Сергей Зверев - Разбой в крови у нас

Ознакомительный фрагмент

– Ты, барыня, не суди о том, чего не ведаешь. Знаешь ли, что людей в дорогу гонит?

– Так скажи!

– Я сам еще с юности странничать начал, когда сиротой только остался. Одному на белом свете тяжело было, вот и пошел искать помощи в святых местах. А уж потом, как вернулся, долго дома усидеть не мог. Попривык к такой жизни.

– Все вы на беды свои пеняете да врага рода человеческого вините!

– А ты чего ж молчишь, а на бога и его несправедливости втихаря злишься? Терпишь молча. Думаешь, так лучше, чем сетовать?

Пораженная его наглостью, вдова Башмакова не сразу смогла придумать ответ, а Печеркин продолжил:

– Вот ты на всех и огрызаешься, так как на бога не смеешь. Что мы с Гришкой и этим ямщиком тебе дурного сделали? Только помогали, а ты все язвишь нас, будто врагов.

– Да кто ты такой, чтобы позволять себе такие речи!? – наконец прервала этот поток вдовица и, громыхнув ведром, пошла прочь.

Вот что бывает, когда человек не знает, что такое ответственность! Бояться ему за себя и за других не нужно, вот он и говорит все, что вздумается. Разозленная Башмакова свернула на другую тропинку, не понимая толком, куда идет, и, как назло, натолкнулась на Захара.

Он, закатав по локоть рукава отстиранной косоворотки, рубил дрова – отдавал долг хозяевам, как это называл Дмитрий. Парочка ребятишек вертелась тут же. Они занимались тем, что относили нарубленное в дровяник.

Башмаковой не хотелось с ямщиком даже здороваться, так ее задели слова странника, но Захар, увидев ее, заулыбался:

– Есть еще вода, заходите! Что-то вы смурная. Не заболели?

Вдовица решила воспользоваться доверчивостью молодого человека и расспросить его о паломниках. В конце концов, она о них почти ничего не знала. А тому, что они сами говорили, верила не вполне.

– А вот скажи-ка мне, Захар, как наши паломники от разбойников-то ушли, после того как мы в овраг убежали?

– Они вот что сказывали, – охотно начал Захар, устанавливая полено на колоду. – Ружья разбойничьи они в ручье утопили, а главаря их с собой потащили, на всякий случай. Правда, тяжко с ним было, и быстро бросили его в лесу. Только руки связали, а сами дали тягу.

– А как же старичок, который с кучером был?

– Пришибли его разбойнички, как только ваша лошадь понесла. Чтоб не сбег.

Вдова опустила голову. Все-таки она и правда до конца не могла поверить в случившееся. И только понапрасну срывала свой страх и злобу на спутниках.

По-своему истолковав молчание барыни, Захар предложил:

– Вроде бы у них тут часовенка есть, можно свечку поставить сходить. Здешние туда вчера после моления ходили.

– Какого моления?

– Так вчера же Прокл сказывал – у них был день моления. Потому никого в деревне и не видно было. Все в рощу ходили священным деревьям поклониться и об урожае добром просить. А завтра еще и жертвы своим домовым приносить будут. Не помню, как они у них тут называются, но вроде наших домовых.

– Жертвы? – понизила голос Башмакова, оглядываясь по сторонам. Теперь и сама деревня, и снующие вокруг зырянские женщины и дети уже не казались ей такими умиротворяющими. Уйти бы отсюда прямо сегодня, да из-за Катюши нельзя!

Бесчувственного Захара эти полуязыческие верования совершенно не волновали, но паломники-то каковы! Божьи странники с радостью помогали этим язычникам!

Выполнив наконец просьбу дочери и оставив ее отлеживаться, вдова снова выбралась на двор. Теперь ее как магнитом притягивало к странному амбару.

При свете дня он выглядел совсем непримечательно, разве стало заметно, что к нему не ведет ни одна тропинка, – внутрь заходили редко. Подходить слишком близко она не решилась, но осмотрела постройку со всех сторон. Она была без окон с одной дверью и маленьким крылечком.

Ее интерес не прошел незамеченным – бабы поглядывали на гостью с явным подозрением, и офицерская вдова поспешно сделала вид, что направляется к реке.

Ближе к вечеру Катерина почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выйти во двор. К ней возвращались силы, а к ее матери хорошее расположение духа. Уже завтра они покинут это странное место и отправятся дальше на запад.

В поясе платья вдовы были зашиты несколько крупных ассигнаций, и в первом же уездном городке она надеялась снять карету или повозку до самой Казани.

Наблюдая издали за тем, как Катерина болтает с Захаром, она только качала головой. Бедная девочка так рада, что хворь отступила! Она совсем перестала опасаться или смущаться своего нового попутчика. Это не слишком хорошо для нее…

Башмакова решила было подойти и вмешаться, но на середине дороги остановилась.

Из маленького амбара снова раздались непонятные звуки. На этот раз казалось, что внутри что-то глухо позвякивает. Этот странный сарайчик будто приглашал ее разгадать его тайну.

Вдова не удержалась и, внимательно прислушиваясь, подошла ближе. Тишина длилась недолго. Снова что-то зазвенело, а потом прошуршало.

Заинтригованная и немного испуганная вдова решительно взялась за щеколду. Чуть приоткрыв дверь, она заглянула внутрь. Но царившая там темнота не позволяла ничего рассмотреть. Тогда любопытная вдова приоткрыла дверь еще шире и в следующее мгновение была сбита с ног выскочившим на свободу белоснежным барашком. Тот с радостным блеянием помчался к воротам.

А плюхнувшаяся на землю барыня сумела наконец увидеть то, что находилось внутри амбара.

В центре стоял высокий чурбан, на котором, как ей показалось, сидела небольшая кукла. Она была одета в многочисленные мужские рубахи, а на месте головы торчали оперения стрел. По стенам висели и стояли фигурки разных животных и птиц, отлитые из железа и бронзы. Все это венчало деревянное крашеное распятие, висящее под потолком.

Пока Башмакова беспомощно таращилась на открывшееся ей святилище, на шум выбежали зырянские женщины и увидели распахнутую настежь дверь амбара и сбежавшего жертвенного барашка. Картина произошедшего привела их в не меньший ужас, чем вдову вид святилища.

Дверь тут же снова захлопнули и всем двором принялись ловить верткого барашка. На крики и беготню начали сходиться зыряне из соседних дворов – собиралась толпа. Однако, когда барашек был пойман и суматоха улеглась, они не разошлись. Кто-то побежал за Проклом.

Вдова заметила, что на нее теперь смотрят неприязненно и стараются обходить издали. Окончательно поняв, что люди расходиться не будут, Башмакова почувствовала первый укол страха.

Женщины встали плотным кольцом вокруг дома, будто преграждая вход туда недавней гостье, а дети возбужденно перешептывались. Вдове захотелось куда-нибудь спрятаться, когда она оказалась одна напротив этой толпы.

Положение немного улучшили ее спутники, подошедшие вместе с Катериной. Они встали рядом, и Анастасия Леонтьевна опустила глаза, чувствуя облегчение и стыд одновременно.

Наконец появился Прокл и, выслушав короткий рассказ Аграфены, быстро решил:

– Ты вела себя непочтительно, барыня. Тебе и твоей родне нельзя теперь оставаться у нас. Старик-ош не простит вам оскорбления. Пусть девушки соберут их вещи, – приказал он Аграфене.

Затем, подойдя к мужчинам, он продолжил уже тише:

– Вы можете остаться, если хотите. Я бы и баб ваших оставил, но люди видят в произошедшем дурной знак. Обычай держать жертвенное животное три дня в доме старика-оша был нарушен. Жертва может стать непригодной, если оскорбление не загладить.

– Что ж ты будешь делать, чтобы оскорбление загладить, мил-человек? – с неподдельным интересом спросил Григорий.

– Лучше вам с этими бабами больше не идти одной дорогой. Наш тун свое дело хорошо знает…

– Я никуда от вас не отойду! – не колеблясь, заявил Захар.

Паломники, ничего друг другу не сказав, переглянулись. Дмитрий начал разворачивать закатанные рукава косоворотки, а Григорий отряхнул пыль со штанов.

– Ну, как знаете. Припасов вам сейчас соберут, – пожал плечами Прокл.

– Да что вы, ей-богу! – Башмакова все же чувствовала себя виноватой за случившееся. – Может, останетесь?

– Я бы остался, если бы совесть потом не замучила, – ответил Печеркин.

Вдова осторожно покосилась на второго паломника, не особенно ожидая от него ответа, и наткнулась на пронизывающий взгляд светло-серых ледышек, поблескивающих весельем.

– Охота посмотреть, что такое нынче туны умеют. А то как сказки это все? Разузнать бы…

– Ты, я смотрю, в святые Стефаны метишь? – не смогла удержаться от колкости вдовица и тут же прикусила себе язык. Но паломник ничуть не смутился.

– Куда мне! – махнул рукой Григорий и лукаво улыбнулся в бороду.

Похоже, он уже не держал на Башмакову обиды. Однако это ее не успокоило, а, наоборот, пугало. Что-то в его улыбке заставило ее поверить в то, что паломник знает о ней больше ее самой. И как тобольскому крестьянину удалось заставить так волноваться вдову кадрового офицера, привыкшую к разговорам с военными больше, чем к беседам в кругу дам?