Жан-Франсуа Паро - Призрак улицы Руаяль

— Дорогой Николя, я не сплю? Мадлен не предупредила меня о вашем приходе. Какой приятный сюрприз!

— Увы, мой дорогой, меня нет в числе приглашенных, и только моя честная физиономия и ваше имя позволили мне войти. Я разыскиваю человека, которого мне непременно надо допросить. Вы его, разумеется, знаете. Это и писатель, и печатник, и неутомимый странник, и еще много чего другого.

— Это может быть только он! Ретиф де ла Бретон. Его пригласили, чтобы придать перчику сегодняшнему вечеру. Он чрезвычайно красноречив и оригинален, хотя по его виду и не скажешь.

Пытаясь скрыть раздражение под елейной улыбкой, танцовщица приблизилась к Лаборду:

— Друг мой, вы совсем обо мне забыли.

Приветствуя Николя, она произнесла:

— Добрый вечер, сударь. Это из-за вас мною пренебрегли?

— Дорогая, разреши представить тебе Николя Ле Флока, правую руку господина де Сартина. Король от него без ума.

— Можете не продолжать, сударь! Я прекрасно знаю господина Ле Флока, ибо много о нем наслышана. Недавно маршал Субиз…

Лаборд скорчил рожу.

— …знавший его отца, маркиза де Ранрея, отзывался о нем крайне одобрительно. Говорят, покойная маркиза де Помпадур была ему весьма обязана, ибо он оказал ей, поистине, неоценимые услуги.

Николя поклонился,

— Сударыня, вы преувеличиваете.

— Я его пригласил, — заявил Лаборд. — Такими людьми не следует пренебрегать.

— Жаль, что я сама этого не сделала; тем не менее, сударь, я очень рада вас видеть.

— Благодарю вас, мадемуазель. Осмелюсь признаться, что давно уже являюсь восторженным поклонником вашего таланта. Ваше очарование, как на сцене, так и вне ее, а также ваша безупречная игра, совершенно неподражаемы.

Одарив его улыбкой, она протянула ему обе руки, и он почтительно поцеловал их. Взглядом поблагодарив его, Лаборд попросил его извинить и последовал за божеством.

Время летело быстро; Николя переходил от одной группы к другой, слушал свежие сплетни и раскланивался с приглашенными знаменитостями. На нем попыталась повиснуть какая-то девица, младшая товарка Гимар. Без излишней скромности она сообщила ему, что ищет себе покровителя, разумеется, богатого, но хотелось бы еще и молодого, и с приятной внешностью. Николя был вынужден разочаровать ее. Он старался держаться поближе к гостиной, дверь которой выходила в прихожую. Около половины одиннадцатого он заметил субъекта, вполне соответствовавшего образу господина Николя, обрисованному ему ранее. Сгорбившись, субъект бочком проковылял в гостиную, свидетельствуя, что он не принадлежит к завсегдатаям такого рода званых вечеров. Тощий, однако с солидным брюшком, с вытянутым лицом, украшенным крючковатым носом, и живыми глазами, сверкавшими из-под густых бровей, придававших ему неприветливый вид, он являлся обладателем густой седеющей бороды, нисколько не вязавшейся с его яркими алыми губами. Цвет одежды, средний между серым и черным, позволял ему выглядеть если не шикарно, то хотя бы опрятно. Встреть Николя его на улице, он бы решил, что перед ним мастер с мануфактуры Сент-Антуанского предместья. Когда Николя преградил субъекту дорогу, тот испуганно отступил.

— Сударь, не надо скандала, — начал оправдываться он. — Я заплачу, только позже. Всегда можно найти способ договориться….

— Речь не об этом. Вы господин Николя Ретиф де ля Бретон? Я комиссар полиции Шатле, и я прошу вас, сударь, уделить мне внимание, ибо я полагаю необходимым побеседовать с вами.

Вздохнув с облегчением, Ретиф успокоился, услышав, с кем имеет дело. Взяв Николя под руку, он повел его к двум позолоченным креслам-бержер, обитым серым, расшитым золотом шелком.

— Вы же знаете, я ни в чем не могу отказать полиции.

— Нам это известно. Именно поэтому мы ожидаем от вас откровенности. Сегодня утром, когда инспектор Бурдо увидел вас возле лавки меховщика на улице Сент-Оноре, вы необъяснимым образом испарились. Поведение весьма странное, и потому мы ждем от вас объяснений.

— Могу я быть с вами совершенно откровенным?

— Я вам не только это дозволяю, но и настоятельно рекомендую.

— Замечательно! Итак, начнем. Вы знаете, я всегда питаю особое расположение к женщинам.

Лицо его приняло мечтательное выражение, словно он разговаривал сам с собой.

— Что может быть прекраснее изящной женской ножки в туфельке без задника? Да, да, именно в туфельке без задника! У нее были очень красивые ножки, и вдобавок она легко согласилась пойти со мной. И я стал караулить возле дома, чтобы еще раз увидеть ее ножки. Вот и все, сударь. Больше мне нечего сказать.

— Предположим. Однако о ком вы говорите?

— Ну, разумеется, о жене меховщика, о госпоже Гален. Она не хотела называть свое имя. Но я пошел за ней и сам все выяснил. Впрочем, когда мы встретились, я не стал скрывать, что следил за ней.

— Итак, вы признаете, что поддерживали отношения с этой женщиной?

— Разумеется, сударь. Я не поддерживал, я поддерживаю, продолжаю поддерживать. Во всех смыслах этого слова. По крайней мере, в течение нескольких последних месяцев. Правда, не так давно из-за болезни мне пришлось временно отказаться от посещения театра удовольствий. Впрочем, не я один имею с ней отношения.

— Вы хотите сказать, сударь, что оплачивали… услуги мадам Гален?

— Господин комиссар, не мне учить вас жизни.

— И как вы считаете, она… жертвовала собой ради удовольствия или ради выгоды?

— Ну, разумеется, ради выгоды! Точнее, ради стремления собрать деньги для своей маленькой дочери, ибо супруг, по ее мнению, стремительно катился к банкротству. Когда она рассказывала мне об этом, она заливалась слезами. Я многого не требовал, она прощала мне мои маленькие странности. Впрочем, я был у нее не один, так что она вполне успешно пополняла свою кубышку. Ах, настоящий ангел! Какая преданность! Какая самоотверженность!

Николя не был готов к подобным признаниям.

— Постарайтесь как можно точнее ответить на мой вопрос, это очень важно, — произнес он, помолчав. — Где вы были в вечер катастрофы на площади Людовика XV?

— С ней, в моем убогом жилище в коллегиале Прель. Мы пообедали за общим столом, а потом отправились ко мне. Потом… она заснула и ушла от меня очень поздно. Точнее, очень рано. В общем, на следующее утро.

— Как долго вы пробыли вместе?

— С восемнадцати часов тридцати минут до половины четвертого утра.

— И последний вопрос, сударь. Не похоже, чтобы у вас имелся бездонный кошелек. Каким образом вам удается «помогать» этой женщине?

— Я беден исключительно из-за женщин! Я все трачу на удовольствия, сударь! Вот в чем вопрос!

Внезапно раздались приветственные крики, прервавшие их беседу. Последовав за толпой гостей, они пришли в зал приемов. Там, на столе, сняв фрак и оставшись в одной рубашке, стоял Лаборд, и, держа в руке бокал, читал собственного сочинения стих, посвященный Гимар.

Сказал Эзоп,Что лук с всегда натянутой стрелоюСломается, коль ты его заденешь невзначай рукою.А потому, друзья мои, дадим ему покою.Не хмурьтесь, о, прелестницы мои,Ибо не только я, но и все мыДокажем вам, как с тетивой тугою,Мы после отдыха резвее во сто крат,И каждый, цель завидя, несказанно рад,Ослабив тетиву, стрелу вонзать подрядРаз сто, и, отдохнувши, вновь разить сто крат.

Раздался гром аплодисментов, и праздник грянул с новой силой, принимая тут и там все более непристойный оборот.

— Смотрите, — произнес Ретиф, указывая на гостей, — смотрите, господин комиссар, вот что правит миром. Могу я теперь поволочиться вон за той красоткой?

— Вы свободны, сударь. Идите и развлекайтесь вволю.

Николя едва ли ни бегом покинул павильон. На улице народ по-прежнему пожирал глазами праздник. Усталость навела его на печальные размышления. Все шло к тому, что потомки станут клеймить его несчастную эпоху, когда любое искреннее чувство встречали с презрением, добродетели попирали ногами, достоинство с легкостью приносили в жертву, а положением торговали ради удовлетворения низменных страстей. Лучшие умы были готовы запятнать репутацию, лишь бы выиграть гонку за развлечениями. Он с тоской подумал, что пример подают сверху, А впрочем, кто он такой, чтобы судить и своих друзей, и других людей? Сам он далеко не безупречен, ибо охотно идет в объятия девицы легкого поведения, вступившей на поприще сводни, где она, без сомнения, скоро займет место Полетты. Так на каком же основании он позволяет себе бросать камень в заблуждающееся человечество?

XI

ЯВКА В СУД

В личности Его Величества заключена вся полнота правосудия, а советники и судьи держат от него свои должности, и власть, кою они имеют над его подданными.

Вторник, 6 июня 1770 года