Отстойник душ - Денис Нижегородцев

самую удобную позу в кресле, скованное запястье и затекшую правую руку, это была едва ли не лучшая ночь, проведенная Юрой Бурлаком в прошлом.

Он спал безмятежно, как младенец, гуляя до рассвета с Ритой. А после успел забежать домой, уже в будущем, созвониться и поделиться последними новостями с лучшим другом Петькой, увидеться с мамой.

В конце он снова услышал голоса работников морга. Санитары на службе СЭПвВ так и не приняли решения относительно необходимости новой инъекции, когда «труп» Бурлака неожиданно пошевелился, а потом и вовсе продемонстрировал средний палец.

— Ты видел? — ошалело спросил один из санитаров.

— Обычная судорога, — ответил второй, но в его голосе слышалось сомнение.

— Да он просто издевается над нами! Надо сообщить Дмитрию Никитичу!

3

Утром Георгий проснулся от звона цепи… Он был прикован наручниками к массивной чугунной батарее. Тогда как освобожденный от пут Викентий Саввич сидел в кресле, положив ногу на ногу, и безмятежно просматривал свежую американскую прессу.

— Так… — поморщил лоб Двуреченский. — «Зэ Нью-Йорк Таймс» сообщает, что русские люди по-прежнему ходят в валенках и редко пользуются достижениями техники. В статье о гигантских расстояниях в России отмечается, что путь между Москвой и Петербургом пешком занимает у русского крестьянина не меньше чем две недели.

Ратманов потряс кандалами. Но его пленитель как ни в чем не бывало продолжил чтение:

— Посмотрим теперь, что пишет о нас «Нью-Йорк Уорлд». Семья российского императора окружена нитями заговора. Так, фрейлина Анна Вырубова представляется не только самой приближенной фигурой к императрице Александре Федоровне, но и ключевой фигурой заговора российских анархистов, — здесь Двуреченский сделал паузу, чтобы отпить еще кофе, и, причмокивая, добавил: — А вот это даже похоже на правду…

Следом он прочитал и про Распутина. Якобы знаменитый старец умеет двигать своим демоническим взглядом даже мебель. А со ссылкой на неназванного американского дипломата в Санкт-Петербурге утверждалось, что тот лично наблюдал, как Распутин вышел на улицу в дождь и вернулся совершенно сухой.

— Да, выходить сухим из воды — редкое умение, — подал голос Георгий и потряс цепью в третий раз.

— А, Ратманов, не спишь?

— Думаешь, самый умный, да?

— Иногда посещают подобные мысли, — признался Двуреченский.

После этих слов Жоржик выплюнул заранее припасенный за щекой небольшой ключ и быстро освободился с его помощью от наручников.

— Этого тоже следовало ожидать, — заметил Двуреченский, переворачивая страницу газеты. — Все одно и то же, во все времена пишут про нас одинаково!

— Но, кажется, мы собирались с утра в банк?

— Точно! Спасибо, что напомнил. Допью только местный кофий, и я весь твой!

Однако закончить дезертиру не дали. Из коридора послышался шум. Какие-то люди последовательно дубасили в каждую дверь на этаже и, представляясь сотрудниками Бюро расследований, требовали впустить их внутрь. Сомнений в том, что СЭПвВ уже совсем близко, не было, пожалуй, ни у кого. Особенно когда очередь дошла и до двери номера Двуреченского:

— Откройте, именем закона!

Тогда инициативу взял на себя Ратманов:

— Сколько этажей в «Савое»? — шепнул он соседу.

— Пятнадцать.

— А мы на каком?

— На четырнадцатом…

— Нормально!

Георгий выдохнул, отдернул занавеску и первым вылез на узкий уступ под окном. Двуреченский колебался, но тоже недолго. Успев прихватить с собой чемодан, вцепился другой рукой в руку Ратманова и гуськом двинулся вслед за ним. В этот момент они выглядели как настоящие напарники, готовые не только работать, но и умереть вместе.

— Ты не помнишь, какое по счету окно ведет в холл? — спросил Георгий.

— Без понятия.

— Кажется, вон то!

Без небольшого везения тоже никуда. И, испытав невероятные эмоции от высотной прогулки с панорамным видом на Центральный парк, подельники завалились в коридор гостиницы. Двуреченский тяжело дышал. Он думал дождаться лифта, но уже совсем рядом слышались топот ног и окрики местных «жандармов».

— Вниз, по лестнице! — скомандовал Ратманов.

После чего они на максимально возможной скорости преодолели четырнадцать пролетов. И под конец Викентий Саввич, чье немолодое тело к тому же было отягощено многочисленными болячками Гнойного, едва не испустил дух. Но он по-прежнему был верен себе и прижимал к груди чемодан с деньгами.

Покидали «Савой» через служебный вход, благо Двуреченский заранее изучил пути отхода. А оказавшись на улице, не останавливаясь, запрыгнули в такси.

— Куда едем? — недоверчиво спросил водила.

Ратманов ткнул Двуреченского локтем в бок, чем доставил ему еще большие страдания.

— Перекресток Бликер-стрит и Лагардия плейс, — пролепетал бывший инспектор СЭПвВ.

4

Но даже когда вышли в нужном районе и встали перед вывеской «Бэнк оф Америка», старший подельник все еще не мог прийти в себя.

— Твой выход, Викентий Саввич, вернее вход, — заметил Жора. — Я все понимаю, но, кажется, более ответственного момента, чтобы положить все деньги в банк, уже не будет.

— Знаешь что, — покачал тот головой, — посмотри на меня… Куда я пойду в таком состоянии?

— Бросим дело, ради которого проделали путь в десять тысяч километров, да и дело с концом?

— Ни в коем случае! Вместо меня в банк пойдешь ты и оформишь все на свое имя!

— Вот это поворот. И ты так просто мне это позволишь? — в этот момент Жоржику стало даже жалко напарника.

— Иного выхода не вижу. А уже потом соображу, как переправить мою часть денег с твоей помощью, хоть бы даже и через будущее.

Ратманов поотнекивался для порядка, но делать нечего, пришлось принять план Двуреченского. Видно было, что последний не хотел отдавать чемодан с ценными бумагами и ассигнациями Георгию, но сделал над собой очередное усилие и снабдил подельника необходимыми инструкциями: о том, как открыть счет, отдать их общие накопления в доверительное управление и договориться о том, что когда-нибудь вкладчик либо его наследники придут в любой филиал «Бэнк оф Америка», скажут пароль «барон Штемпель» и заберут все причитающееся, да еще и с процентами!

— Баррон Стэмпэл? — не понял менеджер по работе с важными клиентами.

— Ба-рон Штем-пель, — несколько раз выговорил по слогам попаданец.

— О’кей, — последнее, что он услышал от работника банка.

А потом вышел из отделения с небольшим квитком вместо чемодана и помахал им перед носом Двуреченского, который сидел на лавочке под типичным нью-йоркским платаном:

— Молодец, Гимназист, моя школа! — прокомментировал тот.

— Что-то ты приуныл, Викентий Саввич, — Георгию уже во второй раз сделалось его жалко.

— Ты все сделал правильно, и надобность во мне практически отпала.

— Что ты хочешь этим сказать? Отправишь меня домой, а сам на заслуженный отдых?

— Вроде того, — Двуреченский с трудом поднялся с лавки. — Только не прямо здесь. Найдем сейчас более спокойное место… Для справки: вон там Нижний Ист-Сайд и Чайнатаун, это Ист-Виллидж, тут Маленькая