Мертвый невод Егора Лисицы - Лиза Лосева

class="p1">Церковь — кирпичная, пустая, темные купола. Кладбище в стороне. Гранитные памятники со скорбящими ангелами. Заросшее мхом, выбитое в камне посвящение попечителю храма, имя не разобрать. Деревянные кресты частоколом.

— Заложные покойники, — бросил милиционер на ходу, — старое чумное кладбище. А нам… вона, смотрите!

Толпа у ямы невелика — черные платки, сдернутые фуражки. Большинство женщины. Одна в центре — напряженное лицо, низко сдвинут платок, товарки обняли за плечи. Видимо, мать. Я отвел глаза. Земля мокрая — кто впереди, еле удерживается на краю. Яма пустая. Домовина стоит рядом — простая, из светлых мокнущих досок. Мы подходим. Причитания и ропот перерастают в крики.

Турщ хватается за квадратную кобуру маузера. Молодой милиционер сжимает «линейку»[8]. В стороне от толпы и ямы я как могу убеждаю священника — одна надежда на его разумность.

Тот твердит: «Одобрить не могу — вы что же…» Приходится давить. Подошедший к нам Турщ трубит угрозы. Священник чуть не плачет, но уступает и, чудо, убалтывает толпу. Переговариваемся: лодка не потянет, просядет, надо вынуть тело из домовины.

Поп умоляет поторопиться — долго народ уговорами не удержать. Везение, что отец и братья не вмешиваются.

— И все же дочь… Хоть и безбожница, а может, опомнятся, — причитает священник.

Вносим домовину в церковь. Потом через подворье обошли — и к лодке: та пляшет на волнах, рвется. Удерживаем, стоя в воде по пояс.

— Думал, разорвут, стрелять придется. — Турщ оглядывается на церковь. — Отправляться нужно, да побыстрее.

* * *

Больницу, одноэтажное здание с мезонином, широким крыльцом и вроде пристройкой-флигелем, я толком не рассмотрел. Мы быстро прошли в темную прихожую. Мелькнуло женское лицо.

— Я поставил стол у окна, чтобы было больше света, — фельдшер кивнул на оконный проем в частом переплете и вдруг продекламировал: — «Ее одежды, раскинувшись, несли ее, как нимфу; она меж тем обрывки песен пела…»[9]

Я уставился на него:

— Пела? Это вы в общем смысле?

Он не смутился:

— В общем, конечно, именно в нем! Пришло на ум поэтическое совпадение из строк Шекспира. Трагический случай с Офелией.

— Турщ сказал, вы не нашли признаков утопления.

Чуть нагнувшись, он начал снимать платок и венчик с головы покойницы.

— Вы городской специалист, вам и выносить вердикт. А вот и о сходстве с Офелией, смотрите-ка.

Волосы девушки были длинными, а не по моде на городской манер «а-ля гарсон»[10], и лежали, как водоросли. Фельдшер, разбирая пряди, вынул смятый стебель цветка. Приоткрыл саван, в складках ткани тоже оказались цветы. Полевые, блеклые, вроде колокольчики.

— Положил кто-то в домовину, не в привычках здесь, но все же трогательный жест, — сказал фельдшер.

— Это местное растение? Какое, не знаете?

— Это… — он поднес стебли почти к носу. — О! Интересно. «Персты покойника», или «плакун-трава». Нет, погодите. Это цветок ятрови. Ботаническое название — ятрышник, семейство Orchidaceae. А народное — несколько смелое. Основано на внешней схожести корня растения с мошонкой. На латыни scrotum, яичко — testis. Корень используют как приворотное зелье — суеверие, конечно.

— Цветы растут там, где нашли тело?

— Вполне может быть, вполне. Рано цветет, встречается нечасто — на мокрых солончаках, в песке… У нас тут были поразительно теплые недели. А потом вот снова, — махнул за окно: снег летел, как перья.

Мы разложили свернутые в узел вещи покойной. Жакет городского фасона, ткань хорошего качества, но в пятнах засохшей грязи. Видны повреждения — мелкие дыры, торчащие нитки.

Разгладив подол юбки, фельдшер снял с него зацепившийся жесткий стебель.

— То же растение, но иного рода. Чертополох, точнее, бодяк красноголовый. Защита от порчи и дурного глаза. Коробочки с колючками, старые, цепкие, видимо, еще с зимы, новым цвести пока рано.

— Там, на поляне, я его не заметил.

— Разумеется. Он растет большей частью в оврагах.

— Вы удивительно много знаете о растениях.

— О, я тут увлекся ботаникой. Не дает закиснуть, да и польза для дела существенная. К народным средствам не нужно относиться свысока. Природа суть лекарство. Или вот, взять язык цветов: «крапива» означает «боль». А, допустим, Nymphaéa álba? Нимфея. Попросту — кувшинка белая. Здесь ее много, скотом не поедается. «Нимфея» означает «отказ от лжи».

Рогинский бубнил над ухом еще что-то. Я уже не слушал. От непростого дня и почти бессонной ночи голова у меня гудела, как горшок, по которому хорошенько треснули палкой.

* * *

Для исследования тел власти то и дело печатали новые регламенты, в которых, однако, судебно-медицинский эксперт оставался главным действующим лицом, коему предписывалось «оказывать полное содействие». Я вытурил фельдшера из «прозекторской» — его присутствие и болтовня мне мешали. Тем не менее необходимы были понятые… Ладно, обойдусь пока. Частенько приходилось отступать от правил.

Подкрутил керосиновые лампы. Убрал марлю с окна. Оно выходило на поле и залив, но и сюда долетал усиливающийся гул голосов во дворе больницы.

Не слушая, повторяя про себя рифмованные строчки — по привычке, чтобы сосредоточить внимание, — я занялся делом. Все нужное я привык иметь при себе — иглы, губки, бечевку и сургуч для запечатывания пастеровских пипеток и пробирок. Банки с притертыми пробками и камфара, чтобы приглушить запахи во время исследования тела, нашлись здесь.

Уже тщательнее осмотрел вещи Рудиной. Головки чертополоха срезал, завернул в бумагу. На блузе с тряпичным галстуком не было верхних пуговиц. Под воротником — плотные масляные капли. Снял немного пинцетом, рассмотрел — по виду темный свечной воск. Вырезал часть ткани в надежде собрать отпечаток, но фрагменты были тонкими, смятыми, распадались.

Я проверил карманы жакета — нашлась круглая оправа, вещь недешевая, узор на синей эмали. Вывернул карман над листом бумаги, прошелся щеткой по швам. Посыпались сверкающие крошки — разбитое зеркальце. Следы пальцев на оправе смазаны. В другом кармане обнаружилась сложенная красная косынка. Обувь сильно поношена, дырочки замазаны чернилами. У туфли обломан каблук. Судя по состоянию одежды, Рудина бежала или пробиралась через кустарник — шиповник или терн. Надо бы узнать, какой дорогой она возвращалась. Проезжий тракт, которым мы добирались до пристани, один, но пешком наверняка можно спрямить. Подол юбки спереди в засохшей грязи — видимо, не раз падала. Место, где ее нашли, этот Гадючий кут, не так далеко от дороги. Но там нет колючего кустарника, фельдшер сказал «голощечина» — всюду мелкий белый песок… Как там сказал Турщ — демонстративная выходка, плевок в лицо власти?

Я посмотрел на девушку — сомкнутые веки. Тело обмыли, подготовили для похорон. Открытые части — руки, лицо — все в мелких царапинах, кровоподтеках. Непохоже на укусы или следы ударов тела о