Губернское зарево - Евгений Евгеньевич Сухов

Карловна указала на воротник и подол. – Потом, лаковые черные ботинки с черными же шнурками, шелковые коричневые перчатки и коричневая шелковая шляпка с мантоньерками…

– Так вот, то, во что она была одета, нам надлежит сегодня купить, – произнес Иван Федорович, глядя на Апполинарию Карловну. – Того же цвета, фасона и размера. То есть один в один…

– У нее еще был ридикюль, – неожиданно произнесла мадам Перелескова. – На шелковом шнуре…

– Про него вы тогда ничего не говорили… – покачал головой Иван Федорович.

– Ну, вы спрашивали только, во что она была одета, а ридикюль к предметам одежды не относится…

– Это верно, да. Это мое упущение, прошу прощения, – извинился Воловцов. – А какого материала и цвета был ридикюль?

– Из коричневого бархата, – ответила Перелескова. – Без вышивки и прочих деталей, просто благородный коричневый бархат.

– Я вас понял, – прикинул что-то в уме Иван Федорович. – А больше ничего не хотите добавить? Зонтик там, какие-нибудь украшения…

– Нет, больше ничего, – сказала Апполинария Карловна. – Только ридикюль. Он висел у нее на руке…

– Ну, тогда поехали?

Ах, милостивые государи. Вы сами знаете, что это значит – ходить с женщиной по магазинам и лавкам: мука несусветная. Нужно иметь большое терпение, чтобы, плетясь в хвосте дамы, следовать за ней по разным отделам магазина и смотреть то, что смотрит она. Даже если вы пошли в магазин за какой-то определенной вещью, кроме нее будет высмотрено все, что имеется в продаже, нужно это вашей женщине или не нужно. И далее вы будете нести за ней все эти коробки, коробочки и свертки, имея одну-единственную мысль в голове: скорее бы закончился этот променаж, дабы вернуться домой, улечься на свой любимый диван, вытянуть ноги и уставиться в потолок, наслаждаясь тишиной и спокойствием…

Воловцов и Песков впали в тоску уже после посещения «Магазина модного дамского платья» Степана Рудакова, что был расположен на Соборной улице. Полтора часа! Полтора часа провели они в нем вместе с Апполинарией Карловной, которая, не уведи ее Иван Федорович из магазина почти силком, так бы и оставалась в нем до самого закрытия. Правда, платье малинового цвета с корсетом они все же приобрели, но ведь сделать это можно было всего-то за десять минут, ну, пусть за четверть часа, а не потратить на это целых полтора часа.

Такая же история повторилась и в магазине «Французские моды» Хаима Губермана. Здесь они с ходу приобрели лаковые черные ботинки на черной шнуровке, которые, по словам Апполинарии Карловны, были «точь-в-точь, как те…». Но потом дело застопорилось. Она столь долго выбирала тальму, зачем-то затребовав для осмотра мантильи и манто, что Воловцов и Песков были вынуждены выйти на улицу подышать.

– Вот ведь, а? – беспомощно произнес Иван Федорович, уныло глянув на Виталия Викторовича. На что тот безрадостно протянул:

– Да-а-а…

В конце концов, нужная тальма была куплена. Песков, как и в предыдущие разы, попросил у приказчика товарный чек, что нужно было ему для отчета. Оставалось прикупить лишь шляпку, перчатки и ридикюль. А на улице уже начинало темнеть…

В магазине «Модные дамские шляпки» Антона Чикина они пробыли относительно недолго: всего-то минут сорок – сорок пять. Апполинария Карловна быстро нашла нужную шляпку, а потом стала примерять на себя все остальные, которые имелись в продаже. Приказчик даже вспотел, исполняя приказания Перелесковой подать «вон ту шляпку, не, вон ту, а лучше вот эту…» Наконец, насмотревшись на себя в зеркало в самых разных шляпках, Апполинария Карловна осталась в шляпке, похожей на турецкий тюрбан, украшенной тремя высокими перьями какой-то экзотической птицы, цветами и бантами из шелка. На боку сверкала стразами серебряная пряжка…

– Как вам? – повернулась она к Воловцову, демонстрируя, скорее, не шляпку, а себя в ней. – Правда, замечательно?

– Прелестно, – ответил Иван Федорович хрипловато-тусклым голосом, глядя на женщину полузакрытыми от усталости глазами. – Просто чудо какое-то…

– Правда? – благодарно посмотрела на него Апполинария Карловна.

– Сущая правда, – голосом засыпающего портового грузчика, весь день разгружающего тяжеленные мешки и баулы, проговорил Воловцов.

– А может, мне лучше пойдет вон та шляпка? – указала Перелескова пальчиком на шляпку с круто загнутым в одном месте полем. – Или вон та, похожая на мексиканское сомбреро?

– Нет, эта! – уже в отчаянии бросил Иван Федорович и посмотрел на Пескова: – Позвольте, в знак благодарности за помощь, мы вам ее купим?

– О, господа, мне кажется, это уже лишнее… – не очень уверенно произнесла Апполинария Карловна.

– Не лишнее, не лишнее, – заверил Воловцов и быстро позвал приказчика, веля ему упаковать модифицированный турецкий тюрбан в шляпную коробку и перевязать ее подарочными лентами…

Последнее из нужного – перчатки и ридикюль – они купили в лавке «Дамская галантерея» Генриха Гогенштольца на Николо-Дворянской улице. И когда Воловцов с Песковым, вздохнув и повеселев, что дело, наконец, окончено и можно расходиться по домам, ринулись было к выходу из лавки, Ивана Федоровича остановил голос Перелесковой:

– Посмотрите, господа, какой великолепный ридикюль!

– Где? – подошел к ней Воловцов. Пескова рядом с ним не было: он предпочел все же покинуть лавку и подождать снаружи.

– Да вот же! – указала она на холщовый мешочек.

– А-а, – протянул Иван Федорович. – На солдатскую котомку похож. Только маленькую.

– Да что вы, это же последний писк моды! – едва не возмутилась «солдатской котомкой» Перелескова.

– Писк? – удивленно посмотрел на нее Иван Федорович.

– Да, – ответила Апполинария Карловна.

– И в какую цену этот писк? – перевел взгляд на приказчика Воловцов.

– Семнадцать рублей с полтиною, – последовал ответ.

– Сколько?!

– Семнадцать рублей с полтиною-с, – учтиво повторил приказчик.

Такие деньги у судебного следователя по наиважнейшим делам имелись, поэтому он кивнул со словами:

– Я покупаю!

– Может, не стоит, Иван Федорович? – нерешительно промолвила Апполинария Карловна.

– Стоит, – безапелляционно произнес Воловцов.

Когда они вышли из лавки, Песков, увидев их, просиял:

– Ну, что, все?

– Все, – устало произнес Иван Федорович. – Может, ко мне? Поговорим про завтрашний день…

– Нет, я домой, – попробовал улыбнуться Виталий Викторович, но у него не получилось. – Сегодня был слишком трудный день.

– Понимаю, – согласно кивнул Иван Федорович и покосился на светившуюся радостью Апполинарию Карловну. – Встречаемся завтра в десять в околоточном участке…

– Хорошо, – произнес Песков и, быстро распрощавшись с Перелесковой и Воловцовым, ретировался, растворившись в вечерней мгле.

А Иван Федорович, взяв извозчика, еще долго выслушивал щебетанье довольной проведенным променажем и подарками Апполинарии Карловны.

«Да, нет», – машинально отвечал он на вопросы Перелесковой, трясясь рядом с ней в коляске. Он чувствовал себя каторжанином, только что вернувшимся из забоя шахты и мечтающим как можно скорее улечься на свою шконку и забыться сном. И когда они подъехали к дому Кокошиной, Воловцов, подав руку Перелесковой, дабы