Смерть в конверте - Валерий Георгиевич Шарапов

кому поправить забор или навесить дверь. Постоянного места работы не имел: кому нужен ненадежный пропойца с вечно трясущимися руками! Когда удавалось раздобыть монету, Семен первым делом причаливал к пивной или нырял в душный подвал ближайшей рюмочной. Ежели жена Акулина находила мужа до того, как тот упивался в стельку, то часть заработка все же удавалось спасти. Ежели не успевала, то жили в долг или на скудные деньги, вырученные с продажи яблок и слив.

Сама Акулина была из бедноты; грамотой владела, да приложить ее к пользе не сумела и тащила на своем горбу всю работу по хозяйству. А сверх того имела небольшой приработок, обстирывая соседей и ближайшую больничку при железной дороге.

Была у Акулины родная сестра Евдокия, жившая и вовсе на окраине – в Ивановском проезде. Встречались родственники редко, так как муж Евдокии был для Семена хуже британского Чемберлена. Ну а как же иначе: не пьет, не курит и вообще шибко правильный!

Так и жили.

* * *

Осторожно прокравшись к бане, Семен остановился под широким навесом возле двери, втянул носом запах обструганной древесины. Баню отстроили заново в первой половине 1943 года. С тех пор утекло немало воды, а бревна и доски выглядели как новенькие.

Воровато оглянувшись по сторонам, Семен потрогал массивный амбарный замок, висевший на проушинах толстой щеколды. Замок, естественно, был заперт. Ключа нигде не было: ни на притолоке, ни под длинной лавкой, что была вкопана по правую руку от двери.

– Можа где в дровах? – похмельный папаша потрогал крючковатыми пальцами аккуратно сложенную под окошком поленницу.

Разбирать ее было долго, канительно и опасно. Вдруг кто застукает за этим безобразием! Тогда не избежать скандала и наказания.

– Ну ведь где-то ж она его пря-ячет! – простонал он.

Недоступное нутро бани манило, завораживало. Страждущее естество рисовало запотевшие бутылки с мутным самогоном, с прозрачной как слеза водкой, с холодным ячменным пивом…

Сглотнув слюну, Семен обратил взор на узкое окошко. Изнутри оконный проем был задернут темной занавеской, а снаружи двойное стекло защищала решетка из толстых стальных прутьев. Подергав холодный металл, Семен отступил и в задумчивости снова почесал «хозяйство».

Ритуал проникновения в баню он проделывал не в первый раз. Не счесть сколько раз, подобно лазутчику, крался он с надеждой по тропинке, похожим образом исследовал тяжелый висячий замок, искал ключ, испытывал на прочность решетки… И несолоно хлебавши возвращался в дом. Действовать более решительно не позволял страх перед молодцами местного бандита Борьки Бутовского, в чью собственность с середины войны перешла баня. Однажды они так крепко намяли Семену бока, что пришлось неделю харкать кровью и отлеживаться на печи.

– Растудыть твою в качель! – проворчал алкаш и поплелся по тропинке в сторону дома.

* * *

Строениями на участке по Астрадамскому тупику давненько никто не занимался: не поправлял, не красил, не чинил кровлю. Постепенно они обветшали, почернели, а дворовый нужник покосился и наверняка упал бы, если бы не стоящее рядом дерево. Сад тоже потихоньку погибал: засохло несколько яблонь, а слив и вовсе не осталось – новых никто не высаживал. Рядом с домом Дарья успевала бороться с сорняковой порослью, а дальше были такие дебри, что не подступись. Одна лишь баня, стоящая особняком в глубине сада, выглядела так, словно плотницкая артель закончила свою работу час назад.

В начале 1943 года старую баньку семьи Лоскутовых облюбовала банда Борьки Бутовского. Тот хорошо знал обеих сестер, так как рос вместе с ними в Астрадамском тупике. За Катькой даже пытался ухаживать в школьной юности, да что-то у них не срослось.

Он был высоким, симпатичным парнем с копной темных непослушных волос и бездонными серо-голубыми глазами. Драчливый, шебутной, непоседливый. Учебу в школе забросил, нигде и никогда не работал, сдружился с такими же шалопаями и вскорости загремел по этапу. После первой ходки тяга к нормальной жизни окончательно пропала, и Борька сделал выбор в пользу крепчавшего в ту пору криминала.

Со временем юноша превратился в смышленого и дерзкого бандита, сколотившего вокруг себя разудалую компанию. Смышленым он был хотя бы потому, что не занимался темными делами в своем районе и его окрестностях. А лихая дерзость заключалась в том, что не разменивался по мелочам: прохожих не грабил, квартир и домов не вскрывал. Брал большие магазины, склады или базы. Каждую вылазку обдумывал с корешами долго и кропотливо; объект выбирал на другом конце столицы, а то и в Подмосковье.

Водя дружбу с сестрами в довоенное время, Бутовский не раз бывал на участке и в доме Лоскутовых. Конечно же, знал он и о баньке в дальнем глухом углу.

В один из холодных декабрьских вечеров 1942 года сидел Борька с корешами в ресторане при Савеловском вокзале. Под водочку и хорошую закуску обмусоливали они предстоящий налет на продуктовый склад железнодорожной станции Бойня. Вдруг облава: квартал оцеплен, истошные свистки, крики, лай собак.

Борькина компания почитай вся была в розыске, потому и кинулась в разные стороны. Все утекли, кроме одного. Мусорня крепко села ему на хвост и попыталась задержать. Кореш уходил дворами, отстреливался, покуда сам не нарвался на пулю.

В общем, в тот несчастливый день Бутовский понял, что негоже так бездарно терять надежных людей, и стал обдумывать, в каком укромном местечке обустроить безопасную «малину». Чтоб не на людях, но с удовольствиями и с разговором.

И вскоре выбор пал на скромную баньку семьи Лоскутовых.

* * *

Сентябрь 1945 года выдался таким же жарким, как и август. Этот день не стал исключением: солнце поднималось все выше над крышами бесконечного одноэтажного пригорода, воздух быстро прогревался. Ветра не было, становилось душно.

Так и не опохмелившись, Семен вернулся в дом в отвратительном настроении. Утренняя безысходность означала одно: надо одеться, взять инструмент, выйти из дома и прошвырнуться по переулкам, тупикам и проездам в поисках приработка. Авось повезет. Тогда, заработав несколько рубликов, можно будет намылиться в пивную. Прохладное разливное пиво в такую жару под сушки и тарань – в самый раз.

Стирка заканчивалась. Дарья натаскала с колодца чистой воды и полоскала белье. Из-за духоты она скинула ночную рубашку, оставшись в исподнем. Проходя мимо дочери, Семен занес ладонь, чтоб шлепнуть по налитым ягодицам, но в последний момент воздержался. Ведь именно за такие выходки Борька Бутовский и намял ему бока.

Выпив еще полкружки ледяной воды, Семен стал собираться: натянул старые солдатские галифе, надел свежую рубаху.

– Куда это вы, папаша? – оглянулась Дарья.

– Известно куда – на работу, – по-деловому, будто и не было