Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти

Но в этот момент на затылок его что-то обрушилось, и все погрузилось во тьму.

Придя в себя, Тора обнаружил, что лежит на боку со связанными руками и ногами. Вонючая тряпка, которой ему заткнули рот, и чудовищная боль в голове вызывали дурноту.

Приоткрыв один глаз и осторожно осмотревшись, он понял, что все еще находится в башне Расёмон. Тело Юмакаи исчезло, на его месте теперь сидел, скрестив ноги, человек, читавший при свете масляной лампы книгу. Человек показался Торе знакомым.

Память постепенно возвращалась к нему. Тора вспомнил: этого самурая разбойничьего вида он встретил внизу. Меч по-прежнему висел у самурая за плечом, а вот лук и колчан со стрелами он снял и положил в сторону.

Тора смекнул, что очутился в крайне неприятной ситуации, и тихонько попробовал на прочность веревки. Бесполезно! Если его связал ронин, то вырваться так просто не удастся — этот малый, видать, хорошо знает свое дело. Ноги Торы, согнутые в коленях, были связаны с руками одной веревкой за лодыжки и запястья. Бок, на котором лежал Тора, страшно ныл; боль отдавалась в ребрах. Одна рука совсем онемела. Но самое омерзительное ощущение вызывала тряпка во рту. Грязную и вонючую, ее наверняка нашли в куче отбросов, оставленных грабителями после обчищенных до нитки мертвых тел. Дурнота снова подкатила к Торе, и он сосредоточил все усилия на том, чтобы унять ее. Если его вырвет с этим кляпом во рту, он задохнется от собственной блевотины. Наконец ему удалось успокоиться, и он ровно задышал.

Между тем ронин перевернул страницу.

То, что разбойник с большой дороги читал книгу, поразило Тору. Этот человек был примерно такого же роста, как и он, но покрепче и шире в плечах и груди. Несколько шрамов на лице — по-видимому, от неглубоких порезов мечом — придавали его чертам мужественную красоту, и аккуратно подстриженная борода с усами очень шли ему. Одежда его, хоть и поношенная, была опрятной и хорошего качества.

Снаружи на лестнице послышались шаги, и ронин поспешно спрятал книгу за пазуху. Он посмотрел на Тору, потом на дверь. В комнату вошли трое. Двое из них были одеты как бедняки-рабочие, один — здоровенный верзила, другой — тощий коротышка. Последним был монах. Хотя голова его была не покрыта и соломенную шляпу он держал в руке, Тора вспомнил, что именно его видел внизу, когда тот, вероятно, притворялся спящим. Он был молод, круглолиц и широкоплеч. Порядком отросшие волосы и щетина на подбородке свидетельствовали о том, что он не очень-то верен монашьим обетам.

— Ну? Все сделали как положено? — спросил ронин.

Верзила прошел по комнате, сел возле стены и громко шмыгнул носом.

— Хватит сопли распускать, Штырь! — прикрикнул на него щуплый коротышка. Голос у него был высокий, почти детский, и лицо гладкое, как у ребенка, но под глазами и вокруг рта проступали отчетливые морщины. — Да, — ответил он на вопрос ронина. — Похоронили мы нашего приятеля честь по чести, как и обещали. Выкопали ему сухую могилку под стеной, и монах совершил обряд, пробубнил там какую-то белиберду, пока Штырь хныкал, как младенец.

Штырь снова захлюпал носом, а монах раскатистым и зычным голосом спросил:

— Ну а как наш пленник?

Они все посмотрели на Тору, и тот поспешно закрыл глаза.

— Пока не шевелится, — сказал ронин. — Что будете с ним делать?

— Я бы прикончил ублюдка, — предложил Штырь.

Тора в ужасе распахнул глаза — теперь-то он разглядел заостренный металлический прут, высовывавшийся из правого рукава детины. Вот, оказывается, отчего так ныла у него голова. Странно, что он вообще остался жив. Ведь верзила мог раскроить ему череп.

— Нет, никакой крови! — решительно заявил монах.

Ронин прокашлялся:

— Сдается мне, перед нами нелегкая задача. Поскольку это какой-то служащий и у него было время запомнить нас в лицо. — Он не договорил, а, вскочив, подошел к Торе и, подняв его за шиворот, поставил на колени, потом продолжил: — Он напустит на нас полицию, прежде чем ты успеешь помолиться своему Будде. Эй, смотри-ка! Я так и думал, что он уже очнулся!

Голова у Торы раскалывалась. Закрыв глаза, он услышал словно издалека голос монаха:

— Вид у него никудышный. Куда ему сопротивляться! Может, чуточку ослабим веревки? А когда силы начнут возвращаться к нему, он сам выпутается. К тому времени мы будем уже далеко. Гвоздь знает пару хороших местечек, где можно укрыться.

Штырь что-то грубо возразил ему, и Тора на всякий случай осторожно открыл глаза. Комната словно завертелась, неотесанные доски под коленями, казалось, задвигались. Тора попытался издать несколько жалобных мычащих звуков.

Ронин с отвращением посмотрел на него:

— Не знаю, не знаю, монах. Дай этому служаке хоть сколько-нибудь веревки, и он удавит ею еще одного горемычного пьяницу.

Монах сдавленно рассмеялся:

— Ну тогда мы могли бы оставить его уборщикам.

Тора снова замычал и затряс головой, но перед глазами все тотчас же помутилось, так что он едва устоял на коленях.

— По-моему, он пытается что-то сказать, — заметил ронин. — А ну-ка, Гвоздь, вынь у него изо рта затычку, и мы послушаем, что он хочет нам сообщить.

— Он позовет на помощь! — возразил Гвоздь.

Тора снова замотал головой, но на этот раз от невыносимой боли обмяк и рухнул на пол.

Его подняли и снова поставили на колени, потом прозвучал зычный голос монаха:

— Сильно ты его огрел, Штырь? Уж больно скверно он выглядит. — Он вынул изо рта Торы тряпку.

Тора жадно глотнул свежего ночного воздуха, выплюнул застрявшие во рту обрывки вонючих ниток и распрямился, насколько позволяли веревки.

— Если вы чуточку ослабите мне сзади путы, мы сможем чудненько поговорить, — прохрипел он.

Штырь грязно выругался, ронин усмехнулся:

— Мне по душе твоя храбрость, чиновник, но, по-моему, мы прекрасно смотаемся отсюда и без тебя. Что ты делал здесь?

— Я не чиновник. Я служу своему господину. Он послал меня разыскать нищего по имени Юмакаи. Только оказалось, что я слишком опоздал. Одна уличная шлюха сказала мне, что вы отнесли утопленника сюда. Потом, когда я все-таки нашел старика Юмакаи, какой-то ублюдок огрел меня так, что я чуть дух не испустил. Вот и все. А теперь развяжите-ка меня, и тогда мы представимся друг другу более подобающим образом.

 Хитомаро, Гэнба и двое разбойников допрашивают связанного Тору

Ронин усмехнулся:

— Ишь ты какой прыткий! Сразу видно, далеко пойдешь. А мне вот сказали, что все чиновники умеют втереться в доверие и притвориться добренькими. Их специально этому учат. По всему видать, тебя ждет блестящее будущее. Тон ты взял, конечно, верный, только над враньем надо бы еще поработать. Как я понимаю, твой господин из знатных. С какой стати ему беспокоиться о жалком нищем старикашке? Не-ет, тут ты хватил лишнего. Заврался, брат!

— Точно! Этот ублюдок врет! — рявкнул Штырь. — Давайте-ка заткнем ему пасть навеки и смотаемся отсюда.

Двое его сообщников молча выжидали.

— Ладно, — сказал Тора. — Поступайте как знаете. Убийца только скажет вам спасибо за такую помощь. Сначала вы зарыли тело, а теперь хотите убить единственного человека, который помог бы вам найти этого ублюдка. Хороших друзей имел несчастный старик, ничего не скажешь! — Он в сердцах сплюнул.

— Ах ты, кусок дерьма! — взревел Штырь, вскочив на ноги и уже занеся над Торой свой металлический прут.

Не вставая с места, Гвоздь преградил ему путь ногой. Штырь с грохотом свалился на пол.

— Ай да молодец, Гвоздь! Ловкий выпад! — похвалил его ронин. — А ты, Штырь, сядь и дай этому парню сказать. Мне уже становится интересно. Ну а ты объясни. Когда старика выудили из канала сегодня утром, стражник объявил смерть от утопления. С чего же тогда ты взял, что его убили?

Вместо ответа Тора изобразил выпученные глаза и вывалившийся язык удавленника.

Ронин понимающе кивнул:

— Я уже думал об этом. Ну так кто же убил его?

— Понятия не имею, но, похоже, это тот же ублюдок, который задушил девушку в Весеннем Саду. Старый Юмакаи видел убийцу и мог его опознать. Вот почему мой хозяин, узнав, что Юмакаи выпустили из тюрьмы, сразу же послал меня разыскать его.

— Врешь ты все, дерьмо собачье! — рявкнул Штырь. — Полицейские сказали, что Юмакаи сам и убил девушку! Они забили его чуть ли не до смерти. Зуб даю, что ты один из них — ходишь тут, вынюхиваешь, чтобы затащить его обратно в тюрягу. Тогда у вас будет на кого повесить убийство. А может, ты сам и прикончил его?!

Тора повернулся и пристально посмотрел на верзилу, потом медленно, словно обращаясь к малому ребенку, проговорил:

— Если бы я убил его, то не пришел бы сюда. Его выпустили из тюрьмы благодаря стараниям моего хозяина. И мой хозяин потом очень тревожился за него.