Филип Гуден - Бледный гость

Дворецкий был куда более искушен в верховой езде, нежели я, и, наверное, без труда расправится с незваным гостем. Однако ждать я не стал, чтобы убедиться в этом, и, пока дворецкого отвлекали, постарался незаметно улизнуть. Скатившись к заднему краю плиты, я неудачно спрыгнул вниз и напоролся ребрами на торчащий из земли камень, однако обращать на это внимание было некогда, я спешил в глубь гигантского круга, припадая к земле и просто на четвереньках. Серые монолиты, прежде вызывавшие отчуждение, теперь представлялись мне надежным убежищем. С равнины доносились ржание, громкие понукания Освальда и еще какие-то странные звуки. Отлично! Дворецкий все еще был занят. Может, все-таки он не такой уж и хороший наездник. Почти по центру каменного круга лежала пара поваленных блоков, скорее всего столб и его перекрытие, судя по тому, под каким углом они лежали. Но даже при таком их положении я мог спрятаться за ними, не пригибаясь. Трава была здесь выше, между поваленными плитами росла ежевика, и я, не обращая на нее внимания, укрылся в этом тенистом углу и только надеялся, что Освальд проедет мимо, не заметив меня, по крайней мере, если он не собирался прочесывать местность. После я мог бы вылезти из убежища и поспешить в Солсбери.

Я ждал, хотя на равнине все смолкло. И это ожидание среди камней, кажется, тянулось целую вечность. Говорят, круг – это магическая сущность, внутри которой время останавливает свой бег. Однако в случае с этим конкретным кругом такого не случилось. Тени на траве постепенно удлинялись, неспешно двигаясь в сторону поваленного столба. По-прежнему вокруг не было ни звука, за исключением гула насекомых и птичьих голосов. Стороной проскакал кролик. Норки этих зверьков были тут повсюду. Тишина.

Я не шевелился. Все тело затекло. Руки и лицо чесались от колючек ежевики. Чтобы дать отдых членам, я решил распрямиться, как вдруг похолодел от ужаса.

Где-то рядом хрустнули камешки и раздался какой-то шорох.

Я мигом сунулся обратно в убежище.

– Вы здесь?

Я чуть было не ответил – очень трудно этого не сделать, если вопрос снисходит к вам прямо из небес, – но вовремя опомнился.

– Вы здесь, мастер Ревилл?

Это был Освальд. Подобный сухому пергаменту, голос совсем не вязался с окружающей обстановкой, вдали от Инстед-хауса, где ему самое место.

– Я знаю, что вы здесь.

Чего ж тогда спрашивать, подумал я с раздражением.

– Уверен, вы меня слышите, мастер Ревилл.

Я принудил себя к молчанию, и теперь это давалось легче: не выдавать себя, не отвечать. И хотя слова Идена напоминали невинную забаву в прятки, тон – совершенно другое.

– У меня есть кое-что для вас.

Голос был то громче, то тише, то чуть ли не у меня над ухом, то на расстоянии. По-моему, в своих поисках Освальд бродил наугад среди торчащих кверху камней и поваленных блоков. Я вжался еще дальше в угол между двумя глыбами. Их неровные края, завешенные ветвями ежевики, создавали иллюзию убежища. Угол, под которым светило солнце, был мне на руку, – там, где я прятался, царила глубокая тень. Вероятно, я смог бы выстоять в драке с Освальдом, но ведь неизвестно было, что за оружие он взял с собой. Более того, я ничего не знал о том, какой силой он располагает и насколько далеко он может зайти. Но без сомнений, он не о погоде со мной собирался разговаривать.

В какой-то момент наступила тишина. Потом, хотя я ничего и не видел, но каким-то образом догадался, что сей джентльмен подошел к дальнему краю одного из моих камней. Я чувствовал, он близко. Возможно, все дело было в моей интуиции, в этом природном изобретении, приводящем в равновесие чаши весов хищника и его жертвы.

Сразу же пришла и уверенность.

– Ну же, мастер Ревилл, довольно игр.

Я услышал, как, кряхтя, Освальд влезает на поваленную глыбу. Вероятно, он проделал это по той же причине, что и я ранее: для лучшего обзора окрестностей.

Вот он! Его тень растянулась на траве. Я видел и слышал, как он идет по наклонной поверхности камня, будто у него была роль на сцене без слов. Дойдя до края глыбы, он остановился и огляделся. Я сидел, абсолютно недвижный, в своем укрытии. Освальд, в своем обычном одеянии, торжественно черном, покивал головой сам себе и развернулся кругом, чтобы вернуться обратно. Я стал смотреть в землю, наверное, из-за простодушной веры в то, что если я его не вижу, не увидит меня и он.

Потом он появился прямо надо мной.

Шаги его смолкли. «Ага», – донеслось до меня. Потом, судя по шаркающему звуку, он, должно быть, наклонился, чтобы поднять какой-то предмет.

– Мастер Ревилл?

Я смотрел в землю.

– Я вас вижу.

Не шевелиться. Может, это уловка, чтобы я себя выдал. Как у детей. Только это совсем не ребенок, а весьма опасный взрослый человек, Освальд, который стоит прямо надо мной. Но ничего. Скоро уйдет. Только не смотри наверх.

– Я вижу вас, Николас. А вот что вы видели той ночью? Боюсь, видели слишком много.

Украдкой я бросил взгляд сквозь ветви ежевики.

Костлявая фигура Освальда, очерченная солнечным светом, казалось, сужается кверху. Оттуда, где я сидел, он выглядел… опасным. И в руках своих он держал большой камень.

Почему-то я чувствовал себя каким-то преступником, пойманным в капкан и беззащитным. Я спокойно улыбнулся. По крайней мере, губы мои совершили что-то подобное.

– Спрашиваю вновь, что вы видели?

– Ничего, – ответил я наконец.

– В покоях миледи вы рассказали другое.

– Вас я ни разу не упоминал.

– Но что вы поведали судье?

– Что бы ни поведал, теперь это не имеет значения. Письменные показания в седельной сумке судьи Филдинга.

Сказав это, я уже жалел о своих словах, ведь я практически предоставил Освальду прекрасный повод для того, чтобы напасть на Филдинга, пока тот едет по равнине… если этого уже не произошло. У меня похолодело в животе. Вспомнить только, как долго я ждал, что жеребец судьи покажется перед моими глазами. Возможно, дворецкий уже разделался с Филдингом и теперь собирается покончить с последним свидетелем против него. Прежде я не слишком задумывался над тем, что Освальд может быть участником тех ночных событий. Но теперь, разве слова и поведение дворецкого не доказывали его причастность?

Я увидел, как он, широко расставив ноги, заносит свои длинные руки над головой. Должно быть, камень в них был тяжелым. Вершина плиты, на которой он стоял, была всего в семи футах от моей макушки. Так что промах исключен. И если, швырнув камень, Освальд не убьет меня, то, конечно, сильно потом, не спеша, прикончит. Я не мог выбраться из тесного убежища, ставшего для меня ловушкой, или выбрался бы недостаточно быстро, чтобы избежать удара по голове. В детстве я видел, как мальчишки забивают камнями раненую птицу, – я и сам это делал, и теперь мне за это очень стыдно. Но нанести удар – несложно.

Меня передернуло в ожидании того, когда упадет камень. Стоило, наверное, свернуться калачиком, чтобы защитить голову от удара, но это означало бы сдаться на милость врага, и что-то во мне решительно против этого восставало. Секунды казались часами, что там – вечностью. Освальд все еще громоздился надо мной с воздетыми руками, будто сам окаменел.

– Стой!

Он уже готов был к броску, но, когда я закричал, остановился. Полагаю, швырнуть обломок камня в беззащитную жертву не так уж и просто. Даже в самом черством сердце может таиться сомнение. Так и случилось с Освальдом. А может, всему виной мой окрик. Во всяком случае, дворецкий своего дела до конца не довел.

И это дало возможность Адаму Филдингу приблизиться на достаточное расстояние, чтобы застать злодея врасплох, – ну почти так. Я заметил, как судья крадется по глыбе позади Освальда, и крикнул, чтобы отвлечь внимание дворецкого (а также в слабой надежде избежать того, что мне размозжат голову). Освальд развернулся назад, чувствуя чье-то присутствие за спиной. Простым ударом Филдинг оттолкнул его. Или же Освальд потерял опору под ногами из-за тяжелого камня, который держал в руках.

Толкнули его, или он сам виноват, развязка была единственно возможной. Повалившись назад, он ударился головой о глыбу и упал в ту самую щель, где сидел я. Тело его соскользнуло и обмякло на траве Освальд лежал в удивительно спокойной позе, будто решил вздремнуть, руки и ноги раскинуты в стороны, голова прислонена к основанию плиты под таким наклоном, под каким голов я в жизни не видел. На его груди лежал камень, тот самый, которым он собирался расколоть мой череп.

– Как вы себя чувствуете?

О, ради этих ощущений можно было бы пожертвовать целостью головы и мозгов! Ведь Кэйт вновь хлопотала надо мной, прямо как после той первой переделки в Солсбери. По правде говоря, раны мои не были сколько-нибудь тяжелыми. Порезы и уколы от шипов ежевики, а также множественные болезненные ушибы на боку, там, где я приложился ребрами к торчавшему из земли камню, когда упал на землю. Ничего особенного. В конце концов, прочим в этом моем приключении повезло меньше – смерть от веревки, утопление, падение с высоты, даже смерть на солнечных часах.