Дмитрий Леонтьев - Дмитрий Леонтьев Петербуржская баллада

— У меня был компромат на тогдашнего начальника отдела кадров, — пояснил Смоляков, — так что «взятка» эта была своеобразная...

— Когда она написала книгу и дала интервью, это выплыло наружу, — продолжала свой рассказ Беликова, — начальника уволили, пришлось уйти в отставку и вам... Вы именно поэтому так обиделись на Катерину.

— Нет, — искренне глядя ей в глаза, ответил Смоляков, — я давно был готов к этому. Я хотел предостеречь ее от ошибки. Я знал людей лучше, чем она, — все же оперативный работник — и понимал, чем кончится ее затея. Конечно, поначалу для меня это был шок. Я ведь по-настоящему любил ее, иначе зачем бы делал все это... И я знал, что она любит меня. Я таким образом хотел... ну, шантажировать ее, что ли... Мол, уйду, если не остановишься... А потом этот случай с дочерью... И все стало невозвратным...

— Кстати, как дочь?

— Нормально, — пожал плечами он, — окончила институт, работает в крупной фирме... Заходит ко мне редко... Больше за деньгами... На могиле у Катерины не бывает... Я же писать начал именно тогда, после ее смерти... Словно ответить ей хотел, что ли... договорить-то мы не успели. За это я больше всего себя и корил. Когда человек умирает, все в другом свете предстает. Чувство вины рождается, как правило, когда кто-то умирает. Я хотел понять, как она писала, что чувствовала... «Искупление»... А потом «Чистилище»... Я потому и не халтурил над книгами, было что сказать в отличие от... Потом повезло: на «заре перестройки» издательства брали практически все книги, которые им приносили.

Много было никчемных, потому-то и мое скромное творчество среди них казалось не столь уж и дурственным... По увольнении из органов мне, как водится, дали новую фамилию, новую легенду. Я мог открыто признавать то, что я — оперативник и знаю, о чем пишу. Безумно раздражало то, что всем были нужны описания моей работы, и мало кого интересовало, что у меня в голове и на душе... Ее книги всегда оставались лучше моих, честнее, умнее... Она опять оказалась права, а я...

— Как вам пришла в голову эта идея... убивать?

— Я же объяснял вам мотивы, — вздохнул Смоля-ков, — это правда. Я понял, что успел сделать слишком мало. Все было не то и не так... А потом в издательском бизнесе появились настоящие профессионалы. Они уже не брали все подряд, а вкладывали деньги с умом, раскручивая определенные направления, создавая определенные брэнды. Они научились делать деньги, эти талантливые ребята... Хорошая реклама — и люди купят то, что им предлагают. Мало кто станет рекламировать хлеб, мясо, картошку. Рекламировать будут прокладки, маргарин, помаду... То же самое и в литературе. Кому придет в голову рекламировать Пушкина или Чехова? А ведь — надо. Уже — надо!.. Кто сейчас читает или помнит книги Катерины? Другое время, другие книги...

— Да, другое, — сказала Беликова, — Но, значит, и новые времена придут...

— Для этого делать что-то надо! — рявкнул Смоляков. — А не сидеть и ждать сложа руки.

— Так вы и делайте! Пишите! Пишите, учите, развлекайте, объясняйте! С идеологией нельзя бороться жестокостью — я это вам говорила! Идеологию можно победить только идеологией!

— Нельзя! — в голос крикнул Смоляков. — Потому что это не идеология — это бизнес! При чем здесь я, когда сотни и тысячи лет до меня писали свои романы настоящие гении! Чем они изменили мир? Или новейшие кофеварки и прокладки с крылышками — их достижения? Кровати с водными матрасами, машины, джинсы «Наф-наф», ручки «Паркер» — их? Нет, мир становится обустроенней, но не лучше! Подлецы не менее изощренны, богатеи не менее жадны и завистливы, трусы не менее изворотливы! Книги не помогают человечеству стать лучше — увы! Они лишь развлекают богатых и внушают бесплодные надежды бедным...

— Неправда, — обиделась Беликова. — Искусство — это богатство, которое только копится, и кто хочет, черпает из него, а кто не хочет, того и не заставишь... Да, тяжело. А когда было легко? Мы изнежились — вот в чем дело. Только изнеженные неврастеники считают, что «все пропало, все пропало». Жить, работать, оставаясь людьми, — разве не этому учит нас вся история? Книги? Сама жизнь?

— Плохо учит! Плохо! Я за полгода сумел больше, чем за десять лет! Посмотрите кругом: страх их всколыхнул, страх, а не идеология! Может быть, я опять успел мало, но кое-что все же смог: заговорили! Начали думать. А почему? Испугались... Я познакомился с Сухановым еще во время первой чеченской. Приезжал туда по делам, а он как раз в это время был ранен и... Полковой врач рассказал мне тогда, чем может быть опасен такой человек, оставаясь на свободе. При определенном подходе — я не стану вдаваться в подробности — он может выполнить все, что от него потребуют... Да, это подло — использовать такого человека, но я делал это не ради своих интересов.

— Я думаю, Катерина бы вас не одобрила, — тихо сказала Беликова. — Нет, не одобрила бы.

— Знаю, — спокойно согласился он, — я все знаю... И был на все готов. Я тогда был не готов только к одному: увидеть вас. Словно рок... Словно Катерина хотела мне этим что-то сказать... Я испугался, поторопился уйти, а потом подумал: какая разница, как все кончится? По крайней мере, хоть кто-то будет знать всю правду... Я знал, что вы меня подозреваете. Но мы же профессионалы, играть на раскрытых картах для нас не позор... Да и вам повезло: оказались в нужное время в нужном месте. Судьба сложилась так, что, кроме вас, вряд ли кто-ни-будь смог распутать тот узел, который я завязал...

— Смогли бы. В мире все устроено правильно, — покачала головой Беликова, — так или иначе, но это должно было закончиться, ибо это... Неправильно...Последнее убийство организовали, потому что Бортко пожалели?

— Много было причин, — отмахнулся Смоляков, — одна из них — вы...

Он достал из ящика стола небольшой, блестящий серебром пистолет и положил поверх тетрадки, в которой до этого что-то писал.

— Убивать меня будете? — с любопытством спросила Беликова.

— Вас? — удивился он. — Нет, что вы... Я был почти влюблен в вас... Это странно в нашем возрасте, не правда ли?.. Бежать мне тоже, к сожалению, поздно... Да и некуда... Они скоро приедут?

— Я просила дать мне полчаса, — призналась Беликова.

— Значит, надо торопиться. У меня к вам просьба.

— Все, чем могу.

— В этой тетрадке я написал, почему и как я сделал... то, что сделал. Сможете позаботиться, чтобы не была она похоронена в архивах следствия? Чтоб узнали...

— Не знаю, — тихо ответила она, — я не думаю, что это... пойдет на пользу...

— Спасибо за откровенность, — усмехнулся он и, вдруг став серьезным, спросил: — Екатерина Юрьевна... А вы смогли бы меня полюбить... Если б мы встретились с вами раньше... До всего этого?

Беликова растерялась, не зная, что ответить.

— Мне казалось, что я вам не противен, — он посмотрел на нее с таким жалобным лицом, что она решительно сказала:

— Да, наверное, смогла бы...

— Спасибо, — он улыбнулся, — даже если врете — спасибо... А теперь отвернитесь, пожалуйста... На минутку...

— Может быть... — неуверенно начала она, но Смоляков остановил ее властным жестом:

— Не говорите глупостей. Все идет так, как надо...Спасибо вам за эти последние дни... А теперь все же отвернитесь.

Она медленно отвернулась к окну. По стеклу ползли ручейки — шел дождь. Она достала из сумочки папиросы и закурила, заметив, как сильно дрожат пальцы... Папироса не успела истлеть до середины, как за ее спиной сухо хрустнул выстрел. Выкинув окурок в форточку, она подошла к мертвому, на груди которого медленно расплывалось багровое пятно, и погладила его по небритой щеке:

— Я не врала... Если б все было не так...

Взяла со стола тетрадку и медленно пошла к дверям...

Дома, поджав хвосты, собаки смотрели на нее виноватыми глазами.

— Догадываюсь, — вздохнула Беликова, — по куче уже наделали? Но это не ваша вина. Хозяйка у вас безалаберная, за целый день и пяти минут для вас не нашла. Не вам, а мне перед вами извиняться надо... Подождите, мои хорошие, сейчас я переоденусь и покормлю вас.

Пройдя в комнату, на мгновение остолбенела от неожиданности: весь стол был завален охапками красных роз. Беликова недоуменно оглянулась на дверь, посмотрела на ключ в своей руке, снова на цветы...

— Проходной двор, — покачала она головой, — заходи кто хочет, бери что хочет... Хотя брать-то особо нечего... А вы куда смотрели? — укорила она собак. — А еще звери. Непутевые из вас охранники.

Поверх цветов лежала записка:

«Забыл поблагодарить. Вы — классная тетка, хоть и мент... Был бы я лет на двадцать постарше...»

— Сынок, — невесело рассмеялась Беликова, — если бы ты был лет на двадцать постарше, ты бы знал, что шестидесятилетней женщине надо дарить не цветы, а корм для собак и слабительное для нее... Вот так-то, — пояснила она собакам, — в кои-то веки заинтересовала сразу двух мужчин, так и тут один оказался вором, а другой маньяком.