Суд короля - Э. М. Пауэлл

ловушке, — испуганно прошептала Дейзи. Стэнтон шагнул обратно к дверному проему и, негромко чертыхаясь, втолкнул туда Дейзи, загородив ее своим телом.

К ним подошел первый из грабителей.

— Вы что ж, уважаемые, глухие разве? — Он снова ощерился в редкозубой ухмылке. — Я ж говорю — доброго вам дня.

— И вам доброго дня. — Стэнтон постарался сказать это как можно увереннее и попрочнее уперся ногами в землю, чтобы не шататься. — И вам тоже.

— Сэр, — подошел второй и отвесил деланый поклон.

— Хотя день-то нынче скорбный, — сказал Стэнтон. — Я про ордалию. Грабителю пришлось расплатиться за свое преступление — и большей цены попросту не сыскать.

У него была слабая надежда, что воспоминание о творящемся совсем рядом суде поможет. Тщетно.

— Скорбный? — Здоровяк указал своей дубинкой на пояс Стэнтона. — А я бы сказал, что очень даже славный денек.

Он поднял дубинку к лицу посыльного:

— Славно, что все топчутся у ямы, ну а ты пока давай-ка мне свой кошель.

Стэнтон едва заметно кивнул. Сделай он это хоть на йоту сильней, и его нос коснулся бы бугристого дерева.

— Охотно отдаю.

Его пальцы на ощупь искали завязки кошелька, а Дейзи между тем замерла, безмолвно привалившись к спине Стэнтона. Хоть бы ей хватило ума стоять так и дальше. В кошельке лежало все жалованье Стэнтона, но возражать не приходилось — надо было остаться целым. Он опустил мешочек с монетами в ладонь грабителя.

— Вот. Теперь я в последний раз пожелаю вам доброго дня.

Здоровяк сунул кошель под свою залатанную тунику:

— Девку тоже берем.

Дейзи тихо ахнула.

Будь оно все проклято.

— Нет, — Стэнтон сжал зубы и взглянул в глаза грабителю, — она останется со мной.

— Не надо, Хьюго. — Дейзи попыталась обойти его.

Но он должен был это сделать. Хотя бы попытаться.

Стэнтон остановил девушку, положив руку ей на плечо. Однажды он уже подвел любимую женщину и теперь не хотел — не мог! — сделать то же самое и с этой.

— Бери на здоровье мой полный кошелек, дружище, но девушку не трогай.

Грабитель склонил голову набок и опустил дубинку.

— Ну все, расходимся. — Стэнтон с усилием сглотнул.

Он вежливо кивнул мужчине, отчаянно напрягая ноги и плечи, чтобы не пошатнуться.

Стэнтон даже не заметил взметнувшейся руки противника — лишь уловил стремительное, смазанное скоростью движение, а в следующий миг уже лежал на грязной зловонной земле, согнувшись вдвое от взорвавшейся в животе боли и острого недостатка воздуха. Отчаянно втягивая воздух, он взглянул вверх и увидел, как грабитель протягивает руку Дейзи.

Она перешагнула через Стэнтона, даже не взглянув вниз.

— Долго же вас ждать пришлось, — сказала она здоровяку.

Тот похлопал ее по щеке своей лапищей:

— Мы всегда рядом, не боись. Да и с таким дурнем нечего было за тебя переживать, это ж сразу ясно.

Стэнтон перекатился на бок, погрузив пальцы в жидкую грязь. Он отчаянно закашлялся, грудь лихорадочно вздымалась, и дыхание стало возвращаться, но каждый новый вдох был острым, как удар ножа, — как и каждое слово стоящего над ним мужчины. Дурень. Наконец он умудрился приподняться на локте.

Грабитель ухмыльнулся, а потом повернулся к своему сообщнику и девушке:

— Идем, а то, не ровен час, увидит кто. У меня ног с руками лишних нет.

— Постойте. — Девушка присела на корточки и, взяв Стэнтона за подбородок, взглянула ему в лицо.

Он попытался отдернуть голову, но сил по-прежнему не было.

— О мой принц Железное Пузо, как же мило, что ты хотел меня защитить. Ты милый, — она легонько потрепала его за подбородок, — но глупый. Любой из них переломит тебя как тростинку. Ты прав, не воитель ты. — Она припала к его губам своими. — Так что побереги свое хорошенькое личико для девушек. — Дейзи выпрямилась: — Уж послушай моего совета.

— А насчет того, что ты там про цену плел, — сказал главарь, — человек виновен, только коли его поймают, — тут он отвел ногу назад, — а нас не поймают.

Стэнтон попытался увернуться, но не успел. Нога впечаталась туда же, куда чуть раньше кулак. А потом в лицо.

Больше ему не подняться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Элред Барлинг, клерк королевского суда, пробежался по списку оставшихся дел, которые предполагалось заслушать в этот последний день пребывания судей в Йорке.

Вечер и грядущая ночь сулят множество хлопот, без которых не обойтись при переезде такого многолюдного собрания. Завтра суд выступит в следующее графство, и, как всегда случается при таком количестве людей, гладким путешествие не будет. Эти объезды, эти установленные его величеством королем выездные судебные сессии были колоссальным предприятием. Суд, в котором ныне заседал Барлинг и в котором председательствовали де Гленвиль, де Во и Пикено, ведал северными графствами от Ланкашира до Нортумберленда и дальше. А палящее яростное июньское солнце замедлит переезд еще сильнее. Барлинг старался не думать о неизбежных жаре и неудобствах предстоящего пути.

Однако сейчас, под сенью цитадели замка, всё вокруг, несмотря на ранний час, делалось четко и правильно. Суд закончит все свои дела сегодня, как и было запланировано.

Судьи сидели на своих возвышениях слева от Барлинга, на стоящем перед ними широком столе были разложены кипы реестров и приказов, которые могли им понадобиться. Большинство клерков сидели с опущенными головами, старательно выводя записи на вощеных дощечках, другие с безмолвной целеустремленностью сновали взад и вперед по своим рутинным надобностям, изредка останавливаясь и еле слышно о чем-то переговариваясь. Ожидавшие своей очереди истцы толпились чуть поодаль в почтительном молчании, многие из них сжимали в ладонях собственные бумаги. После слушания очередного дела их место займут следующие.

Шло слушание первого дела — обычной земельной тяжбы. Владелец заявил, что был неправомочно изгнан со своей земли. Вместе с ним поддержать иск прибыло двенадцать законопослушных свободных мужчин.

— Выселение истца признать незаконным, — объявил де Гленвиль, закрывая дело.

Привычный чеканный ритм слов решения в тиши залы погрузил Барлинга в умиротворенный покой. Он позволил себе короткий кивок и принялся вытирать руки льняной тряпочкой, прежде чем взять в руки стило. Сжимать его потными пальцами было неудобно. Клерк принялся выводить буквы, не забывая прислушиваться и к судьям, которым могло что-то от него понадобиться.

Хотя его обязанности в суде были непростыми и зачастую требовали непрерывной работы в течение целого дня, Барлинг взвалил на себя бремя этого долга добровольно — как и все, что он когда-либо делал на службе у короля. Однако удовлетворенность от добросовестно выполненного долга далеко не всегда равнялась удовольствию.

Сейчас, посреди прокаленного жарой Йорка, ему было сложно вспомнить пронизывающий холод лондонского января,