Убийство в Петровском парке - Роман Елиава

не удалось, поскольку дома оказался её отец Григорий Пантелеймонович Молчанов. С виду этот коренастый бородач был угрюмым, и Павлов тотчас подумал, что фамилия ему очень к лицу.

Григорий Пантелеймонович предложил Илье раздеться и пригласил в горницу.

– Что же такое? – мрачно заявил он, посмотрев на дочь, – Теперь девиц нельзя на улицу выпускать. Что за подлец сотворил такое с Верой? Куда смотрит полиция?

– Мы обязательно поймаем его, не сомневайтесь, – бодро заявил Илья, видя, что его слова не нашли никакого отклика и совсем не успокоили отца Лизы. – Но сейчас я бы хотел расспросить Вашу дочь о Вере Александровне.

– А что расспрашивать? – удивился Молчанов. – Вера хорошая девушка была. Вон, Лизе помогала с грамотой. Кто только мог такое с ней учинить?! Изверг какой-то!

– Послушайте, Григорий Пантелеймонович, позвольте, я всё же задам несколько вопросов.

– Да задавайте, если это поможет – ответил Молчанов, опускаясь на стул и жестом приглашая Павлова присесть рядом.

Лиза с любопытством смотрела на агента сыскной полиции, – похоже, смерть подруги и по совместительству учительницы её нисколько не взволновала.

– Скажите, Елизавета Григорьевна, Вера Александровна была Вашей подругой? Как часто Вы с ней виделись?

– Часто, – ответила Лиза, – но мы не были близкими подругами, она постарше будет, то есть, была.

– Вера Александровна с Вами не откровенничала? – спросил Илья. – Может, был у Вашей подруги жених или ухажер?

– Ухаже-е-р? – протянула Лиза и посмотрела на отца. – Что-то не припомню такого.

– Вам Вера Александровна ничего не говорила?

– Я уже сказала, что она мне ничего не рассказывала о себе.

– А что же Вы делали, когда встречались?

– Она меня учила, – ответила девушка, – ещё мы обсуждали разные книги, поэтов. Вера очень поэзию любит. Господи, любила. Даже сама сочинять стишки пробовала.

– Ага, значит, что-то она Вам рассказывала? – обрадовался Павлов.

– Немного.

– Если Вы не знаете, был ли у неё жених, может, она рассказывала про своих друзей, про работу?

– Не-а, – ответила Лиза, снова посмотрев на отца.

На этот раз Павлов перехватил взгляд и подумал, что, возможно, без отца девушка была бы более откровенна. Но не мог же он выгнать хозяина из собственной комнаты, чтобы остаться наедине с его дочерью. Наверное, Блохин бы что-то придумал.

– То есть ничего необычного, что могло бы относиться к смерти Веры Александровны Вы мне сообщить не можете?

– Нет, ничего такого не припомню, – покачала головой Лиза.

– Ну, что же, мне пора, – вздохнул агент и начал одеваться.

Внезапно его внимание привлёк полушубок, висевший у входа. Илья приподнял рукав и спросил:

– А это чей?

– А что? – спросил хозяин.

– На рукаве кровь.

Молчанов подошёл ближе, взял рукав и осмотрел его.

– Это мой. Не заметил, как испачкал. У меня мясная лавка, вляпался как-то. Если нужно будет хорошей говядины, господин полицейский… – сменил тему Григорий Пантелеймонович.

– Нет, спасибо, я закончил. Позвольте откланяться, – прервал предложение хозяина агент. – Скажите, а Вы где были вчера вечером?

– Я? Где, где… В лавке! Вы, что же, меня подозреваете в этой мерзости? – взбеленился мясник.

– Нет, но…

– Раз нет, милости прошу, – хозяин демонстративно распахнул дверь перед агентом.

Павлов вышел на улицу, и дверь громко захлопнулась за его спиной. Неприятно. Конечно, вряд ли это мясник: его объяснение звучало достаточно убедительным. Он вполне мог испачкаться кровью в лавке. Тем более Вера Александровна обучала его дочь. А вот дочь что-то знает, но при отце решила не говорить. Может быть, это не имеет отношения к делу, но Павлов отметил, что, возможно, с Лизой стоит поговорить наедине.

Сыскной агент прошелся по оставшимся домам. Большинство оказались закрыты, а там, где ему удалось переговорить с хозяевами, он не узнал ничего, на его взгляд, интересного. В итоге Павлов вышел на Ходынское поле и задумался, что делать дальше.

 Внезапно, он решил, что ему следует снова осмотреть место убийства. Павлов, сосредоточенно размышляя, что именно он будет докладывать начальству, и не обращая внимания на великолепный замок, вернулся в парк. Ничего нового он не обнаружил, только застыл на минуту, рассматривая темные пятна крови на снегу. Агент будто наяву представил себе ужас жертвы в тот момент, когда она поняла, что уже не убежать, и придется умереть прямо сейчас и прямо здесь потому, что некто решил это за неё. Затем Павлов стряхнул мимолетное оцепенение и пошел на конечную остановку конки. Тратить деньги на извозчика, как делал его наставник, он пока не имел права.

5

Когда Трегубов услышал, что он арестован, его захлестнула волна быстро сменяющих друг друга эмоций: удивление, сомнение, отчаяние и, наконец, неприятие. Мужчины подошли вплотную, не спуская глаз с Трегубова. Они были напряжены, словно опасаясь, что молодой следователь может кинуться на них с кулаками или же просто убежать.

– Не делайте глупостей, господин Трегубов! – приказным тоном заявил один из них.

Иван перевел взгляд, на подъехавший закрытый экипаж. Один из мужчин положил руку на его плечо, второй открыл дверь экипажа.

– Но кто Вы такие? Что происходит? – Трегубов наконец справился со своими эмоциями.

– Это Вам скажут на допросе, – ответил, открывший дверь, агент, доставая из кармана бумагу и показывая её Трегубову.

– Полиция? Какой, к чёрту, допрос?! – обескураженно спросил Трегубов. – Почему?

– Залезайте! Я же Вам уже сказал, что… – раздраженно начал полицейский, но его отвлекло внезапное появление ещё одного экипажа.

Небольшая открытая пролётка быстро вылетела из-за угла соседней улицы и остановилась напротив дома Трегубова, перекрыв дорогу полицейскому экипажу.

Агент переключил своё внимание с арестанта на извозчика пролётки:

– Эй, куда прёшь, скотина! Убирайся с дороги!

Из остановившейся пролётки, придерживая саблю, вылез жандармский офицер в шинели.

– Ротмистр Смирнов! – вырвалось у Трегубова. – Так это Вы меня арестовали?

– Не ротмистр, а подполковник, – иронично улыбнулся Смирнов, – на секунду эта улыбка раздвинула его густые, светлые усы. – Обижаете, Иван Иванович. Когда это я Вам зла желал?

Ротмистр Смирнов, а ныне уже подполковник, был давним знакомым Ивана Трегубова, с которым он, скажем прямо, не по своей собственной воле работал над парой дел. Следователь был удивлен появлению жандарма, которого не видел с ещё с прошлой осени, и, признаться, уже стал забывать о его существовании, то есть, вспоминал всё реже и реже.

Два агента, увидев перед собой офицера в высоком звании, который был знаком с арестованным, тоже на некоторое время растерялись. Затем один из них взял себя в руки, и, четко проговаривая слова, заявил:

– Господа, вынужден прервать Вашу беседу. Господин подполковник, следователь Иван Иванович Трегубов арестован и ему запрещено говорить с кем бы то ни было.