Отстойник душ - Денис Нижегородцев

«Словно через гугл-переводчик прогнали», — подумал Ратманов. Но обязательство подписал и спустя еще какое-то время услышал:

— Хорошо, вы можете идти, господин Берман. Но помните, что здесь, в Америке, мы будем пристально за вами наблюдать и не потерпим никаких нарушений!

— О’кей!

После чего Георгия «спустили» вниз по лестнице разделения — по одной ее стороне шли те, кому разрешили въезд, по другой — получившие бан, а также так называемые временно задержанные. Последние составляли едва ли не пятую часть от всех пассажиров. К ним относились больные, подозрительные, слишком громкие, последователи левых идей, бедняки, те, кто приплыл в Америку зайцами, и так далее и тому подобное. И если тех, кто получил запрет на въезд в страну, отправляли ближайшим пароходом на родину, задержанные могли провести на Эллис-Айленде до нескольких месяцев, пока их не распределяли по двум оставшимся группам.

Ратманову повезло. Он провел на острове всего одну ночь. И, несмотря на жесткую койку, антисанитарию и порой враждебное окружение, состоящее из горячих сицилийцев, хитрых евреев и ирландской бедноты, на следующий день встретился у так называемого столба поцелуев с Двуреченским. Викентий Саввич даже обнял его в знак приветствия на американской земле.

— Ратманов! Ты меня напугал, — признался тот немного даже извинительным тоном. — Местные церберы не отбили печенку?

— А ты где скучал все это время? — ответил Георгий вопросом на вопрос.

— Да, перекантовался как-то, — отмахнулся тот. — Не так я представлял себе нашу встречу, твою так уж точно! Но давай уже ноги в руки, нам еще надо в банк…

— А где наши вещи?

— Вещи в лучшем виде! Считай, путешествуют в первом классе! — ответил Двуреченский. — Для этого пришлось, конечно, расстаться с еще некоторой частью бугровского наследства, но, думаю, оно того стоило. А каких трудов мне стоило упаковать твой «веблей»…

— Я слышал, что за меня можно было внести залог? — перебил Георгий.

— Да? — Викентий Саввич придал своей физиономии выражение, будто он и не в курсе. — Впрочем, я был уверен, что тебя выпустят! Свобода — наше все!

«С другой стороны, Двуреченский хотя бы не убег, хотя мог бы», — рассудил про себя Жоржик, когда проплывали мимо статуи Свободы в сторону Манхэттена.

2

Остановиться решили, вернее решил Викентий Саввич, в одном из самых фешенебельных отелей города — в «Савое» на углу Пятой авеню и 59-й улицы. И в отличие от парохода, здесь взяли два отдельных, хотя и соседних номера. В одном из них уже успел «как-то перекантоваться» Двуреченский, поэтому сейчас с видом знатока рассказывал вновь прибывшему о миллиардерах, наследных принцах и звездах немого кино, которые также квартировали здесь.

— У тебя деньги лишние? — пробурчал Ратманов.

— И чой-то ты такой серьезный, Жоржик? — Двуреченский, наоборот, пребывал в приподнятом настроении. — Живем один раз!

Георгий бросил на подельника вопросительный взгляд. И когда смысл сказанного дошел до обоих, оба рассмеялись.

— Получается, не один, ладно, — Двуреченский пошел на попятную. — Считай это моим подарком за некоторые неудобства, через которые тебе пришлось пройти. Из моей доли!

— А вот это дело хорошее, — согласился Георгий.

— А я и не знал, что ты такой меркантильный!

Заселившись в два почти идентичных и великолепных номера с видом на Центральный парк, у Двуреченского только немного побольше, подельники не смогли позволить себе расслабиться, хотя все к тому и располагало. А вместо этого отправились обозревать окрестности.

Небоскребы уже стали частью городского пейзажа. Может, и не такие высокие, как впоследствии, но Нью-Йорк заметно контрастировал с тогдашней широкой и низкой Москвой. Были здесь и полунебоскребы — здания высотой до двадцати этажей. А также бедные миллионеры, которые не дотягивали до уровня тогдашнего самого богатого человека в мире Джона Рокфеллера и еще дюжины магнатов. Повсюду продавались горячие собаки, то есть хот-доги. А простые американцы совмещали обед с походом в аптеку за лекарствами — в так называемых драгсторах можно было купить и то и другое. Были здесь и свои 10-центовые магазины, напоминающие наши «Фикс Прайсы» и «Все по…». И весь город утопал в рекламе, пусть знаменитых неоновых вывесок и не изобрели еще.

А вот такси представлялись пока что роскошью, а не средством передвижения. Цена в 50 центов за милю позволяла заказывать их только состоятельным клиентам. Впрочем, Ратманов с Двуреченским принадлежали сейчас как раз к таким, а потому преспокойно меняли желтую машину на зеленую, а потом зеленую на красную — в 1913 году нью-йоркское такси еще не имело единой цветовой гаммы.

Обо всем этом позже напишут Ильф и Петров в своей «Одноэтажной Америке»[73], а также Борис Пильняк в «Американском романе»[74]. Наряду с мемуарами Кошко и воспоминаниями о Москве Гиляровского это были настольные книги опера Бурлака. Потому, идя по той или иной стрит и сворачивая на очередную авеню, Жоржик заново переживал уже знакомые впечатления юности. Вот здесь — прямо как у Пильняка. А здесь — Ильф с Петровым не подкачали. Это было потрясающе, будто попадаешь в книгу и сам становишься ее героем! На какое-то время что Ратманов, что Двуреченский забыли о Геращенкове, Монахове, ностальгии и прочих житейских неурядицах. В гостиницу возвращались в абсолютном восторге.

— Но ты так и не дорассказал мне про попаданцев, — Ратманов снова включил заезженную пластинку.

— Завтра, все завтра, утро вечера мудренее, — в ответ вновь пообещал манипулятор.

Однако Георгий стал уже опытным путешественником во времени. Ему надоело бесконечное кормление завтраками. А еще он пообещал себе кое-что. Поэтому сейчас Жора не ушел к себе, а… застегнул на запястье подельника наручник, или «ручные связки», как тогда говорили, и потом другое кольцо — на своей руке.

— Жоржик, ты с дуба рухнул?!

— Никак нет, Викентий Саввич! Просто дал себе зарок пристегнуть тебя наручниками к чему-нибудь тяжелому, чтобы мотивировать, наконец, рассказать мне все — все без остатка!

— Откуда у тебя наручники?

— Эхо войны. Шучу. Наследие вольнонаемного агента сыскной полиции второго разряда. Но не суть. А суть в том, что мы — банда, и если не хочешь провести эту ночь вместе со мной, то ответишь за все!

Двуреченский думал обидеться. Но, видимо, настолько хотел спать, что отдался на милость победителя и даже припомнил один дурацкий анекдот:

— В Америке поступил в продажу набор «Юный полицейский». В него входят пистолет, полицейский значок, наручники и труп напарника, чтобы мстить за него…

— Смешно, — невесело заметил Ратманов. — Но мы отвлеклись.

Для начала Жоржик спросил о том, как налажена связь между агентами службы в прошлом и их кураторами в будущем. Ответ Двуреченского огорошил:

— Никак не налажена. Как