Филипп Ванденбер - Восьмой грех

– Не припоминаю, чтобы я вас приглашал, - заявил Аницет. - Откуда вы вообще здесь взялись? Кто вас послал?

В отличие от своего первого визита, секретарь вел себя отнюдь не застенчиво. Напротив, Соффичи уверенно улыбался. Однако проявление чувств было чуждо Fideles Eidei Flagrantes.

– Вначале я сердечно поздороваюсь с вами, - ответил помощник кардинала Гопзагп. - Кстати, я не хотел бы начинать наш разговор у порога. Может статься, что у стен вырастут уши, и информация, достаточно неприятная для вас, попадет в Ватикан. Будет лучше, если мы побеседуем без случайных свидетелей.

Аницет с шумом захлопнул окно. Через мгновение он уже стоял в проеме стрельчатой двери. На нем был серый сюртук, застегнутый до самого подбородка, как у учителя в девятнадцатом веке. Впрочем, весь его вид не соответствовал времени. Но Соффичи привык к этому в Ватикане.

– Мне действительно интересно, что просил передать Гон-зага, - сказал Аницет, выходя навстречу секретарю, но не подавая ему руки.

– Гонзага? - Соффичи усмехнулся. - Я здесь не по приказу государственного секретаря. Я приехал сюда по собственной воле и личной инициативе. Дело касается Туринской плащаницы.

Лицо Аницета исказилось в гримасе. Он побагровел и угрожающе произнес:

– Гонзага обманул пас. Но я отплачу ему за это, так и передайте!

– Позвольте мне заметить, - напористо произнес Соффичи, - что кардинал Гонзага доставил вам все же оригинал плащаницы Господа нашего Иисуса. Он бы не рискнул обмануть вас. Гонзага боится потерять место государственного секретаря. И вообще, он еще не потерял надежды стать в будущем понтификом. Карьеристов хватает и за стенами Ватикана.

Аницет окинул взглядом двор, проверив, не подслушивает ли кто их разговор. Потом он провел Соффичи через узкую стрельчатую дверь и указал рукой на крутую лестницу:

– Проходите!

Лестница вела прямо в кабинет Аницета. Дневной свет едва проникал сюда сквозь круглое окно. Обстановка была спартанской. Широкий, грубо струганный стол, который в монастырях использовался как трапезный, стоял у стены напротив окна. Остальные стены были увешаны полками, на которых громоздились сотни книги папок. Глядя на этот хаос, Соффи чи подумал: «Как здесь можно что-нибудь отыскать?»

– Итак, что вам нужно? - резко спросил Аницет и жестом предложил гостю сесть на неудобный стул с ребристой спинкой.

– У меня, - начал Соффичи, присев, - есть небольшой предмет, с помощью которого можно подтвердить подлинность Туринской плащаницы, то есть того полотна, что находится в замке Лаенфельс.

– Вы имеете в виду тот кусочек, вырезанный преступником? - Глаза Аницета зло сверкнули, и он, склонившись над столом, простонал: - Ах, этот Гонзага! Дьявол в пурпурной мантии.

– Гонзага здесь абсолютно ни при чем, - холодно заметил Соффичи. - Он даже не знает, что я сейчас здесь. Официально я считаюсь пропавшим в результате похищения.

– А ваш роскошный лимузин?

– Это служебная машина государственного секретаря! Людям из определенных кругов поменять номера на автомобиле - сущая безделица.

Апицет в раздумье покачал головой. Похоже, он недооценивал этого Соффичи.

– Значит, вы со всей серьезностью утверждаете, что у вас есть проба ткани Туринской плащаницы?

– Именно так, - подтвердил Соффичи. Апицет осклабился.

– Слишком глупо, Обожженный говорил мне то же самое.

– Обожженный мертв. Его труп плавает в фонтане ди Треви. Апицет сглотнул. Было видно, что он напряженно думает.

Бывший кардинал провел по лицу рукой, как будто хотел удалить из памяти неприятные воспоминания.

– Это правда? - неуверенно спросил он.

Соффичи был готов к этому вопросу. Он вытащил из куртки газетную вырезку и протянул ее главе братства. Аницет прочитал и кивнул.

– Одним преступником на земле стало меньше, - цинично заметил он. - Вот уж о ком жалеть не стоит. - От его слов в комнате стало еще холоднее.

– Надеюсь, теперь вы мне верите, - сказал Соффичи. - Обожженный был бандитом. Он вел переговоры о продаже образца одновременно с несколькими людьми. Он и меня хотел обвести вокруг пальца. И это после того, что я провел нею подготовительную работу. Как видно, это не сошло ему с рук. Аницет долго молчал, что ему было несвойственно. Нако

нец ОН ВЫМОЛВИЛ:

– Это вы… Обожженного…

– Нет, что вы! - перебил его Соффичи. - Просто… не счастный случай на производстве, так сказать.

Аницет пожал плечами. Эта фраза не тронула его. Но вдруг он вызывающе взглянул на секретаря и с волнением в голосе спросил:

– У вас этот предмет с собой?

На лице монсеньора просияла надменная улыбка. Он ждал этого момента и сейчас наслаждался каждой секундой. Теперь он вел себя высокомерно, а его собеседник по другую сторону стола, казалось, уменьшался на глазах.

– Разумеется, нет! - наконец ответил он. - Я хорошо подготовился ко всем непредвиденным случайностям.

– Я вас не понимаю. Что это значит?

– Вы серьезно думаете, что я могу носить столь драгоценный предмет в кармане? Мы уже с вами увидели на примере Обожженного, к чему это может привести.

– Я понимаю. - Аницет все больше удивлялся монсеньо-ру, которого раньше недооценивал. Не сводя пристального взгляда с помощника Гонзаги, он задал еще один вопрос: - И где сейчас находится этот предмет?

– Вы, конечно, можете спрашивать об этом, но не ждите, что я отвечу. Позвольте мне, в свою очередь, поинтересоваться: почему этот кусочек ткани так важен для вас, ведь он составляет всего лишь крошечную часть плащаницы, которая находится в вашем замке?

Лицо Аницета перекосилось, словно этот вопрос доставлял ему боль.

– Этого, монсеньор, я сказать не могу. Ответ повергнет вас, Церковь и миллионы ее приверженцев в отчаяние и сомнения. Предназначение братства и состоит в том, чтобы знать вещи, о которых мир даже не догадывается. Вы меня понимаете?

Некоторое время оба сидели молча, поглядывая друг па друга. Соффичи размышлял над фразой Аницета. А тот напряженно думал о том, как подступиться к подлецу монсеньору.

– Скажите, а у вас есть доказательство того, что предмет аутентичен? Вы ведь не можете мне ничего предъявить. Я собственными глазами видел, как подделывают подобные вещи.

С подчеркнутой медлительностью Соффичи вытащил из кармана конверт с рентгеновскими снимками и протянул Аницет у. Магистр слишком долго занимался плащаницей и мог с ходу распознать оригинал. Он снова и снова смотрел негативы на свет, скудно пробивавшийся в комнату, потом наложил снимки друг на друга и еще раз взглянул, прищурив глаза.

– Поздравляю, - наконец сказал он, - великолепная работа!

– Если быть честным, - ответил монсеньор, - это работа Обожженного.

Казалось, Аницет не расслышал. По крайней мере, сделал вид. После долгой паузы, которую он потратил на раздумья, магистр церемонно откашлялся и проговорил:

– Вы все еще не хотите сказать мне, где вы прячете драгоценный предмет?

– Нет, я этого не сделаю, - ответил Соффичи с негодованием. - Это и мое предназначение - знать вещи, о которых мир не догадывается. Вы меня понимаете?

С виду Аницет был спокоен, но на самом деле кипел от ярости. Никто из братства, никто, даже профессор Мьюрат, не имел права так с ним говорить! «Нужно будет убить этого выскочку, - пронеслось у него в голове, - столкнуть его с самой высокой башни Лаенфсльса». Но мысль, что драгоценный кусочек ткани может быть навсегда утерян, сдерживала злость.

– Хорошо, монсеньор, поговорим о деньгах. Мне кажется, в этом кроется причина вашей несговорчивости.

– Да, - откровенно ответил Соффичи. - Вы должны понимать: я не вернусь в Ватикан. Я решил сменить сутану на костюм от Кардена.

– Ах вот оно что!

– Да, именно так. Я уже наладил кое-какие контакты в Юж пой Америке. В Чили и Аргентине есть роскошные сообщест на для тех, кто решил повесить на гвоздь мантию или сутану. К сожалению, жизнь в этих гостиницах для людей, порвавших с прошлым, очень дорого стоит. Но кому я это рассказываю!

– Хорошо. - Аницет поморщился и продолжил: - Сколько?

– Скажем… - Соффичи посмотрел на потолок, будто там было зловещее предзнаменование, как на пиру у вавилонского царя Валтасара, - полмиллиона!

– Аргентинских песо?

– Американских долларов!

– Это невозможно. Вы с ума сошли, Соффичи.

– В принципе, можно поторговаться.

– Я предлагаю вам половину. Наличными. Мелкими купюрами, бандеролью.

Соффичи в беспокойстве заерзал на неудобном стуле. Он знал, что едва ли сможет найти другого покупателя на эту реликвию, который будет готов выложить четверть миллиона долларов за крошечный кусочек материи.

– Хорошо, - сказал монсеиьор и протянул Аницету через стол руку, - четверть миллиона долларов США.

Аницет проигнорировал рукопожатие.

– Когда вы сможете привезти его? - спросил он. Похоже, Аницет снова обрел уверенность.

– Если хотите, завтра утром, в одиннадцать. Товар - деньги. Но без фокусов!