пауэрскорт извлек из кармана мятую страницу «Экономиста».

— Это слова сэра Ротшильда, как вы помните — главного спасителя Банка Барингов: «Если Баринги обанкротятся, это приведет к тому, что весь мир откажется впредь помещать свои ценные бумаги в английские банки и проводить финансовые операции в Лондоне».

Роузбери побледнел. Он подошел к длинному столу, стоявшему в центре комнаты, и налил себе изрядную порцию из одной из бутылок.

— Хотите выпить, Фрэнсис? Выпить перед катастрофой? Понедельник, говорите, следующий понедельник? И что же тогда случится?

— На следующий понедельник назначен срок очередной выплаты Банком Харрисонов по венесуэльскому займу. Они заключили эту сделку два года назад вместе с другими банками. Дела шли не очень хорошо, и считалось, что Харрисоны подключили к ней консорциум европейских банков. Они не обращались за помощью для выплаты следующего транша.

— Каков размер этой суммы? — тихо спросил Роузбери.

Пауэрскорт покосился на портреты скаковых лошадей, развешанные по стенам. «Может, и правда надежнее вкладывать деньги в рысаков, чем в венесуэльские закладные, которые поддерживает Банк Харрисонов?»

— Четыре миллиона фунтов стерлингов, — ответил он, — но вот что важно: если верить Ричарду Мартину, а у меня нет оснований ему не доверять, у Харрисонов не окажется денег для этой выплаты. Все капиталы переведены за рубеж. А сколько еще счетов может на следующей неделе быть предъявлено к оплате — одному Богу известно!

— Был ли этот займ сделан под какие-то гарантии? В деле Барингов, если вы помните, в конечном итоге пришлось платить Ревелстоку. Этот самонадеянный тип полагал, что ему не придется расплачиваться за свои аргентинские приключения.

— Да, гарантами выступили несколько банков, и Берк сейчас пытается выяснить, какие именно. Возможно, некоторым из них также грозит разорение.

Роузбери смотрел в свой стакан, словно надеялся увидеть там решение этой задачи.

— Невозможно переоценить серьезность сложившегося положения, Фрэнсис. Словно кто-то приставил нож к успеху самого юбилея! Как вам известно, Барингов удалось спасти, потому что Английский банк пошел с протянутой рукой и потому что многие банкиры понимали: их благотворительность — их же спасение. Но с Харрисонами все может сложиться иначе. Когда сорок лет назад обанкротился Банк Оверенда и Гарни, никто и пальцем не пошевелил, чтобы их спасти. Никому до них дела не было. Подумайте об этом, Фрэнсис: спасение или банкротство Харрисонов — одинаково плохо для юбилея. Вы упомянули о газетчиках. Но ведь сюда съедутся послы и представители других государств. Представьте, во что превратится неделя накануне Великого Торжества империи, если все наши газеты будут полны пересудов о кризисе лондонского Сити.

Второй банковский кризис за семь лет — это будет настоящая катастрофа! Деловые люди поспешат покинуть Лондон и перебраться в Нью-Йорк или Париж; конечно, они, уходя, будут заламывать в отчаянье руки, но все равно здесь не останутся. Юбилей из торжества в честь империи королевы Виктории превратится в похороны, и никто больше не споет «Правь, Британия».

Роузбери быстро встал с кресла и направился к двери.

— Я должен немедленно встретиться с премьер-министром. Будет лучше, если вы пойдете со мной, Фрэнсис. Может быть, правительство сумеет спасти положение. Хотя я сомневаюсь в этом. Очень сомневаюсь.

27

На корабле, плывшем из Дублина в Ливерпуль, было более двухсот человек. Плавание оказалось тяжелым. Многие пассажиры не спали всю ночь и бродили по палубе до тех пор, пока над серым побережьем Англии не забрезжил рассвет. Бледные и утомленные люди спускались по трапу, волоча за собой багаж, и устремлялись к поджидавшим их поездам.

У подножия трапа дежурили два дородных полицейских, а за их спинами маячили два агента из отдела тайного сыска Департамента по делам Ирландии — ведомства Доминика Кнокса. Полицейские сменялись, но агенты оставались на месте неотлучно. Они проследили прибытие тысяч ирландских путешественников, которые сходили на английскую землю. Некоторых останавливали. Это всегда оказывались женщины лет двадцати-тридцати.

— Они должны быть молодыми. Возможно, даже хорошенькими, — наставлял начальник своих агентов. — И наверняка будут казаться невинными овечками. Но, ради всего святого, не упустите их!

Шобан Маккена пристроилась к многодетному семейству. Она надеялась, что в такой компании на нее не обратят внимания. Но едва уловимое отличие в ее одежде, которая была чуть лучше, чем у ее спутников, привлекло взгляды мужчин, стоявших у трапа. Когда семья спустилась на берег, таща за руку упиравшегося малыша, первый агент постучал по плечу сержанта полиции.

— Вон та девушка, черноволосая.

— Простите, мисс, — обратился полицейский, — эти джентльмены хотели бы задать вам пару вопросов.

Старший агент увлек девушку в сторону от остальных пассажиров. Его коллега остался на своем посту, пристально рассматривая каждого вновь прибывшего.

— Могу я поинтересоваться у вас, куда вы направляетесь, мисс? — спросил агент.

— Я еду в Лондон, — отвечала девушка, приветливо улыбаясь. «Улыбайся им, заигрывай с ними, кокетничай», — вспомнила она наставления Майкла Бирна.