Ловцы черных душ. Дело летающего ведуна - Роман Валериевич Волков

опровергают версию Валуа и не дают против него никаких улик. Если бы только этот Коляха попал мне в руки на пару часов, уж я бы быстренько заставил его петь соловьем!

– Исключено, – развел руками полицмейстер. – И вам это известно, коллега. После того, как ему стало известно о визите отца Глеба, охрана обвиняемого удвоилась, и любые контакты с ним стали для нас невозможны.

– Это возмутительно! И как же он объяснил свой запрет?

– В своем духе. Сказал какую-то заумную чушь, про бездну вроде…

– Не могли бы вы вспомнить поконкретнее, это может быть важно. – Муромцев привстал в кресле.

– Что-то вроде «сознание безумца суть бездна, не смотрите в бездну, иначе бездна может в ответ посмотреть в тебя». Тарабарщина. – Сарайкин раздраженно дернул плечами. – Впрочем, он согласился самолично допросить Инюткина на предмет открытых нами новых обстоятельств дела.

– И что же? Он рассказал вам результаты допроса?

– Да, но вы же понимаете. Естественно, он попытался подладить новые обстоятельства под свою старую версию. Дескать, Инюткин завидовал чужим талантам и из зависти решил отомстить счастливчикам, наказать их за то, что они незаслуженно получали все блага мира, пока он был ими обделен. Никаких новинок. Естественно, мы пытались найти к нему подход по нашим, э-э-э… секретным каналам.

– Подсадили агента к нему в камеру? – догадался Муромцев. – И что же?

– Провели оперативную работу по внутренним каналам, – подмигнув, поправил его Сарайкин. – Пытались выяснить, не скрывает ли арестованный крупные суммы денег. Объясняли, что в тюрьме и даже на каторжной пересылке эти деньги могли бы ему здорово помочь. К сожалению, ничего добиться не удалось. Инюткин ушел в отказ. Только все бубнил, что деньги у него только оттого, что высочайшее начальство его премировало за заслуги, да и те уже давно жена потратила.

– А с чего вы решили, что у него должны быть большие деньги?

– Мы осмотрели бухгалтерские книги Инюткиных, по-вашему, между прочим, совету, и действительно обнаружили там интересную деталь. Мещанка Матрена Инюткина делала крупные покупки каждый раз после исчезновения очередного чиновника, причем почти всегда на одну и ту же сумму, около тридцати рублей.

– Ее уже допрашивали?

– Да, несколько раз. Она показала, что действительно в последнее время ее муж несколько раз приносил с работы наличные деньги, говорил, что получил премию от высшего начальства, и просил деньги немедленно пустить в оборот, что она и делала. На эти деньги приобретался сахар для варенья, а также различные дорогостоящие специи для изготовления джемов и мармелада: корица, имбирь, кардамон, гвоздика, померанец, розовая вода. Все это недешево обходится. Зато и лавочка после этого существенно увеличила доход.

– Неужели она не подумала, что эти деньги могли попасть к нему незаконно? Кража, взятка?

– Она только рассмеялась в ответ на наши предположения. Ну, действительно, какие взятки у письмоноши? И украсть ему тоже нечего, кроме бумаги и чернил.

– Однако тридцать рублей – это огромные деньги для курьера. Кто мог выписать подобную премию, да еще и многократно?

– Мы допросили Ефима Кузютина, титулярного советника, заведующего почтовой канцелярии и непосредственного начальника Инюткина, – развел руками полицмейстер. – И выяснили, что в этом году его действительно премировали дважды. Один раз ему выписали рубль премии, а второй раз – полтора. По словам самого Коляхи, премию выписывал некий чиновник настолько высокого ранга, что даже имя его он произносить всуе не решался. Так что тут все, к сожалению, понятно. После того, как жертва была оглушена, преступник просто выворачивал ее карманы и грабил. Вот и весь сказ.

– Но ведь и сами жертвы тоже были весьма небогаты, – вступился за Коляху отец Глеб. – У коллежского регистратора все месячное жалование сорок рублей, так откуда же у бедняка в кармане окажутся такие деньги?

– Только в день получки, первого числа каждого месяца, – ответил Муромцев. – А в какие числа у нас происходили нападения?

– Шестнадцатого, двадцать седьмого, семнадцатого, пятого… – перечислил полицмейстер, заглядывая в настольный календарь. – Действительно не сходится. Придется нам пока что смириться с версией самого Инюткина о таинственном высокопоставленном покровителе и искать другие зацепки. А что, кстати, наш единственный живой свидетель, Григорий Нумыхин? Отец Глеб, вы посещали его сегодня утром?

– Да, посещал, – скорбно склонил голову священник. – Но никакого толку для следствия не добился. У несчастного усечен язык, как у древних святых мучеников, попавших в лапы к язычникам. К сожалению, ничего, кроме мычания и стонов, от него добиться не удалось, его взгляд был мутным и безумным, предложенную ему грифельную доску он в гневе отшвырнул и лишь выл, заливаясь слезами. Видимо, рассудок полностью покинул его. Господь немного облегчил страдания жертвы через мою молитву, но нам остается лишь надеяться, что достойный уход и духовное участие со временем вернут ему разум.

В кабинете повисло неловкое молчание. Муромцев мрачно курил, отец Глеб молился, закрыв глаза, Сарайкин без интереса листал протоколы вскрытия. Наконец шеф жандармов громко прокашлялся и объявил:

– Что же вы все так расстроены? Наши дела вовсе не так плохи. Преступник задержан, преступления остановлены, в губернию вернулось спокойствие. Инюткиным займутся в тюремной лечебнице, покамест решится, что ему более подходит – каторга или желтый дом. Возможно, когда-нибудь врачи сумеют раскопать его темный мозг маниака, и мы узнаем истинные ответы, а пока…

– Главное, что мы смогли обнаружить тела жертв, – заметил отец Глеб, открывая глаза, – и теперь можем придать их земле, как подобает по православному или пускай даже и магометанскому обычаю. Родственники смогут оплакать и проводить их как полагается.

– Верно, – угрюмо кивнул Муромцев. – А нам пришла пора возвращаться в столицу и сосредоточить наши усилия на освобождении Нестора. Черт знает, может, Валуа и прав, не стоит нам смотреть в бездну…

– Вовсе нет! Ведь смотреть в бездну это наша работа!

Все изумленно обернулись ко входу. В дверях стояла торжествующая Лилия Ансельм. Одежда ее была забрызгана серой болотной грязью, а в руках она держала некий сверток, закутанный в ткань.

Лилия положила сверток на стол перед застывшим в изумлении полицмейстером и изнеможденно свалилась в кресло. Она прикрыла глаза и произнесла своим потусторонним голосом медиума, который использовала обычно в минуты спиритических откровений:

– Господа, похоже я нашла след! Настойчивые видения, преследовавшие меня в последнее время, оказались истинными и пролили свет на настоящую причину столь жуткого помутнения рассудка, случившегося с Инюткиным.

– Вы снова побывали там? В этом жутком доме? Одна? Но как вам это удалось? – побледнев больше обычного, спросил отец Глеб.

– Ну вы же сами запретили мне присутствовать на вскрытии, – с кокетливой обидой заметила Ансельм, возвращаясь к своему обычному голосу. – Поскольку я