Антон Чижъ - Камуфлет

– Что раскопали про Одоленских?

– Во-первых, одна из древнейших фамилий, – Лебедев старательно загнул мизинец. – Но этого добра пол-Петербурга, да. Что действительно любопытно: Одоленские – прямая ветвь от Рюрика и Владимира Святого, причем никогда не прерывавшаяся. Настоящая княжеская кровь старой закваски, что отражено на их гербе. Девиз «Lux in tenebris» – это евангельское «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Что же касается птички – то, без всякого сомнения, имеем изображение легендарной птицы Феникс. Как вам известно, феникс присутствует на гербе нашей империи в виде двуглавого орла таким, каким был перенят у Византии…

– Что вы сказали? – в голосе Ванзарова послышалось нервное напряжение.

– Про феникса?

– Кровь старой закваски… Иными словами: старая кровь. Не так ли?

Криминалист немедленно согласился и добавил:

– Помните на записке латинское название общества?

– «Primus sanguinis».

– Мы с вами перевели: «Первая кровь», но я сверился со словарем. Смысл может быть иным: «Первый наследник». Странное название для содалов-мужеложцев.

Тут Родион Георгиевич вскочил как ошпаренный, подскочил к бюсту Сократа, чмокнул каменную лысину и ласково добавил:

– Спасибо, старик, что бы мы без тебя делали!

Греческий философ остался мраморно-равнодушен к проявлению чувств. А вот Аполлон Григорьевич предложил выбор между бромом и коньячком. Но Ванзаров уже совершенно спокойно сказал:

– Зря брезгуете классической древностью. Не будь старины Сократа, не знал бы правильного вопроса. А без правильно вопроса нет и правильного ответа.

– И какой вопрос?

– Самый главный в логике сыска: зачем!

– Ну, и зачем это «зачем»? – скаламбурил Лебедев.

– К примеру, зачем Менфиков перед смертью что-то хотел сказать?

– Мне, как всегда, достался хладный труп…

– Успел сказать: «Он нас убьет». Но вот зачем? Зачем Выгодский рисовал в крови букву «V»? Зачем князя убили взрывом? Зачем «чурка»?

– Да объясните же, в чем дело!

– Дело, дорогой коллега, в том, что впервые в истории сыскной полиции преступник не скрывался, а всячески помогал распутывать преступление.

– И зачем ему голову в петлю совать?

– Камуфлет хотел произвести. За которым скрыта особая цель.

– Ну, да, наследство Одоленского…

– Новая заря России,-удивительно серьезно сказал Ванзаров. – Объединить старую и новую кровь. Вот ради чего умирали Менфиков, Выгодский и сам князь. Да и Берс тоже. А кража наследства – это чуфь… Все удивительно просто. Как карточка пациента у доктора Звягинцева. Но я бы и теперь ходил на веревочке, если бы с вафим талантом не разыскал птичку.

В кабинете распахнулась дверь, как обычно решительно вошел Джуранский. Судя по хмурому виду и шевелению усиков, Мечислав Николаевич был чем-то озабочен.

Оказалось, он блестяще решил загадку воскресшего князя. Городовые, дежурившие на Литейном и Бассейной заметили, куда двигался мотор. А сам механизм обнаружили с выключенным двигателем на Надеждинской. На сидение лежала кожаная куртка, шлем с очками и перчатки с крагами. Водитель попросту скинул одежку и ушел проходными дворами. Простой, но ловкий обман.

Джуранский с брезгливой миной разложил вещественные улики.

Даже беглого осмотра хватило, чтобы установить: вещи принадлежали, без сомнения, Одоленскому. Их всего лишь одолжили. Вот, зачем модный костюм пропал из особняка!

– Прекрасно, Мечислав Николаевич, результат великолепный, – подбодрил Ванзаров. – Отчего мрачны?

– Филеры от мастерской Кортмана прислали донесение: птичка упорхнула.

– Упустили?!

– Никак нет, провели до конца.

– Так что тревожит?

– Я проверил донесение… Двое агентов вели… Ошибки быть не может…

– Ротмистр, позвольте угадать… – Родион Георгиевич погладил череп Сократа. – Филеры видели, как птичку привезли… в «охранку». Ведь так?

Джуранский уставился на начальника с плохо скрываемым удивлением.

– Нет! – решительно отрезал он.

Коллежский советник оставил бюст древнего грека, призадумался и с некоторым сомнением спросил:

– Неужто в Министерство Императорского Двора?

– Никак нет!

– Могу ли знать…

– В приют.

– Куда?!

– В Никольский женский сиротский институт! – отчеканил Джуранский. – Один филер на Обводном канале остался, присматривает за главным входом. Так я еще двоих послал.

Вот это действительно сюрприз. Серебряный феникс прилетел вечером туда, где еще днем томились дочурки. Какая, однако, неожиданная, но любопытная случайность.

Из походного саквояжа явилась фляжка шустовского.

– За логику Сократа! – провозгласил Аполлон Григорьевич, изрядным глотком облегчив емкость, и добавил с ехидной ухмылкой: – Верю в нее даже в минуту горестных поражений, да!

Ванзаров отказался поддержать и захлопнул створки окна.

– Пора! – решительно заявил он.

– Да, к актрисам поздно, пойду упаду на подушку. – Лебедев со вкусом потянулся.

Внезапно Родион Георгиевич выхватил из брючного кармана браунинг, лихо отщелкнул обойму, проверил, заткнул оружие за пояс, как заядлый революционный боевик или тать с большой дороги, и скомандовал:

– Ротмистр, за мной.

– Куда еще? – поразился Лебедев. – Сирот пугать на ночь глядя?

– Восстановим попранную честь сократовой логики.

– Это пистолетом-то?!

– Когда главное оружие чиновника сыскной полиции дает сбой… – Ванзаров выразительно постучал себя по лбу-на выручку приходит иное.

Августа 9 дня, ближе к полуночи, прохладно, ветер.

Ресторан «Дононъ», Набережная реки Мойки, 24

Иному чиновнику не позволено являться в министерском сюртуке в место публичных развлечений. На это имеются строгие распорядки: для частного визита, не означенного официальным приемом, извольте надеть фрак. Никаких отговорок. А старомодный силуэт костюма в роскошном заведении – вовсе моветон. Однако метрдотель был кое-чем обязан господину Ванзарову и потому взялся лично проводить господ.

Идя по роскошному залу одного из лучших ресторанов империи, Родион Георгиевич старался не замечать косых взглядов и наглых смешек. Главное, чтоб Джуранский не потерял душевного спокойствия по причине неподобающей одежды.

Мэтр приблизился к столику рядом с портьерой, разделявшей другой зал, и с поклоном испросил разрешения побеспокоить. Господин в отменном фраке быстро обернулся.

– Что вы тут делаете? – резко спросил он.

– Позвольте составить компанию. – скорее приказал Ванзаров.

Господин во фраке указал на стул, рядом с которым свисала портьера:

– Как нашли?

– У вас разговорчивый денфик, господин полковник.

– А это кто?

Родион Георгиевич представил своего помощника и освободил мэтра от повинности раскрывать меню.

– Советую быть осторожным. – Хозяин стола особо громко обозначил неприязнь. – Я вас слушаю.

– Нет, Иван Алексеевич, теперь слуфаю я, – мягко поправил Ванзаров.

– Извольте. – Ягужинский налил себе рюмку водки. – Отстранен от должности. Не допущен во дворец. В отставку не подам из принципа. Посему ожидаю перевода в глухомань. Благодарить могу вас. Заодно примите поздравления. Клубок распутали. Убийца найден. Империя спасена. Стали фаворитом Фредерикса. Карьера идет резко ввысь. Мы в вас не ошиблись. Достаточно?

И полковник залил горе чистейшей «Смирновской». Ванзаров понимающе выждал и сказал:

– Благодарностей вафих не принимаю никак. К тому же убийца не найден. Знаете не хуже меня.

Ягужинский усмехнулся:

– Неужто самого Старика провели?

– Опять не про меня честь… Автор опасных посланий и мифического обфества действительно найден. Но он мелкая пефка, марионетка. Настояфий талант, им руководивфий, до сих пор в тени. Имею полное право заявить: убийца не разоблачен. Но уже известен. Я даже знаю, где он сейчас находится.

– Да? – Полковник во фраке снова наполнил рюмку. – И где же?

– Передо мной.

Рука с хрусталем замерла, не достигнув вожделенной цели, Ягужинский уставился на коллежского советника:

– С ума сошли? Успех в голову ударил?

– Никак нет, господин начальник дворцовой стражи. – Родион Георгиевич жестом предложил отпустить «беленькую» с миром. – Готов доказать в считанные минуты.

Иван Алексеевич глотнул обжигающий напиток как воду, не закусывая, возбудив тень удивления ротмистра, и громким голосом сказал:

– Попробуйте. Только поторопитесь.

– В понедельник утром кто-то наведался в особняк князя, чтобы подобрать все бумаги. Обыск провели тфательно. Но вот незадача – на полу оставили дневник Одоленского. И не просто какие-то записки для дуфи, а календарь визитов. Записей за год всего две, да и те с детским фифром. Одна про день «X», а вторая – анаграмма стряпчего. Стоило дернуть за эту ниточку, как выискался некто Выгодский, составивфий новое завефание князя и случайно взорвавфийся от сигары.