Валерио Манфреди - Оракул мертвых

— Обычно здесь вопросы задаю я.

— Ну, если так… — протянула Мирей, вставая.

— Садитесь, пожалуйста. Нам нужно его найти. Кое-кому угрожает смертельная опасность. И он… в общем, он — единственный след, способный привести нас к разгадке и помочь нейтрализовать возникшую опасность.

— Понятно. В таком случае скажите мне, о каком предмете идет речь: я доцент по истории искусств и могу кое-что объяснить вам. Я же взамен сообщу вам следующее: я выяснила, что продавщица из цветочного магазина в этом городе носит цветы на могилу профессора Арватиса, и поручил ей это… тот человек. — Она снова указала на портрет на столе Караманлиса.

— Я не понимаю. Как вам удалось…

— Так вы скажете мне, о каком предмете идет речь? Быть может, это важно для нашего дела.

— Сосуд… очень древний сосуд… золотой.

— Вы его видели?

— Да.

— Где?

— В подвале Национального археологического музея.

— А сейчас, разумеется, его там больше нет.

— Разумеется.

— А у кого он?

— По моим данным, у него. — Караманлис подбородком указал на рисунок. — Кажется, он пытался продать его двум иностранцам.

— Вы помните, как выглядел сосуд? Можете рассказать мне?

Караманлис попытался описать сосуд, хотя видел его всего несколько секунд, десять лет назад:

— …а в центре изображен человек с каким-то предметом на плече… то ли лопатой, то ли палицей, не знаю, а за его спиной — бык, баран и свинья… или кабан… Потом кто-то ударил меня по голове, и, когда я пришел в себя, сосуд исчез. Уверен, его украли по приказу мистера Икса.

— Но может оказаться и так, что он ему принадлежал или предназначался.

— Сударыня, как вы сделали этот рисунок и какой номер машины?

— Значит, в ночь с 16 на 17 ноября 1973 года в Афины из Эфиры приехали по крайней мере два человека — профессор Арватис и его сотрудник Аристотелис Малидис. Арватис умирал, однако доктор Псаррос, проводивший вскрытие, не может определить причину смерти. Похоже на обширный инфаркт, однако многоопытный прозектор не нашел тому ни малейших подтверждений. Сосуд в подвал музея, несомненно, отнес Малидис: будучи сотрудником департамента, он легко мог получить туда доступ. Однако то было временное хранилище, поскольку потом сосуд исчез оттуда и оказался, как можно предположить, в руках нашего таинственного друга…

— А вы молодец, — сказал Караманлис, досадуя, что он сам за столько лет не пришел к тем же выводам. — Вы считаете, я никогда об этом не думал? А дальше? А? Что дальше? Вот видите? Наши рассуждения никуда нас не приведут. Если нам не удастся понять, кто этот человек и чего он хочет. Вы кое-что знаете и не хотите мне говорить.

— Все случилось в ночь штурма Политехнического, не так ли, капитан Караманлис? Верно?

Ей вспомнилась фраза в конце страницы блокнота на столе Мишеля: «Афины… Где мне взять сил, чтобы снова увидеть Афины?»

— Все верно. Но при чем здесь это?

— Ни при чем. Ни при чем.

— Так вы расскажете мне, при каких обстоятельствах сделали рисунок? Поверьте мне: на карту поставлены человеческие жизни.

Мирей вынула из сумки фотографию барельефа, сделанную накануне в окрестностях мыса Сунион, и отдала ее Караманлису:

— Я скопировала его вот с этого.

Караманлис взял снимок и стал изумленно разглядывать его.

— Вы можете мне его оставить? Ведь у вас наверняка есть негатив…

— К сожалению, это единственный экземпляр. Я не могу вам его отдать.

— Позвольте по крайней мере сделать копию.

Мирей согласилась.

— Это займет всего пять минут, — сказал Караманлис. — Подождите немного, и я вам его верну.

Он вышел и отправился в фотолабораторию. Как только дверь за его спиной закрылась, Мирей заметила — на полу рядом со стулом капитана стоит портфель. Она не смогла побороть искушение заглянуть внутрь, но там не оказалось ничего интересного: юридические документы, записная книжка с пометами за вчерашний день. Посредине страницы карандашом была записана фраза, показавшаяся ей странной. Мирей скопировала ее, как только могла, и положила бумаги на место. Через некоторое время в кабинет вошел Караманлис со снимком в руке.

— Так где вы сделали фотографию? Что означает эта скульптура?

— Я сделала ее в мастерской скульптора, слепившего этот предмет, но пока больше ничего не могу вам сказать.

— А как по-вашему, что это?

— Я долго ее изучала… и размышляла. Для меня существует только одно объяснение: это маска. Я бы сказала… посмертная маска. — Она несколько мгновений молчала, потом заговорила снова: — Вы когда-нибудь видели золотые маски из микенских гробниц в Национальном музее?

19

Афины, управление полиции

6 ноября, 18.00

— Я хочу немедленно знать, где она остановилась, и хочу, чтобы начиная с этого момента за ней установили слежку на машине.

Агент нашел нужную информацию в центральном компьютере полиции.

— Она остановилась в гостинице «Неон Эрмис» на Плаке и живет там уже около трех дней.

— Кто у нас в том районе?

— Манулис и Папаниколау.

— Они расторопные?

— Довольно шустрые, капитан.

— Я хочу, чтобы они обыскали ее номер: мне нужен номер той машины.

— Хорошо, капитан.

— Только один момент: все должно быть сделано чисто, чтобы она ничего не заметила.

— Хорошо, будем действовать аккуратно.

— Еще я хочу, чтобы ее телефон поставили на прослушивание, немедленно.

— Но, капитан, это внутренний номер.

— Мне наплевать, внутренний он или нет: поставьте на прослушивание всю гостиницу, если понадобится.

— Как вам будет угодно, капитан.

Караманлис вернулся в свой кабинет и снова достал фотографии: Элени и Ангелики — для друзей Кики — Калудис — как две капли воды. Он заглянул в записную книжку, чтобы перечитать фразу, которую на самом деле хотел забыть: «Избегай вершины большого треугольника, избегай пирамиды на вершине треугольника…» Чушь какая-то, геометрические задачки, бессмысленные слова. Кто угодно мог бы такое сказать, для этого не надо быть ясновидящим. В дверь постучали.

— Капитан, тут кое-что очень странное.

— Что там?

— Поступил сигнал касательно фоторобота.

— Откуда?

— С Корсики.

Караманлис встал и отправился вслед за своим подчиненным в комнату для телекса.

— Вот, смотрите.

И он показал капитану пришедшую по телексу фотографию с изображением взвода Иностранного легиона в африканском оазисе: контуром было обведено лицо одного из офицеров.

— Фельдфебель сыскной полиции Сан-Клемана говорит, будто узнал человека на фотороботе: он был его командиром в Легионе во время боевых действий в поддержку англичан между Сиди-Барани и Александрией. Фотографию сделали в оазисе Сива 14 апреля 1943 года.

Караманлис взял линзу и внимательно рассмотрел фотографию.

— Конечно, немного похож… Нет, — сказал он наконец, — это не он. Человеку со снимка сейчас, должно быть, лет восемьдесят. А тому, кого мы ищем, не исполнилось и пятидесяти. Продолжайте. Никогда нельзя знать наверняка.

После встречи с Караманлисом Норман и Мишель долго обсуждали план дальнейших действий и пытались подвести итог тому, что знали, или думали, что знают, о событиях, уже столь значительно повлиявших на их жизнь, дальнейшего развития которых они пока еще не могли предвидеть. Им пришлось признать: к сожалению, они потеряли след сосуда Тересия, предмета, быть может, способного возвратить их к той ночи десять лет назад и вывести на сцену всех персонажей трагедии, по крайней мере тех, кто выжил. В любом случае, поскольку находившиеся в их руках знаки происходили из Эфиры, а оракул мертвых снова начал пророчествовать, рано или поздно им предстоит туда отправиться. У Мишеля были знакомые в Национальном музее, с которыми он поддерживал связь из университета по линии своей профессиональной деятельности, и теперь ему удалось, не вызывая подозрений, получить достаточно точную информацию относительно Аристотелиса Малидиса. Тот вышел на пенсию два года назад и вернулся в окрестности Парги, где у него был домик. Тогда Мишель отправился в Государственное управление казначейства и узнал там адрес, на который перечислялась пенсия.

— Должно быть, он многое знает, — сказал он Норману. — Он оставался здесь все те десять дет, на протяжении которых нас с тобой не было в стране…

— Быть может, он также знает, где находится сосуд. Он последний и почти наверняка единственный видел его. Кстати, есть вероятность — те сообщения, полученные нами в Диру, исходили от него…

— Возможно…

Они выехали из афинской гостиницы и отправились на запад, в сторону Миссолунги, а оттуда — на север, к Эфире. Когда город показался на горизонте, солнце уже садилось: дни становились все короче. Норман остановил машину на площадке и вышел размять ноги. Мишель тоже вышел, встал, опираясь на крыло автомобиля, и закурил.