Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов

защиты. Эта смерть сравнительно гуманна, если данное слово уместно вообще. Господину Брауху чем-то дорого было его жилище, он отказался от минирования тайника. К сожалению, в практике использовались и такие методы обороны, при этом взломщиков разносило в клочья, правда, доставалось и собственности.

— Зверьё!

— Вот вам второе и настоящее лицо владельца этой скромной с виду квартиры. — Легкодимов откинулся на спинку кресла, слегка качнулся. — У вас не найдётся папироски? Знаете ли, несколько лет назад бросил курить. Здоровьем занялся на старости лет, но иногда не могу удержаться.

— У вас же лёгкие! — попробовал урезонить его Турин, всё же доставая портсигар.

— А шут с ними! — отмахнулся тот. — Расстроился я вконец. До сих пор в себя не приду.

— А что, собственно, случилось? — Подав папиросу, Турин закурил и сам. — Триумф налицо! Добраться до таких секретных хранилищ и убиваться?.. Я вас не понимаю, милейший Иван Иванович.

— Отчасти вы правы, батенька, — Легкодимов по-прежнему хмурился, — загляните всё-таки туда, — он ткнул папироской в нутро сейфа, — нам достались одни разочарования.

Тайник был пуст.

V

— Почему бумаги оставались нетронутыми? — закончив изучать дно сейфа, Турин возвратился к столу. — Удалось найти что-нибудь стоящее среди этой макулатуры?

— Изучение потребует значительного времени. — Легкодимов устало потёр ладонью лоб, покрасневшие глаза, притушил папироску, недокуренную и до половины. — Я, знаете ли, утратил уйму времени на возню с самим механизмом тайника и его обезвреживанием. Хорошо ещё, агент Маврик помогал, кстати, возьмите на заметку, из парня может вырасти настоящий профессионал.

— Советский пинкертон! — с напускным пафосом кивнул Турин.

— Вы как раз интересовались его отсутствием, так вот, он сейчас собирает сведения на лиц, обратившихся за врачебной помощью от отравления.

— Боюсь, это не даст результата.

— Почему?

— Такое зверьё не станет спасать своих. Мёртвых, если они имеются, предадут земле, а мучающихся добьют, если уже не добили.

— Нам неизвестны их намерения. А вдруг пострадал главарь или кто-то из верхушки?

— Иголку в стоге сена ищете.

— У вас есть предложения лучше?

— Иван Иванович! Ну что вы сегодня сам не свой! На себя не похожи, ей-богу! Болезнь? За меня переживаете? Зря! С газетками этими развели какую-то закавыку! Не будем заниматься крючкотворством. Оба прекрасно понимаем — бандиты нагрянули за золотом! — Турин даже по столу хлопнул. — Если и были какие сомнения, то теперь они отпали. Драгоценности и золото! Браух хранил их с особой тщательностью, мы с вами в этом убедились. Значит, вёл двойную игру с какой-то политической партией и с ворами. Маскировался, для чего денег личных не держал в большом количестве. Жил впроголодь. Натуральный Гобсек, ни жены, ни любовниц! Вечный бобыль. Этим интриговал и притягивал Странникова. Тот, видя его мытарства, верил в другую любовь профессора — в великую науку…

— Каково же будет его разочарование…

— К разочарованиям ему не привыкать. Он — человек особого склада, вы мне поверьте на слово. — Турин как-то странновато ухмыльнулся. — Партия, как в газетках пишется, выковала его из железа.

— Мы одни, Василий Евлампиевич, — опустил голову Легкодимов. — Нужны ли эти эпитеты? К тому же на глазах у всех свежо безжалостное коварное развенчивание личности более значимого калибра!

— Троцкого?

— Совершенно верно, Лейбы Давидовича Бронштейна, основателя Красной гвардии и героя всех её побед, как кричали недавно на каждом углу.

— Сочувствуете? — прищурился Турин.

— Удивительно замечать, как перерождаются все эти недавние герои.

— Хотите сказать, становятся самими собой, сбрасывая показную мишуру?

— Пожирают друг друга. Уверен, став генеральным секретарём, Сталин начал жестокую чистку, избавляется от соперников и недоброжелателей. Товарища Бронштейна в январе прошлого года освободили от обязанностей народного комиссара по военным делам, а теперь уже лишили серьёзной работы и всех важных должностей, в газетах устроили травлю, особенно неистовствует та же «Правда». Недолго он продержится при таких темпах, а там очередь за товарищами Зиновьевым и Каменевым.

— Вы думаете, их объединяет национальность?

— Отнюдь. И мысли не чаю. Борьба за власть — важнейший аргумент, тщеславие и прошлые обиды. Наверху всё заметнее, как на ветру.

— Они туда забирались сами, — покривился Турин, — а сверху, как известно, тяжко падать. Вы думаете, против Странникова затевается что-то подобное?

— Конечно.

— Любой нашей газетке легко заткнуть глотку. Ему это под силу.

— Не скажите. Ему понадобится ваша помощь, а это прежде всего — найти убийц профессора и подумать, как всё преподнести.

— Вы тонко мыслите, как завзятый политик.

— Жизнь научила всему помаленьку…

— Мне кажется, дорогой Иван Иванович, вы говорите мне сейчас не всё, что вас мучает.

— Боюсь снова вас разочаровать, — не отвёл лица тот. — С этим тайником я связывал большие надежды. Его обчистили, унесли не только ценности, но и кое-что более опасное.

— Доказательства связи Брауха с криминальным миром?

— Возможно. Но я боюсь другого — не примыкал ли Браух к оппозиционерам?

— К троцкистам?

— Вот именно. Не искали ли убийцы и этих следов?

— Выходит, среди уголовников были и политические враги Странникова?

— О чём я вам и намекал. Вам, Василий Евлампиевич, как никому известна шаткость моего положения в губрозыске. Отстаивая меня здесь, вы давно нажили себе врагов. Заинтересованные только и ждут вашей малейшей ошибки или просчёта. Случай как раз представился. Не стану скрывать, мне давно известно о взаимоотношениях покойного профессора с секретарём губкома, и не секрет — просочись хоть одна капля на волю, Странникову конец. Но это полбеды. Они свалят вас обоих одним махом. Что касается меня — не велика потеря, я своё и оттрубил, и отжил. А вы попадёте в большое, извините, дерьмо. А то и припишут какие-нибудь партийные уклоны, тайные заговоры. Поэтому…

— В нашем деле дерьма хватает! — оборвал его Турин. — И ошибки, и просчёты неизбежны. Даже трагические. На карту, вы правы, поставлено слишком много. И вы со своей прозорливостью почти разобрались, что здесь намешано. Дело об убийстве Брауха с каждым мгновением становится тем узлом, который или затянется на наших шеях, или мы его наконец разрубим. Слишком напряглось сие противостояние! Но назад поворачивать поздно. Вы знаете, мы по одну сторону. А враги? Когда их у нас не было? Но я сейчас не об этом. Скажите прямо, вам знакомы специфические особенности убийцы?

Легкодимов, явно не ожидавший такого вопроса, неуверенно отмахнулся и заторопился невнятно:

— Спасибо за откровенность и доверие, Василий Евлампиевич.

— Сочтёмся славой.

— Спасибо. Я действительно тронут. — Старый сыщик привстал и поклонился.

— Ну, ну!.. — поморщился Турин. — Давайте без старорежимных пережитков.

— Простите.

— К делу! Есть ли хотя бы малейшие соображения насчёт банды или её главаря?

— Да, да. К делу.